И всё это тебя ждало бы, будь я бандитом, как и он. Тебе пришлось бы пройти через то же самое, только в главной роли со мной, а не с ним. Ты уверена, что этот путь лучше того, что предложил я?
И вновь тишина, лишь сопение в ответ, говорящее, что она внимательно слушает.
— Ты привыкла не доверять силовикам, — закончил я мысль, стараясь не давить. — Понимаю. Такие, как Карлос с детства воспринимались в твоем круге общения как 'социально-близкие'. Их психологию тебе легче понять. Только поверь, они все отстой! — понесло меня, я повысил голос почти до крика. — Никто, труха! Пыль под ногами! Я же — ангел, вассал королевы. Будущий. На которого у нее планы. А это другой уровень, Марин! Твоим бандюкам не чета! И твои привычки — всего-навсего привычки, с которыми надо бороться.
— Так что прекращай хандрить, солнышко, — подвёл я итог аргументам. — Ты скажешь мне спасибо, когда поймёшь. Сейчас же давай успокоимся и подумаем, что делать дальше.
— Я так больше не могу, Хуан!.. — Ответом мне стали всхлипы. Вначале еле слышимые, но быстро переросшие в истерический плач.
Плакала она долго, и я понимал, что так правильно, так нужно. Напряжение, в котором она находилась после... Бракосочетания, должно найти выход — слишком резкие навалились перемены.
Возможно, если бы я был рядом, сидел, смотрел в глаза, утешал, объяснял, адаптация далась бы ей легче. Она бы спряталась за меня и не знала бед, как это обычно делают женщины. Она ведь доверяет, иначе не поехала бы со мной. Но я далеко, и сегодняшний день, первое за последний месяц своё увольнение, посвятил не ей и её переживаниям, а маме и своему взводу. Чувствовал себя за это скверно, но тут изначально нужно было выбирать что-то одно, и в любом случае ощущать себя предателем.
Весь предыдущий месяц меня в Альфе не было. Вначале мы осваивали полигоны в Сьерра-дель-Мьедо, и это, скажу вам, что-то! После нас перебросили в Овьедо, на территорию резервного королевского дворца с обратной стороны планеты, где мы на местном военном полигоне отрабатывали взаимодействие с другими подразделениями. В частности, с другиМ подразделением. Моей 'пятнашкой'. Которую, как я понимаю, мне 'подарили', негласно. Если проект сеньор офицеров заработает так, как они хотят, скорее всего, именно 'пятнашки' будут охранять меня, и умение взаимодействовать с 'чёртовой дюжиной' им жизненно необходимо. Впрочем, как и 'чёртовой дюжине'.
Главная же мудрость матерей-командиров, что всё это происходило далеко от местного 'курятника', от лишних глаз, и 'телеграф' не выдал в эфир ни одной серьёзной аналитической версии произошедшего, ограничившись непотребствами, которые мы там, предположительно, организовывали.
Ага, были бы силы на непотребства! Эти дни дались тяжело, мы еле доползали до душа после занятий. Но я остался доволен.
Вернулись лишь неделю назад, и всё это время я сидел на базе взаперти. Девчонок один раз в увал выпустили, они не 'зелень', меня же не решились, видно, памятуя о нехорошем поведении почти месяц назад. Отпустили только сегодня, и то по случаю дня рождения мамы, и то только до вечера. Потому с Мариной до сегодняшнего разговора я общался лишь два раза, по внешней связи, но с доступом к которой, о чудо, проблем больше не было.
— Семейным разрешено, — усмехнулась Мишель на мой вопрос. — Но к твоему сожалению, звонить можешь только своей Пантере. Ну, и маме — само собой. Но и это не значит, что ваш разговор не будет прослушиваться в прямом эфире. Да, и не забывай о протоколах о неразглашении. Ты подписал, и если что...
М-да, продолжения не требовалось. Корпусом разработана целая кипа инструкций по организации общения с родственниками за пределами гермозатвора. Перечень, что можно говорить, что нет, занимает страницы. Есть там и процедуры, как связываться, кто за что отвечает в техническом плане, действия при тревогах и усилениях, и многое-многое другое. И внизу подпись, что 'не возражаю против вмешательства в личную жизнь путем контроля с помощью следящее-записывающей аппаратуры', чтобы юридически наверняка.
Марине так же предстоит освоить в будущем не меньшую кипу инструкций, но пока наши сеньорины девочку благоразумно не 'грузили', давая прийти в себя.
Из агрессивных монологов Пантеры в наших предыдущих разговорах я понял, что она стала изгоем в собственном районе. Да, её никто не трогал и пальцем, все возможные недруги обходили стороной, но почти все друзья, с которыми общалась, отвернулись, мотивируя, что она теперь 'краснопёрая'. Замужество же её начало обрастать легендами, и кого только в мужья ей не сватали, от сына хефе до молодого аристократа. Но главной версией была все-таки, что я — силовик. Либо шишка (сын шишки) департамента, либо вообще из императорской гвардии. И это напрягало особенно, ибо распространяться о моей личности ей настоятельно запретили.
Истину об этой личности, благодаря тому, что упал я как снег на голову, знало в её районе лишь небольшое количество людей, которые трепать языком не любили. Карлосу со товарищи нужно было во что бы то ни стало избежать репутационных потерь, камаррадос не хотелось выглядеть униженными, 'оттраханными' какими-то ряжеными сучками — это в мире криминала смерти подобно (напомню, репутация корпуса в народе не намного превышает уровень плинтуса), а мстить, демонстрировать окружающим силу, чревато — кое-кому сеньора Гарсия приватно объяснила, что не стоит верить народной молве. То есть, бандитам выгодно просто 'забыть' и о корпусе, о напавших на них las maricas, и обо мне, и о Марине, сделав вид, что никого из нас существует, распустив слухи о неких могущественных 'силовиках', с которыми лучше не тягаться. Эта версия в социальном беспределе нашей планеты была не такой уж сомнительной, и прошла на ура, к обоюдной выгоде заинтересованных сторон. И личное мнение меня или Марины значения не имело.
— Марин, всё в порядке, — произнёс я мягким успокаивающим голосом. — Это ломка стереотипов. Всё пройдёт, обещаю.
— Хуан, они ходят за нами следом! — шмыгнула она носом. — Куда бы мы ни шли!
— Они мешают?
— Нет. Просто ходят. Это паранойя, знаю. Но, Хуан, мне страшно!
И снова слёзы. Уже не истеричные и гораздо менее длительные.
— Хуан, я не знаю, что делать, если ты меня бросишь! — продолжила она. — Представляешь, через сколько после этого примчится Карлос, и что со мной сделает? Для чего я тебе? Зачем нужна?
Из моей груди вырвался вздох, кулаки непроизвольно сжались. Я и сам плохо понимал свои мотивы, и, что хуже, последствия. Да, не раскаивался в содеянном, но как-то понять и просчитать, что делать дальше, не выходило.
— Ты говоришь про бандитскую подстилку. А кто я для тебя? — давила она. — Ладно, сейчас ты играешь в благородство. Но если приедешь, я даже не смогу тебе отказать! Ибо тотчас окажусь в руках Карлоса! Так что не надо мне про 'защиту' и 'благородство'! И про 'подстилок' не надо!
— Знаешь что, солнышко, — жёстко отрезал я, сам поразившись своему голосу. — Заткнись!
Кажется, она меня завела — почувствовал дрожь в кончиках пальцев. Первый вестник приступа ярости. 'Плохо, Хуанито, очень плохо!' — проворчал внутренний голос. — Мы провели вместе три дня, — продолжил я, поёжившись. — Три дня я был для тебя как открытая книга. И после всего смеешь утверждать подобное?
— Я...
— Заткнись, сказал! — перешёл я на крик. Действительно, кое-что надо расставить по полочкам сразу и навсегда, чтоб больше не было прецедентов. — Все мои действия были обусловлены одним — защитить тебя. Просто защитить, ибо я чувствовал, что с ним ты не только не будешь счастлива, но станешь заложницей, попадешь в рабство. Из которого не вырвешься, несмотря на грандиозные замыслы. Я хотел спасти тебя, а не заиметь в собственность! И мне жаль, если ты этого не понимаешь.
— Понимаешь или нет, отвечай? — из моей груди вырвался рык. — Ты просто хочешь ужалить, или правда, обвиняешь в подлости?
Она стушевалась. Мой грозный рёв включил-таки в ней рациональное зерно, способность думать. Вернул ту всё-всё понимающую девушку, которая по простым недосказанностям делала глобальные и очень точные выводы.
— Нет, не обвиняю, прости... — пролепетала она. — Но ты же не будешь отрицать, что я у тебя в заложницах?
И не давая возразить, продолжила:
— Ладно, соглашусь, ты благородный. Но завтра ко мне заявится твоя 'подружка' и выставит претензии. И тебе выставит. И ты вышвырнешь меня, потому, что так будет нужно. Потому, что она твоя любовь и спутница, а я... Так, просто штамп в паспорте. Я не обвиняю тебя в подлости, но что потом делать мне?
Кажется, она вновь заплакала. И только тут до меня дошло, в какую яму загнал и себя, и её.
'Подружка'. Сейчас у меня её нет. Но наверняка появится в обозримом будущем. Гораздо более обозримом, чем мой безопасный с нею развод. Безопасный для неё, естественно. И этой 'подружкой' запросто может оказаться её высочество инфанта. А с такими сеньоритами, как наследная принцесса, спорить трудно.
...Или, чем чёрт не шутит, вдруг я встречу свою Бэль? — проскочила шальная мысль. — И мы найдём общий язык? Не знаю, как это отразится на моей 'работе' с инфантой, но Марину эта сеньорита вряд ли потерпит, даже в статусе 'где-то там есть, просто со штампом в паспорте'.
— Заинька, давай сейчас успокоимся и попытаемся сформулировать ситуацию заново? — попытался я переключить мысли и начать долгожданный диалог.
Марина не возражала.
— Значит так, я совершил бездумный поступок. Безответственный, бездумный, но не подлый. Ты с этим согласна?
— Да, — коротко ответила она.
— Далее, ты. Ты знала, что разрыв с Карлосом, ТАКОЙ разрыв, будет чреват? Что в любом случае окажешься моей заложницей?
В ответ раздалось недовольное сопение.
— Даже если не знала — чувствовала, не могла не предполагать, — продолжил я. — Но всё равно поехала со мной.
— Я думала ты бандит и...
— Вся моя вина, что меня нет рядом, и ты не живёшь в моём доме, под моей прямой защитой, только и всего, — отрезал я. — Иначе бы никаких проблем и истерик не было. Согласна?
Она запыхтела, но промолчала.
— То есть, ты отправилась в заложницы добровольно, так же бездумно, не просчитав ситуацию. Или просчитав не до конца. Что так же можно назвать безответственным поступком. Можно, Марина?
Тишина.
— То есть, мы оба хороши, — перевёл я её согласие в словесную форму. Мы оба поступили безответственно. Это главный вывод. Если не согласна, оспорь.
Обожаю умных девочек. Марина не стала спорить, хотя, судя по тяжёлому дыханию, очень хотела. Просто из принципа: 'Я же женщина, и значит я права'.
— Теперь давай определимся, как быть и что делать. Уже говорил, и настаиваю: я тебя не брошу. Раз спорол косяк — буду отвечать. Даже ценой ссоры с 'подружкой'.
— Но...
— Никаких 'но'! И вообще, эта тема тебя не касается. Я сказал — я сделаю. Ты в это не лезь.
— Ты уверен, что справишься... С ЛЮБОЙ 'подружкой'? — усмехнулась она, и мне эта усмешка не понравилась. Однако, отступать было некуда, и я был сама честность.
— Да. Уверен. С абсолютно любой. Чего бы это ни стоило.
Кажется, успокоилась. Поверила. Почему? Не знаю. Я бы на её месте подобным высказываниям не доверял, слишком много в них пустого бахвальства. Но к счастью, я не женщина.
— Поэтому мы сделаем следующее, — продолжил я. Ты будешь жить своей жизнью, ни в коем случае не пересекаясь с моей. И особенно не попадаясь на глаза 'подружкам'. Корпус или департамент так и останутся твоей 'крышей', в любом случае, но если встанет остро какая-то проблема, касающаяся вопроса безопасности тебя, или близких, ты звонишь мне. Я приезжаю и решаю её, подключая, если надо, своих подружек, уже без кавычек.
Кроме этих случаев я обязуюсь не лезть и не вмешиваться в твою жизнь, тем более личную, тем более не заставляя тебя делать для меня что-то эдакое. Это твоя жизнь, ты вольна делать с нею что хочешь, как и я со своей.
Теперь о сроках. — Я непроизвольно глянул на браслет, на часы, переведя их в режим календаря. — Думаю, когда подпишешь контракт и отправишься к чёрту на кулички, ваше противостояние с Карлосом, равно как и наш брак, потеряет смысл. То есть, после заключения контракта, когда ты отслужишь скажем... Месяцев пять-шесть, мы можем спокойно, не привлекая внимание, оформить все бумаги. Родителей ты перетащишь на новое место сама, но я также постараюсь помочь в этом всеми возможными способами.
— Или помогут твои 'подружки', — ехидно хмыкнула она. — Которые в кавычках.
Мне этот смешок вновь не понравился. Кажется, Пантера определенно догадывается, о ком именно идёт речь. Интересно, сама сообразила, или матери-командиры устроили 'слив'?
'Всё возможно, Шимановский, — улыбнулся внутренний голос.
— Хорошо сказал, мудро, — продолжила Марина, немного помолчав. — Только знаешь, дорогой, — добавила она в голос иронии, — не получится так. Обломаю я твоих сеньорит аристократок. Тебе всё же придётся периодически приезжать ко мне и требовать 'сделать кое-что эдакое'.
— Марин, — попытался отмахнуться я, но она лишь повысила голос:
— Я из Северного Боливареса, Малыш! 'Малыш', так ведь тебя называют, да?
Мысленно я хмыкнул — 'телеграф' умудрился сработать и тут.
— Ты знаешь, что означает жизнь в подобном районе? Где все друг у друга на виду, все друг друга знают?
Я молчал.
— Если ты из моей жизни исчезнешь, кое-кто посчитает, что я осталась без защиты. И в условиях, когда от меня отвернулись все друзья, обязательно найдётся подонок, желающий проверить, что это там за такой мифический 'силовик', и не стоит ли наделать ему рога, в принудительной форме?
— Я же говорю, я приеду... — начал я, но она перебила:
— Когда всё уже произойдёт, к шапочному разбору. — Пауза. — И смысл тебе приезжать? Ну, кончишь ты его. А если он кончит меня? Не просто 'вкусит', а убьёт?
— Нет, Хуан, ты не должен открещиваться от меня! — в её голосе слышалась неприкрытая злость. — Ты должен изредка заглядывать на огонёк, и чем эффектнее, тем лучше! Как бы ни ревновали твои 'сеньориты'!
— Профилактика, — обречённо произнес я.
— Да, профилактика, — не скрывала она. — Я боюсь, и если ты собираешься меня защищать, как обещал, тебе придётся это делать!
Я откинулся на спинку лавочки и закрыл глаза. Хорошо, что камера отключена и она меня не видит. Ибо я был не в том состоянии, в котором меня стоит видеть.
Ибо на самом деле я всё-таки совершил подлый поступок, а не безответственный. Я предполагал, что Марина может стать в дальнейшем мишенью, по которой могут ударить мои враги. Нет, её величество вряд ли тронет девочку, но вскоре должны появиться и другие, которым кровь из носа нужно будет найти ниточку, через которую оказывать на меня давление. Я предполагал, что лучший способ обмануть всех, это убедить в её неценности для меня, что я, действительно, женился по пьяни, и маюсь от этого. То есть, выдержать срок, пока она не улетит отдавать долг Родине, и тихо развестись, ни разу по возможности не встретившись.
