— Это хорошо, что Вы, товарищ Великий Князь, меня слушаете. А плохо только то, что при этом самостоятельно думать Вы отказываетесь совершенно. Какого, спрашивается, хера, Вы в атаку бросаетесь, как Чапай на лихом коне, вместо того чтобы пристрелить этого горлопана ротмистра на полуслове? — про Чапая Михаил, понятно, знать еще не мог, но смысл вполне понял, Балк еще не отошедший от боя полностью переключился на "не современный" режим, — Слово офицера — если Вы меня действительно сейчас из того же нагана не шлепните, или под суд не отдадите — при следующем таком фортеле я Вам не мясо навылет прострелю, а колено раздроблю, на хрен! Потому что страной и на протезе руководить можно, если что. А с пробитой башкой или вывернутыми кишками, делать это несколько несподручно. Мы, между прочим, в этой никому не нужной мясорубке потеряли только убитыми пятую часть наличествующих людей. А еще есть куча раненых... И шансы у ВАС лежать там, были выше, чем у среднего солдатика, так как вы более заметная мишень, а рукопашному бою пока нормально не обучились! А кто вообще должен был остановить этот идиотизм со штыковой в зародыше? ВЫ!
— Объяснитесь. Вы же сами мне сообщили, что в скором времени я наследником Императорского престола быть перестану. Что до суда, то итог нашей беседы будет всецело зависеть от мотивов, которыми Вы руководствовались.
— Объясняю. Ваш царственный брат о том, что он не только владеет Россией, но и принадлежит ей от макушки до кончика хрена (про ноги не говорю, без них, как я уже сказал, и обойтись можно), забыл еще хуже, чем Вы. Только Вы хоть в бой бросились, что глупо, но почетно, ибо за Россию... А он — в любовь, понимаешь, причем бесперспективную. Что такое гемофилия, в курсе?
Что-то про эту тему Михаил знал, а чего не знал — Балк объяснил, в меру своих сил, конечно.
— Ну, неужели, якорь вашей разведке в задницу, нельзя было проверить родословную невесты? Там же гемофилик на гемофилике сидит и таким же погоняет. И вот, результат! Ваш брат в его линии оказывается последним здоровым мужчиной. Наследник Алексей... Выжить то он выживет. У нас аж до 14 лет дотянул, значит доживет и тут. Но будет ли способен полноценно руководить страной, будучи серьезно больным человеком? Возможно да, при правильном воспитании, чтобы не на своей болезни зацикливался, а на судьбах страны. Думаете, ему для этого дядя, понюхавший пороху и знающий что такое "ура — патриотизм" и что такое "больно, когда в тебя попадает пуля" не пригодится? А если нет? И болезнь свое возьмет? Кто тогда?
Так что, Ваше Императорское Высочество, в могилку под залпы совместного русско-японского салюта — а они вышлют делегацию, они сейчас пока пытаются показать себя вполне европейцами — Вам пока рановато.
И потом... От покушений Ваш брат не застрахован. Кто тогда регентом будет и доведет Алексея до совершеннолетия? Мария Федоровна? Вот тогда вьющиеся вокруг нее Ваши дядья своим, пардон, безудержным казнокрадством и отношением к народу как к скоту, точно доведут дворянство до гильотины, а всех остальных до революционного братоубийства... Или Александра? Вот бы покойная королева Виктория порадовалась! Новую бироновщину нам англичане с французами быстро организуют! С последующим развалом Российской империи на "самостийные" "великие державы". Как Вам, к примеру, "Вильна Диржавна Украйна", "Дальневосточная республика" или "Социалистическое падишахство Тыва" понравятся? Принципа "разделяй и властвуй" никто не отменял, знаете ли...
— Но почему Вы мне сразу про все это не рассказали? — глухо проговорил Михаил.
— Во-первых, Вы так заинтересовались танками и прочими стреляющими игрушками, — усмехнулся Балк, — что о более серьезных вещах думать времени не было. Во-вторых, мне и самому было не до того. Оборона перешейка, японский брандер взорвать надо было, прочие дела неотложные (тут Балк немного запнулся, вспомнив о ждущей его в Артуре Верочке Гаршиной, роман с которой периодически отрывал его от войны и остального мира то на день, то на два). А в-третьих... Обо всем рассказывать не просто долго, а очень долго. Болезнь наследника — это такая сущая мелочь на фоне прочих болезней всей России, смертельных болезней, замечу, что гроша ломанного не стоит.
Если вкратце — в моей истории Ваш венценосный брат довел страну до революции, вернее до трех. И после последней из них, Великая французская революция перестала быть пугалом для дворян и аристократов всего мира... Померкла как звезда с восходом солнца (успокаиваясь, Балк все более соответствовал духу времени, и именно это превращение окончательно убедило Михаила в его правдивости). Без вас, Ваше Высочество, нам инерцию системы и ход истории не переломить. И ломать ее надо будет не танками и самолетами, а взвешенной и неприятной многим политикой...
Теперь еще по поводу англо-французов. Россия, "верная союзническому долгу", влезет, с их подачи, в войну с Германией и Австрией не готовой. Причем, вляпается в войну России совершенно не нужную, и закономерно, спасая своего кредитора — Францию, — пропадет сама. Это как человек, который взяв кредит в банке, оказывается обязанным этот банк защищать от вооруженных грабителей, а после того как они его пристрелят, банк, спасенный им, еще и будет требовать возврата кредита с его наследников. Союзнички, мать их...
— Вы упомянули про "самолеты". А что это такое, Василий?
— Летающие боевые машины. Тяжелее воздуха... И пострашнее танка...
— Но как...
— Все дело в мощном и легком двигателе. Основные теоретические моменты известны и сейчас, спасибо профессору Жуковскому. И приоритет исторический, кстати, наш. Вам фамилия Можайский ни о чем не говорит?
Тут за дверью загомонили, заорали. Михаил быстро протянул наган обратно Балку.
— Прикажи впустить, Василий. Нам только стрельбы здесь не хватало.
— Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество, — и, открыв дверь: — Бурнос, пропустить!
Когда группа эскулапов ввалилась в вагон, Михаил со скучающим выражением лица сидел, опершись спиной на подушки:
— Господа. Я ценю Ваше беспокойство о моем здоровье — но клянусь Богом, рана легкая. А сейчас — прошу Вас оставить нас с капитаном Балком наедине. Петр Степанович, — обратился он к лекарю, — я с удовольствием подвергнусь назначенным Вами процедурам, осмотрам, клистирам, наконец — но только через полчаса.
— Час! — быстро ввернул Балк
— Хорошо, час. Ржевский, отпустите Бурноса, а сами заступайте на пост. Приказ прежний.
— Кстати, Бурнос мне сегодня жизнь спас... — задумчиво произнес Михаил, и скрипнул зубами, устраивая больную ногу поудобнее, — когда мы к нашим окопам ковыляли, я случайно наступил столь профессионально простреленной вами ногой, на одного из тех японцев, что нам пулеметы утром взорвали... Их там было двое, и как они умудрились так спрятаться в траве, что по ним полк пробежал, а их никто не заметил — не знаю. Тот, об которого я споткнулся, был опасно ранен, а вот второй был жив и весьма проворен... Но против Бурноса — как вы выражаетесь, "без шансов". Ладно, давайте о главном, что ожидает Россию такого неприятного, что вам меня пришлось спасать, прострелив мою же ногу, товарищ капитан?
— Много крови и грязи, товарищ великий... И сколько можно меня называть капитаном? Лейтенант я пока, хоть и с окладом капитан-лейтенанта.
— С сегодняшнего дня уже нет, Василий. Я урегулировал это с братом, теперь Вы капитан по адмиралтейству и Вам официально поручается формирование первых двух рот морской пехоты. Формально, с прямым подчинением Макарову. С чем и поздравляю. Правда боюсь, что недоброжелателей под шпицем и у Вас, и у Степана Осиповича, от этого многовато появится. Две недели подряд они упорно пытались отказать Николя в столь "немыслимой просьбе". Но он перечислил все, что Вы в этой войне уже сделали, и спросил, а мыслимо ли это для одного человека? Да и Макаров с Алексеевым поддержали, так что "законники" из Морского министерства и ГМШ капитулировали, в итоге.
И, кстати, брат с пониманием отнесся к моей идее изменений в системе чинопроизводства в обстоятельствах военного времени. Ценз и выслуга, это конечно важно, но у войны свой выбор. В общем, хотел я Вас вечером, при стечении всего товарищества поздравить, но, очевидно, не судьба. Ну, да и ладно, вернемся к нашим российским баранам. Какие еще великие потрясения ждут Россию, кроме Великой войны, о которой Вы мне уже рассказывали?
Через час, облегчивший душу Балк, что-то легкомысленно насвистывая уступил наследника докторам. Как он и предполагал, ротмистра за это время и след простыл, тот ускакал в Артур "доложить о бое и героизме Великого Князя Михаила генералу Фоку, и похлопотать о присылке дополнительного подкрепления". Ну, насчет подкрепления... Хорошо бы, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Может, с перепугу, Фока или Стесселя и уговорит прислать. Хотя в обещанную Петровичем и Вадиком дивизию, которую они в последней шифровке грозились подвезти морем прямо в Дальний через два — три месяца, верится больше.
Кстати, Вадику нужно напомнить о необходимости назначения на перешеек Кондратенко, а то по этому пункту уже третью неделю от него тишина. В отсутствие ТВКМа эти умники — Фок и Стессель — мало того, что не снимут с крепости всех, кого можно перебросить на перешеек, они могут ведь Третьякова и меня в конец достать... Не дай бог не удержусь. Что сойдет с рук Михаилу, вряд ли спустят мне...
А теперь надо бы найти Бурноса и уточнить, куда тот дел раненого японца, интересно было бы пообщаться с кем-то, столь похожим на голливудского ниндзя.
"Так, а вот и Бурнос нашелся", — повернулся Балк в сторону ставшего уже столь привычным взрыва ругани с характерным белорусским акцентом. Он даже успел заметить отлетающее в сторону с криком "WHY?" высокое тело в светлой куртке. Интересно, и чем же Бурносу не угодил "мириканский" корреспондент?
— Рядовой Бурнос, отставить! — остановил приближавшегося к лежащему Джеку Лондону со сжатыми кулаками солдата Балк, — а ну быстро, доложить по форме, что у тебя опять стряслось?
— Да шта же эта такое, таварищу Балк?! — с искренним возмущением начал Бурнос, — и так сегодня пока усе дралися, мане пришлось вытаскивать таварища Михаила, всего то паре узкоглазых и довелось приложить! Так тут еще эта скатина мириканская меня по матери лаять будет. Да еще с таким выражением морды, будто мне медаль вручает, а я значит, терпи?
— Джек, — на английском спросил у пытающегося подняться с земли американца Балк, — что вы сказали этому солдату?
— Я был настолько восхищен тем, что он не только привел с поля раненого kniazia Mikhaila, но и по дороге отбил нападение двух японцев, да еще и притащил одного из них в русские окопы... В общем, я ему сказал "умрем за царя"!
— Бурнос, Александр... Неужели для тебя "We will die for the Tsahr" похоже на "послал по матери"? — удивленно спросил у белоруса ничего не понимающий Балк.
— Никак не похоже. А вот на "*б твою мать", очення даже похоже було.
— Yes, yes, exactly — "ijeb tvojiu mat'", — старательно по буквам выговорил Джек Лондон, которому удалось, наконец, встать на ноги.
— Опять начинает, зараза, — недобро нахмурившись, двинулся в сторону опасливо сжавшегося, но вставшего, однако, в боксерскую стойку, американца, Бурнос.
— Джек, какой идиот вам сказал, что это означает "умрем за царя"?? — спросил, быстро втискиваясь между драчунами и разводя их в стороны, Балк.
— Это Ржевский, — раздалось всхлипывание от пня, прислонившись к которому сидел закрыв глаза здоровой рукой Ветлицкий.
— Yes, yes, лейтенант Ржевский, — подтвердил Лондон, — я у него еще две недели назад это выяснил. Тогда отбивали очередную атаку японцев. Они когда бегут в атаку кричат "Тенно хейко банзай", ну это я и сам знаю — "да здравствует император". А вот что означало "ijeb tvojiu mat'", с этим криком пулеметный расчет выкосил японскую роту, это мне уже Ржевский перевел — "умрем за царя"! Мистер Балк, ну почему вы смеетесь?
— Джек, умоляю, идите к Ржевскому, он сейчас у санитарного вагона, — корчась от смеха выговорил Балк, — и расскажите ему, до чего вас довела его интерпретация древнего русского боевого клича.
— Бурнос, — уже на русском обратился к солдату Балк, — Саша, будь ласка, проводи мистера американца к Ржевскому, он тебе все объяснит. И больше не стоит Джека бить, он и правда ни в чем не виноват. Лучше извинитесь перед ним вместе с поручиком, клоуны. "Умрем за царя", мать вашу...
— Теперь что касается вас, — Балк повернулся к Ветлицкому, — Я понимаю, рана в плечо это очень больно, а на груди наверняка еще хуже, кстати, что у вас там? Но плакать при подчиненных...
— Василий Александрович, да я не плачу, я смеюсь, — оторвал, наконец, руку от лица поручик, — но простите, я не мог удержаться, это было действительно смешно! Да, если бы вы только видели лицо Джека, когда он положив руку Бурносу на плечо... Эдакая одухотворенная возвышенность во взоре... И вдруг все это улетает после удара вверх тормашками! А больно мне, только когда я смеюсь! Что до груди — слава богу я не дама... Как вы учили: когда меня пырнули штыком, провернулся уходя с линии укола, и попробовал отвести арисаку предплечьем. Но немного не успел, маузер помешал, его как раз заклинило, а наган выхватить не успел... Хотя без вашей науки мне бы не грудную мышцу пропороли, а сердце, так что спасибо!
— Не стоит благодарностей. Весело тут с вами... Кстати, любезный, а давно ли японская артиллерия на севере так разгавкалась? Это ведь у третьяковцев, похоже. Я, пока мы с Михаилом Александровичем определялись, что-то не засек время.
— Да уж поболее часа, Василий Александрович.
— Ну-ка, немедленно порученца к Третьякову! Не нравится мне этот тамошний тарарам.
Однако послать кого-либо к соседу слева Балк уже не успел. Запыхавшийся казак на взмыленной лошади, не замедляясь, врезался в толпу солдат. Не обращая внимания на мат и пару выстрелов в воздух, которыми неостывшая после рукопашной пехота "приветствовала" его появление, он рухнул с лошади прямо под ноги Балка. Только теперь стало заметно, что гонец прижимает левой рукой, с замятым в ней пакетом, пулевую рану на правой стороне груди. После безуспешных попыток освободить поводья, намертво зажатые в правом кулаке раненого, их просто обрезали. Пока казачка, все еще остающегося без сознания, относили в медицинский блиндаж, Балк вчитывался в пропитанную кровью страничку, исписанную корявым почерком ужасно спешащего человека.
— Ну что же, товарищ Ветлицкий, хочу вас обрадовать. Еще раз эвакуировать вас в госпиталь Порт-Артура...
— Ну что я вам плохого сделал, товарищ лейтенант? Я лучше и быстрее здесь поправлюсь. Меня же там если не залечат насмерть, то так того и гляди женят, воспользовавшись тем, что я какое-то время под наркозом буду. Ни за что, — взмолился Ветлицкий, вспоминая свой прошлый опыт лечения в Артурском госпитале.
— А я про что? Вот вечно, не дослушаете, эх молодежь... В Порт-Артур вас эвакуировать, наверное, уже не удастся. Все это представление, что тут перед нами разыграли японцы, — отвлекающий удар. Три полка прорвали наши позиции на другой стороне перешейка, на севере Тафашинских высот, и рвутся к железной дороге у нас в тылу. Третьяков контужен. Командование у них принял Коссовский. Пишет, что атаковали внезапно, что большие потери. Наверное, как и нас подловили...
