Какой же все-таки тупица этот Хайнрик, — зло подумал энониец. — Неужели ему невдомек, что за два последних года я не открывал ни одной книги?! Ни одной! Пока все остальные изучали землеописание, историю и Старый Кодекс, мы сражались с Горностаями, ломали голову, где бы достать жратву и спали на земле. Откуда же мне знать, в каком году в Бейн-Арилле приняли Статут о Свободных городах или что в Энор Фиреме говорится об убийствах?! Я могу сказать только одно: когда я сам кого-то убивал, я меньше всего думал об Энор Фиреме.
Да что там книги! Пальцы Крикса огрубели так, что он едва узнал свой почерк. А писал он теперь медленнее всех в своем энгильде, причем иногда делал ошибки, которых не совершил бы даже новичок.
Но больше всего его вывели из себя занятия по философии. Сначала, когда он узнал, что их ведет Саккронис, Крикс обрадовался — он очень любил старого архивариуса и был совсем не прочь увидеть его снова. В прошлом Саккронис всегда разрешал ему сколько угодно рыться в свитках и даже надолго забирать их из Книгохранилища и читать в своей каморке Адельстане. Но радость южанина быстро сошла на нет, когда он оказался на этом занятии. Саккронис прочитал отрывок из известных "Монологов" Эйта из Гоэдды. Эти "Монологи" делились на главы — "Физика", "Эстетика" и "Этика". К какому из разделов относился тот, который им читал Саккронис, Крикс так и не понял, но это было неважно, потому что все три слова представлялись ему чем-то вроде названий на Древнем наречии — они звучали красиво и многозначительно, но их значение упорно ускользало от его понимания. Крикс очень старался вслушиваться в чтение, но после двух-трех непонятных фраз мысли сами собой переключались на что-то другое, и, когда Саккронис замолчал, "дан-Энрикс" ощутил полнейшую растерянность. В эту минуту собственная голова напоминала ему медный котелок, в который долго колотили черпаком, а потом наконец оставили его в покое. Пустота и легкий гул в висках — вот все, что осталось после выслушанного отрывка.
Крикс осмотрелся по сторонам, чтобы понять, что думают об этом его побратимы, но оказалось, что у остальных отрывок не вызвал ни малейших сложностей. Саккронис задал несколько вопросов, и лаконцы, постепенно увлекаясь, устроили в аулариуме настоящий диспут. Часть того, что они говорили, энониец понимал, но ему все равно казалось, что собравшиеся спорят на каком-то незнакомом ему языке. А когда Саккронис обратил внимание, что он молчит, переводя взгляд с одного участника дебатов на другого, и вежливо спросил, не хочет ли он что-нибудь добавить к возражениям Рейхана, Крикс покраснел так, как будто бы ему в лицо плеснули кипятком. "Спросите у кого-нибудь другого, мэтр" — почти грубо сказал он и, резко поднявшись на ноги, вышел из аулариума. В ту минуту он отдал бы все на свете для того, чтобы вернуться в Адельстан и выкинуть из головы Лакон, занятия по философии и трижды проклятые "Монологи" Эйта из Гоэдды. Почему сэр Ирем вообще решил, что его оруженосцу нужно знать все эти глупости? И почему, если его сеньор действительно считал, что это важно, он не оставил Рикса в Академии, а взял его с собой в Каларию?.. Сейчас "дан-Энрикс" предпочел не вспоминать, что он и сам рвался на войну и никогда бы не простил мессера Ирема, вздумай тот действительно оставить его в Академии. Он думал исключительно о том, что Ирем отослал его в Лакон, нисколько не заботясь, что он в жизни не сумеет наверстать того, что его побратимы изучили за последние два года.
На севере Крикс привык чувствовать себя ученым человеком. Уже то, что он умел читать по карте, вызывало у его соратников почти благоговение. И даже сам Астер полагал, что для мальчишки своих лет южанин знает слишком много. Тем обиднее было почувствовать себя круглым невежей по сравнению с друзьями из Лакона.
Крикс закончил отчищать котел и посмотрел на следующий. Так ему до ночи не закончить... А занятия уже идут. В скриптории сейчас, должно быть, переводят Старый кодекс с Древнего наречия на аэлинг. Идти туда и получать взыскание за опоздание, как будто мало ему было Вардоса? Только не это.
— С меня хватит, — вслух сказал "дан-Энрикс". Он решительно отставил в сторону лоток с песком, которым полагалось оттирать застывший жир, и, сунув руки в карманы, независимо зашагал прочь от кухни.
Вардос, разумеется, узнает, что его распоряжение осталось невыполненным, и вдобавок энониец прогулял последние занятия, но что он сможет сделать? Загрузить его работой? Снова вытащить из башни до подъема и заставить бегать вдоль стены? Так этих неприятностей южанину и так хватает, так что терять ему уже нечего.
"Дан-Энрикс" пришел в свою башню, растянулся на кровати и закрыл глаза. Плоский матрас, набитый овечьей шерстью, показался ему мягче пуховой перины. Энониц замычал от удовольствия и закопался головой в подушку. До чего все-таки приятно было наконец-то отдохнуть вместо того, чтобы горбатиться над поручениями Вардоса, размахивать тяжелым тренировочным мечом или выслушивать всякую чушь вроде занудных философских сочинений!...
Правда, толком поспать "дан-Энриксу" так и не удалось. Прошло никак не больше часа, когда его не разбудил какой-то младший ученик. Пока южанин ошалело протирал глаза, малявка сообщила ему, что лорд Ирем посылал за Риксом где-то с полчаса тому назад, и с этого момента его ищут по всему Лакону. "Передай, что я иду!" — ответил Крикс, быстро вставая. Он не мог поверить собственной удаче. Ирем требует его к себе, а значит, Нетопырь должен будет примириться в тем, что он не сможет досаждать "дан-Энриксу", пока тот не вернется. И в то же время он не сможет посчитать, что Рикс сбежал, поскольку тот покинул Академию только после приказа своего сеньора. Все складывалось просто замечательно.
При виде запоздавшего оруженосца коадъютор скорчил недовольную гримасу, но ничего не сказал. После Тронхейма рыцарь вел себя непредсказуемо — порой держался с энонийцем вежливо и отстраненно, а в другое время мог так резко отчитать его из-за какой-то мелочи, как будто Криксу все еще было двенадцать лет. Иногда юноше казалось, что сэр Ирем просто плохо представляет, как теперь себя вести — уж слишком сложными и противоречивыми успели стать их отношениях за этот год. Но сейчас энониец был так рад снова увидеть коадъютора, что он не стал бы обижаться, даже вздумай тот, по своему обыкновению, язвить и насмехаться над оруженосцем.
— Куда мы идем? — осведомился Крикс у рыцаря, когда они пересекали площадь Четырех дворцов.
Лорд покосился на него.
— Не задавай глупых вопросов, — сказал он устало. — Впереди только дворец. Ну и куда мы, по твоему мнению, идем?..
Еще немного помолчав, рыцарь добавил.
— Я должен присутствовать на государственном совете. Ты будешь меня сопровождать.
Когда до Крикса в полной мере дошел смысл сказанного, он остановился.
— Монсеньор, но на Малый совет не допускают посторонних.
— Ты не "посторонний", Рикс. Ты мой оруженосец, — сухо отозвался калариец. — И, пожалуйста, поторопись. Я не хочу, чтобы нас дожидались.
— Что я должен буду делать, мессер Ирем?.. — спросил Крикс, смирившись с неизбежным. Если коадъютор хочет, чтобы он его сопровождал, то выбора у Рикса нет.
Сэр Ирем мрачновато улыбнулся.
— То, что ты обычно делал на службе у лорда Аденора. Смотреть, слушать и запоминать. Ты должен быть готов к тому, что после совета доложить мне обо всем, что там происходило, и о своих собственных соображениях на этот счет.
Крикс удивленно заморгал.
— Зачем вам это нужно?
Коадъютор смерил юношу холодным взглядом.
— Не слишком ли много вопросов, Рикс?.. Не понимаю, чем ты недоволен. Во время аудиенции, которую тебе предоставил Валларикс, ты довольно откровенно проявил свой интерес к государственным делам. Теперь тебе предоставляется возможность вникнуть в них получше. Разве ты не этого хотел?
Крикс прикусил язык. Понятно... Император рассказал мессеру Ирему о его просьбе, ну а тот, как и следовало ожидать, остался недоволен. И решил наглядно показать это "дан-Энриксу". Правда, еще через несколько шагов Крикс начал сомневаться в собственной догадке. Ирем не сумел бы привести его на государственный совет в обход Валларикса. Значит, правитель одобрял эту затею. А два взрослых и неглупых человека, занятых серьезными делами, вряд ли могут делать что-нибудь только ради того, чтобы какой-то там оруженосец осознал свою неправоту.
Вдобавок, приглядевшись к рыцарю получше, энониец начал понимать, что, хотя его сюзерен сердит отнюдь не на него.
Словом, положение было довольно непонятным.
Лейда поймала себя на том, что каждый день под тем или иным предлогом появляется в приемной императора, надеясь встретить там мессера Ирема. Иногда рыцарь приходил, иногда нет, но с ним никогда не было "дан-Энрикса". Оруженосец коадъютора не появился во дворце ни разу.
Лейда неоднократно видела, как точно так же, как она сейчас, вели себя другие девушки из свиты Лисси, и догадывалась, что все это может означать. Подобное предположение пугало — и даже не только потому, что ее волновало мнение отца или угроза ее репутации. Куда сильнее девушку тревожило открытие, что нечто подобное может происходить с ней из-за другого человека — причем совершенно независимо от ее воли.
Когда они снова встретились с мессером Альверином, ее будущий супруг был безупречно вежлив и ни словом не упомянул про "Ожерелье королевы". Надо думать, в этот день дворцовых сплетников постигло тяжкое разочарование — ничто не указывало на то, что Альверин считает себя оскорбленным или хочет разорвать помолвку. К сожалению, в отличие от них, Лейда прекрасно понимала, что любезные манеры Альверина — просто маска, а на деле Альверин Фин-Флаэнн глубоко задет последними событиями. Вероятно, он рассчитывал, что Лейда сама попытается поговорить с ним без свидетелей и как-то объяснить свой необдуманный поступок на балу. Лейда неоднократно обещала себе объясниться с женихом — но так и не смогла заставить себя начать этот разговор.
Наконец, Альверину надоело ждать, и он нашел возможность побеседовать с ней без свидетелей. Он пришел утром, когда Лейда была в соколятнике и возилась со своим кречетом Бьято. Обернувшись на звук шагов и увидев перед собой жениха, Лейда почувствовала странный холодок под ложечкой. Бледное утренее солнце пробивалось сквозь высокое окно и золотило волосы Фин-Флаэна, а лицо у рыцаря было сосредоточенным и строгим — он выглядел серьезнее и старше того человека, который когда-то веселил ее рассказами про Тровен и про нападение "инеистых волков". А Лейда так привыкла к его отстраненной вежливости, что совсем не подготовилась к этому разговору.
— Я прошу вас уделить мне несколько минут, — сказал Фин-Флаэнн твердо.
— Ну конечно, мессер Альверин... сколько угодно, — сбивчиво пробормотала девушка. Чувствуя ее волнение, Бьято впился острыми когтями в плотный нарукавник из вареной кожи и до половины расправил крылья. Но с руки все-таки не взлетел.
Сэр Альверин явно не склонен был тратить время на долгие вступления.
— Мне кажется, нам нужно объясниться, месс Гефэйр. Когда я впервые обсуждал с вашим отцом нашу помолвку, вам было всего тринадцать лет. Раньше я не отдавал себе отчета в том, что это слишком... юный возраст для подобного решения. Когда вы сказали, что согласны выйти за меня, я опрометчиво решил, что это ваше личное желание, а не обыкновенная готовность согласиться с выбором отца. Наверное, это была моя ошибка. Но поверьте, Лейда — я всегда был далек от мысли вас к чему-то принуждать. Я вел себя довольно легкомысленно... так что ответственность за все последствия тоже ложится только на меня.
— О чем вы, сэр? — в полном смятении спросила Лейда.
Фин-Флаэнн грустно улыбнулся.
— О нас с вами, месс Гефэйр. Или, правильнее было бы сказать — о вас. Скажите, Лейда — вы хотите выйти за меня?
От такой прямолинейности, отнюдь не свойственной придворным кавалерам, Лей почти лишилась дара речи. Слышал бы отец, как жених ее дочери открыто обсуждает с ней ее желание вступить с ней в брак! Консервативному до кончиков ногтей мессеру Годелвину эта сцена показалась бы кошмарно неприличной.
А вот Элиссив это бы наверняка понравилось.
Лейда прикусила губу. И Лисси, и ее отец всегда отлично знали, что им нужно. Жаль, что она не могла сказать того же про саму себя... Совсем недавно она совсем было свыклась с мыслью, что станет женой мессера Альверина. Она думала, что это будет крепкий и счастливый брак. Без всяких глупостей типа бросания цветов с моста и распевания "Люэн Минаров" под окном. Но появился Рикс с его рассказами о смерти и отчаянии — и все внезапно стало слишком сложным.
Осознав, что она не знает, что ему ответить, Альверин Фин-Флаэнн обхватил себя за локти, будто бы ему внезапно стало холодно.
— При дворе шепчутся, будто вы влюблены в "дан-Энрикса". Кое-кто даже утверждает, что вы были влюблены в него еще до объявления войны...
— Какая чушь! — не выдержала Лейда. — Я ведь рассказывала вам, что Лисси познакомила нас незадолго до кампании. К тому же, Риксу тогда было лет тринадцать! О какой любви тут может идти речь?
— Извините, если я задел вас, повторяя эти слухи. Но сейчас-то Риксу уже не тринадцать, верно? Я видел, как вы танцевали с ним на празднике. А вечером того же дня с полсотни доброхотов в красках расписали мне, как он достал из лужи ваш цветок. Поэтому я хочу знать: вы в самом деле влюблены в "дан-Энрикса"?
Фин-Флаэнн говорил спокойно, но глаза у него потемнели и казались темно-серыми, как пасмурное небо.
— Я не знаю! — выкрикнула Лейда чуть ли не с отчаянием.
— Тише!.. — сказал рыцарь, сжав ее руку выше локтя. Бьято яростно заклекотал. — Прошу вас, говорите тише, месс Гефэйр... Если вас случайно кто-нибудь услышит — о нас будут сплетничать до самого Эйслита.
Лейде очень хотелось хоть раз в жизни поступить, как Лисси или королева Беатрикс — то есть топнуть ногой и сообщить, что ей плевать на всех дворцовых сплетников с Лаконской колокольни.
Но, к сожалению, ей не было плевать. К тому же Лейда быстро поняла, что Альверин Фин-Флаэнн думает отнюдь не о себе. Ему-то что? Захочет — и в любой момент уедет из столицы или просто перестанет появляться во дворце. Он беспокоился о ней. Хотя, если учесть все обстоятельства этой истории, она такой заботы совершенно не заслуживала.
— Я вижу, вы действительно запутались, — мягко сказал сэр Альверин, выждав пару секунд и отпустив ее рукав.
Только очень внимательный наблюдатель заметил бы, что Альверин совсем не так спокоен, как стремится показать. К несчастью, Лейда эта видела. Теперь, когда она гораздо лучше представляла, что он чувствует, ей делалось невыносимо стыдно оттого, что она — вольно или нет — поставила его в такое положение.
— Ну что ж... Я хотел предложить вам выход, который — как я надеюсь — вас устроит. Сейчас нам с вами придется временно расстаться — через несколько часов я уезжаю в Мирный с поручением от сэра Ирема.
Несмотря на то, что ее мысли были заняты совсем другим, Лейда все равно удивилась этой новости.
