Так что чинить, если что, ему. Хотя, случись что-нибудь по-настоящему серьезное, толку не будет и от него. В "свечах" сосредоточено под сотню Кобе. Нет, вряд ли все это богатство реально рванет, а вот тысяч пятнадцать-двадцать БЭР, для начала, полностью исключить все-таки нельзя.
И буквально никто не заметил слона. Да, с самого начала предполагалось принять все меры для того, чтобы рабочее тело поглотило, по возможности, все излучение ламп дьявольской атомной люстры, собранной на орбите. Поначалу, ничтоже сумняшеся, предполагали добавить к водороду толику атомов углерода. Наивные. Впоследствии состав рабочего тела, хорошо поглощающего лучистую энергию стал чуть ли ни главной тайной каждого производителя ГФАРД. Пределом совершенства, таким образом, была бы система, дюзы которой не светили бы вовсе, но совершенства на земле, как известно, нет. Но главное даже не это: поглотивший чудовищное количество квантов, летящий со скоростью девятнадцать километров в секунду, обращенный в плазму газ, остывая, потихоньку ассоциируя, светился ничуть не хуже.
В этих местах в июне не существует белых ночей, как в Ленинграде либо Мурманске, но вечерние сумерки длятся и длятся, бесконечно, день меркнет неторопливо, солнце опускается за горизонт с вальяжной медлительностью, и до глубокой ночи над горизонтом с западной стороны светится багровая полоса, стынущий уголь отгоревшей зари. При этом над самой головой, как ни в чем не бывало, светились мириады разноцветных звезд. В городе никогда не увидишь их в таком числе, не различишь оттенков цвета, да и такие крупные, отборные экземпляры почему-то не встречаются в небе мегаполисов. В лугах за речкой пахнет свежескошенной травой, ромашкой и, чуть-чуть, медвяной луговой клубникой, в руке тонкие пальцы Вики, и если это не счастье, то, значит, Юрок не понимает, что значит слово "счастье". Не важно, что было, не важно, что будет потом, через несколько минут или на следующей медленно меркнущей заполночной зорьке, — счастье уже то, что есть, и нет ни нужды, ни желания торопить события...
— Юра, — прошелестели, отвлекая его от сладких дум, слова девушки, — Юр, — а что это там светится? Неужто горит что?
— Где?
— Да вон же, вон...
Она указывала почти точно на запад, и он поневоле поднял взгляд. Да нет, не может быть. Померещилось... Но уже через несколько секунд от этой спасительной мысли пришлось отказаться: над западным краем небосклона вспыхнули, постепенно разгораясь, бесшумные языки огня, быстро захватившие всю западную треть неба. Какие там языки: исполинские перья, огненные ленты, целые полотнища разноцветного огня стремительно изгнали ночь с небосклона. Изумрудные, бирюзовые, лимонно-желтые, алые — тут превалировали спектрально-чистые тона, но присутствовал также пурпур, багрянец и какой-то мрачно-лиловый оттенок. Знамена холодного огня распространялись, как волны, распахивались, как крылья Гаруды, на половину небосклона и убирались обратно, меркли со скоростью, невозможной для материальных предметов.
— Что это, что? Юр, это война, да? Атомы?
— Не может быть, — с трудом проговорил он вдруг онемевшими губами, — полярное сияние. В Северодвинске видел, в армии.
Было очень похоже, но он сразу же, невзирая на потрясение, увидал очевидные различия: помимо изменчивых, подвижных сполохов, как будто бы собранных из множества тонких, ярких линий, тут еще было что-то вроде световых облаков, что разгорались и меркли гораздо медленнее.
И, — рассекая творящуюся в небе фантасмагорию примерно посередине, из-за горизонта неторопливо взошла и за несколько минут наискось пересекла небосклон Звезда. На самом-то деле невиданное светило больше напоминало огненный шарик, сердцевина которого пылала ослепительным, нестерпимым платиновым блеском, а контуры были довольно-таки размытыми, но "звезда" сказать проще. И сама по себе, помимо подожженного ей фейерверка, она светила разиков в пять поярче полной луны и одновременно освещала территорию примерно в пятьдесят тысяч квадратных километров. С каждым разом заметно теряя яркость, Звезда разгоняла эту ночь еще дважды, — а потом просто восходила, замедляясь, теряя яркость, становясь одной из многих звезд.
Там, где стоял день, еще ничего, а вот на ночной половине Земли в эти сутки было довольно весело. Каждый раз освещая сравнительно небольшой участок земной поверхности, "Фара", тем не менее, перепугала многие миллионы людей. А вызванное ее стартом искусственное полярное сияние смогла лицезреть как бы ни половина человечества, включая Аравийский полуостров и Северную Африку. Испущенные первым в истории полноценным ГФАРД заряженные частицы были, может быть, не так энергичны как те, что приносит "солнечный ветер", но зато пролились на ионосферу земли куда более густой и плотной струей, а на таком расстоянии магнитное поле не успело утащить на Север сколько-нибудь заметную их долю.
То есть паника и последовавший за ней скандал возникли чудовищные. Утверждают даже, что мир какое-то время балансировал на грани новой мировой войны. Сгоряча даже попытались запретить двигатель нового типа, но тут, понятно, ничего не вышло. Тем не менее, о ряде ограничений, со временем договориться удалось. С орбиты постановили уходить "по касательной", — хотя это, понятно, мало что дает. Выхлоп пробовали экранировать при помощи молекулярных "зеркал" имевших километр в поперечнике, но и это, разумеется, дало только очень ограниченный эффект. В конце концов в практику вошло использование химических "бустеров", срывающих крупные корабли с орбиты, а несколько позже — стационарных буксиров с маломощным ионным двигателем. Оба метода имеют как свои достоинства, так и свои довольно существенные недостатки. Так или иначе, но о неотъемлемом Праве На Темное Небо По Ночам человечеству пришлось забыть. Настало такое время.
Когда, несколько позже, проблемой ГФАРД вплотную занялись в NASA и "Дассо Интернасиональ" и, на определенном этапе, встал вопрос о составе рабочего тела, сэр Артур П. Парсонс вздохнул, и запросил "какие-нибудь документальные ленты про русское гало, только, пожалуйста, цветные".
В ста метрах от эпицентра атомного взрыва остались живые свидетели, от любого военного разгрома из любого "котла" вполне заметное число людей умудряется добраться до своих. Примерно так же в обстановке дикой паники и всеобщего ступора той памятной ночи нашелся даже не один человек, который не просто как-то там заснял рукотворную Aurora Borealis, но — запечатлел ее во всех подробностях на превосходной цветной пленке при безукоризненном качестве съемки. Представили себе? Вскочил, это, ночью, увидал то, что больше всего напоминает завязку Апокалипсиса, — и мастерски снял это действо во всех подробностях на случайно оказавшуюся под рукой кинокамеру. Не гвозди бы делать из этих людей, сердечники для бронебойных снарядов.
Проглядев такого рода шестиминутный ролик, сэр Артур вздохнул и продиктовал секретарю не только качественный, но и очень близкий к истине количественный состав искомого рабочего тела. Он относился к той категории людей с блестящим, парадоксальным умом, которые и до сих пор вырастают на Острове, причем не так уж редко. "Свой дорогостоящий технический секрет, — писал он несколько позже, — русские выложили на всеобщее обозрение огненными письменами во все небо. Если вдуматься, самая масштабная утечка информации в истории, и вряд ли когда-нибудь этот рекорд будет побит" — тут он, в общем, прав, и не сказал только, что заметил столь очевидное и прочитал титанический рецепт только один человек на свете: он сам. Да и то не сразу.
Руководство страны устроило руководству ЦУП-а грандиозный разнос, но, чуть поостыв, самих космонавтов решили все-таки не беспокоить. Пока в полете. Да и потом со всех точек зрения лучше сделать вид, что все в порядке. Что, с одной стороны, так и задумано, а с другой — что нам, в конце концов, глубоко наплевать на эту самую мировую общественность. Пусть себе клевещет.
Гулин с помощью Осипа Фрадкина напялил свой привычный, заслуженный скафандр, уже третий по счету, — и вышел в открытый космос. Кто разрешил? А кто запретит Петру Гулину насладиться итогом многотрудной деятельности? Он вошел в проект юнцом, а завершает его зрелым человеком. Кто лучше него знает, что можно, а что — все-таки категорически "нет"? Не факт еще, что его еще когда-нибудь доведется работать в космосе, уж больно много космических лучей из глубин Пространства и нейтронов из недр собственных изделий он получил за все эти годы. В конце концов, — необходимость возникла. Радиометрия в разных точках обшивки при зажженном "факеле". Да, в первый раз он вылезает на поверхность своего детища, когда оно движется с ускорением, ну так эта проблема решается при помощи недлинного фала и некоторой осторожности. "И Гулин Петр взглянул назад...".
Никогда еще он не видал Землю такой маленькой, потому что осторожно разгоняемый двигатель уже успел порядочно "размотать" орбиту. В данный момент "Фара" находилась над ночной половиной Земли, но темнотой там и не пахло. Зло, ослепляя даже через потемневший фильтр, горело отражение "факела" от облачного покрова в Западном полушарии, и чуть ли ни на половину видимой поверхности, заходя за края видимого диска Земли, плясали сполохи невиданно мощного северного сияния. А ведь он был совершенно убежден, что в космосе реактивная струя "Фары" будет совершенно невидима, и эта убежденность, этот предрассудок помешали ему хотя бы раз задуматься, как это будет выглядеть на самом деле. Не он один, кстати. Некогда было думать о всяких там привходящих обстоятельствах и второстепенных вопросах. Плевать. Если бы задумался и знал, это ни на йоту не изменило бы его планов и дел.
И "Гулин Петр взглянул вперед..." Оно того стоило. Никогда он не видел Луну такой огромной и величественной, хотя это, скорее всего, было данью субъективизму: слишком недалеко они успели продвинуться по направлению к Ночному Светилу. К цели.
Потому что целью испытательного полета являлся облет Луны с возвратом на околоземную орбиту. "На голове" "Фара" несла пристыкованный лунный модуль. На самом дальнем участке траектории предстояло произвести отделение модуля в автоматическом режиме, включение двигательной установки, раздельный полет кораблей на протяжении нескольких минут и обратная стыковка в автоматическом режиме. После реальной высадки, когда "Фара" будет кружиться на нормальной селеноцентрической орбите, операция по стыковке будет даже попроще, чем в этот раз, потому что сейчас понадобится активный маневр.
— А может? — Поднял глаза он перед тем, как расписаться в получении задания. — Чего уж там...
Но председатель госкомиссии только молча показал ему кулак.
— На Луну высадятся молодые, здоровые, и которых нетрудно заменить. А не лауреаты и орденоносцы, проторчавшие шесть лет под космическими лучами.
Справедливости ради надо заметить, что Гулину в ту пору стукнуло тридцать восемь, а Чивильгину аж целых сорок два. Спустя тридцать лет командиры ответственных миссий в космосе были, в среднем, заметно старше. Более молодые люди просто не успевали набрать необходимую квалификацию.
Понятное дело, что в полете им никто не командовал. Попробовали бы только, да и смысла не было, но, с формальной точки зрения, командиром корабля и начальником экспедиции являлся Чивильгин. И он, в свою очередь, тем более глубоко имел ввиду идиотское распоряжение руководства насчет "автоматического режима". Как же! Мало ли какая глупость взбредет в голову родному начальству, а он оставит модуль без догляда. Да, автоматика, которая все сделает сама, да, в качестве дополнительной гарантии ставший за этот год родным и любимым ФОР нового поколения для догляда за автоматикой... Вот только и то, и другое, — и весь комплекс "того и другого", а это отдельная песня! — сделал именно он, так что при его присмотре дело будет вернее. Его больше всего волновал двигатель, представлявший собой, по сути, "кусок" от стандартного двигателя "борея" и поэтому примитивный, как штык, ломаться там было попросту нечему, но, однако же, именно в таком варианте за орбитой Луны никто его не гонял. Мало ли что. Так что в надлежащий момент он взял на себя ответственность, принял решение, — и перешел в модуль. Нет, он, разумеется, не совершил тайной высадки на Луну, — такую фантастику следует отнести, скорее, к ненаучной, — просто миссия, предполагавшаяся в качестве беспилотной, прошла в пилотируемом режиме. Автоматика и ФОР учли его массу в скафандре, — и все. А с самописцем, чтобы писал, как надо, он справился: уж кто-кто.
Разумеется, как и всегда бывает в тех случаях, когда готовятся, продумывают все возможные и невозможные нештаты, все прошло на удивление гладко. О том, что весь полет состоял, по сути, из нарушений и своевольства, стало известно только через годы и десятилетия. К чему нервировать начальство? Солидные люди такого рода мелочи могли решить своей властью, тем более, — между собой. Хотя доклад о ходе испытательном полете делать, понятно, пришлось. На этот раз поднимать особую шумиху как раз и не предполагалось, но, раз уж так вышло... Приходилось извлекать пользу из того, что в итоге получилось.
Увидав невозмутимую физиономию Гулина в своем кабинете, когда тот стоял на том самом ковре, высокое начальство бесповоротно оставило намерения устраивать ему какие-то там разносы. Как-то не та личность. И бесполезно, и дожидаться какого-то смущения от этого идола — нереально. Зубы сломаешь. Да и обвинить-то, по большому счету, не в чем.
— Ну а вообще, — как? Если парой слов?
— Ну, если уж совсем коротко, то делали мы корабль для Луны, а когда сделали, то он оказался как-то великоват для этой цели. Смешно, но напоминает опыт военного кораблестроения: со стапеля сходит куда более совершенный корабль, чем проектировалось. Зато, при том опыте, который мы получили за время разработки и строительства, мы могли бы организовать экспедицию на Луну без всякой "Фары": на орбите приделали бы к паре-тройке "Бореев" внешние баки с окислителем, — и все! Ну, может быть, еще кое-какие мелочи, которые можно решить за несколько месяцев. Дешево и сердито. А для энергетики "Фары" этот маршрут как... Как на автобусе через двор. Мы не успеваем разогнаться до тех скоростей, которые в принципе может дать ГФАРД, когда уже приходится тормозить. Это раз.
— Боюсь даже спрашивать, что у тебя вторым номером.
— Ну, не так все трагично. Не забывай, что я все-таки в первую очередь технарь, и выводы у меня соответствующие. Я вдруг подумал вот о чем: как все-таки сказывается школа Александра Ивановича. Мы все автоматически начинаем думать об унификации любых наших изделий и сопряжении их в комплексы более высокого порядка с самого начала разработки. У нас получилось что-то в этом роде. Модное название "открытая архитектура". То есть, если по-русски, нам ничего не мешает собрать еще пару двигательных секций и прилепить к тому же кораблю. То есть никаких дополнительных технических проблем.
— И?
— И, после доработки, Марс. Нет, нет, — он выставил руки ладонями вперед, видя что собеседник начал наливаться краской, — пару раз, или сколько надо, мы на Луну, понятно, слетаем. Но восемьдесят, а то и сто километров в секунду, это, все-таки, совсем другой масштаб.
