— Отпустите, девушку. Пошутили и разойдёмся красиво.
Не довольно оглянулся один, остальные продолжили приставание. Вероятно, им трепыхание жертвы доставляли какое-то удовольствие, иначе бы они её свалили давно в траву. А так лезли под короткую юбчонку, рвали трусики и с удовольствием ржали.
— Иди служивый своей дорогой,— буркнул недовольно самый воспитанный.— Мы к тебе претензий не имеем.
Капитан подошёл почти вплотную. Спокойно заявил:
— Я б с радостью, но это моя жена.
Оторвался от добычи и второй. Сплюнув, что означало, вероятно, особую крутость или шик, заявил:
— Не финти. На ней прикид стоимостью с твою ракету.
"Надо же я и не заметил. Вернее не понимаю в этом ни черта. Хотя всё возможно при её "не умею, не могу"".
Фёдор всё ещё надеялся обойтись без шума и эксцессов. Барышни уже хватило самостоятельных шагов — будет сидеть до утра мышкой и ему без хлопот. А эти орлы глядишь проспятся и поутихнут.
— Отпустите, вам говорят, Ира не бойся, иди ко мне.— Приказал он.
Девушка дёрнулась, но руки, сжимающие её, усилили хватку. Так запросто не выбраться.
"Придётся драться,— шагнул он к костру.— Куда ж от этого деться, так уж видно устроены мужики, что в каждом слышится звон шпаги и чешется кулак". Газовый пистолет вышиб, перебив руку ребром ладони и вмазав ногой в подбородок. Он бы одолел их и троих, там и напрягаться-то много не надо, если б не нож, скользнувший по бедру. "Чёрт, пропустил удар!" И тогда девушка, отброшенная третьим, ринувшимся на помощь двум собратьям, попытавшаяся вначале убежать, но, рассмотрев распаханный кровоточащий на Фёдоре камуфляж, вернулась и, выхватив из костра горящее полено, кинула в машину. Парни, кто мог, метнулись тушить. А Лена потянула разгорячённого боем Фёдора за собой в лес. Зажимая рукой рану, он, тяжело дыша, прихрамывал рядом. Попросил:
— Дай чем-то перевязать?
Она молчком стянула топик и затянула рану. Сверкнуло голое тело. Фёдор, чертыхаясь, снял с себя куртку и накинул на неё. Она утонула в неё вся. Похлопав себя по лбу, хрипло ляпнул:
— Сдурела.
— Ты ж сам сказал,— оправдывалась она.
— Не разногишаться же. Комары слопают, да и у народа глаза не стеклянные, повыпадают чай. Мужики ж кругом, соображать надо.
Она пожала плечиком.
— Подумаешь!
— Вот-вот думать надо хоть самую малость. Рванула. В такое время. Куда? Дорога до трассы идёт через лес, а потом вдоль лесополосы. Не очень безопасный путь для юной барышни. Выходной. Люди всякие отдыхают и шастают.
Он говорил, она молчала. Нечем ей было ответить.
Догнавшие их раскаты взрыва известили о том, что потушить пожар в машине не удалось.
— Так им и надо,— сердито заметила Ира.
Фёдор ухмыльнулся.
— Да, дорого ты им барышня обошлась.
Она в темноте в основном смотрела под ноги, чтоб не навернуться невзначай и не разделяла его веселья.
— Тебе тоже, рана глубокая похоже.
Даже в темноте она почувствовала жадное любопытство, с которым он её разглядывал.
В комнате, она, кинув сумку на стул, и сбросив с себя его камуфлированную куртку, расшнуровала ему берцы и спустила торопясь брюки.
— Потерпи, я сейчас.— Она умело и тщательно обработала рану, уколола антибиотик. Потом достав из сумочки маленькую белую бутылочку, раздвинув рану пальцами, впрыснула в неё жидкость и заклеила рану блестящей пластинкой.
Похлопав глазами капитан возмутился:
— Что ты делаешь, там в шкафу индивидуальный пакет. Обработай и перебинтуй.
Она отмахнулась.
— То вчерашний день. Это то, что надо.
Он вполне имел право на сомнения.
— Ты уверена?
Она решительно спросила:
— Где взять горячей воды?
— На плите ведро стоит...
Её возмущению не было предела.
— Каменный век.
Проследив за её действиями он осторожно спросил:
— Что ты хочешь сделать?
— Помыть тебе бедро и ногу. В крови всё.
Он тут же возразил.
— Я сам, не возись, лучше топик свой в тазике замочи, а то не в чем идти завтра будет.
Она тоже взяла и заартачилась.
— Позже. А пока поворачивайся.
Он попробовал остановить её прыть.
— Ногти сломаешь.
— Дьявольщина, уже сломала. Где у тебя ножницы, — трясла она рукой.
Но тут он простонал:
— Слышишь, Ир, накинь мою футболку. Не могу смотреть на твои кружева. Я всё-таки мужик, как ни как.
Хоть и было приятно, что её наконец-то заметили, как женщину, но всё же была поражена.
— Как можно при такой болячке ещё про что-то думать.
Он тут же отбурчался.
— Одно другому не мешает. Я ж на евнуха не похож. Ой! Что ты там делаешь, садистка?
Она ноготками развела на всю глубину рану. Попросила:
— Потерпи, ещё раз вбрызну.
Он покосился на тюбик.
— Что это за хреновина такая?
— Ты не поймёшь. Ложись на живот,— откинув одеяло, подсунула она ему подушку под щёку.
Он, удивляясь такой заботе и нежным ноткам в голосе, опять пробурчал:
— Принеси воды, пить хочу и замочи мои брюки тоже, иначе кровь не отойдёт потом.
Ответ не запылился.
— Выброси.
"С какой горы она упала?" Он тут же полез с этой бестолковой на вилы.
— Умная какая, в нашей армии ничего выбрасывать нельзя, пробросаешься.
Непонимание нарисовалось не только на её лице, но и в голосе.
— Зачем же служишь?
— Трудный вопрос ты задаёшь,— попробовал посмеяться он,— надо укол вколоть. Там на полке возьми.
Она хотела возразить, мол, всё что надо она сделала, но передумала. "Что бы и не кольнуть ему в попу" И покладисто спросила:
— А шприц?
Фёдор хотел махнуть в нужном направлении, но передумал и простонал:
— Там же в коробочке и вата со спиртом тоже.
Он, не отрываясь наблюдал за тем, как она ищет в шкафчике препараты. Вскрывает ампулу и заправляет шприц. Не дожидаясь укола, уткнулся в подушку.
Она усмехнулась: "Ах! какие мужики всё же трусы". Так и есть, дождавшись конца экзекуции, он взвыл:
— Ой! Больно! Руки крюки.
Ира поняла, что про "крюки" было добавлено для маскировочки. И потакая ему, произнесла:
— Извини, в сосуд, наверное, попала. Тебя укрыть?
— Да,— муркнул он.
Накрыв его, аж двумя одеялами, Ира почувствовала себя совсем хозяйкой.
— Где у тебя то, чем стирают?— потоптавшись, возле тазика, спросила она.
-"Чем стирают",— передразнил он.— Ты умеешь это делать-то? Нет. Так и не суйся. Залей водой просто и засыпь порошком. Я отлежусь, перестираю.
Она потопталась и на всякий про всякий уточнила:
— А где его взять, порошок этот?
"Бывают же такие..." это просто стояло в его глазах. Но он сдержался от красноречивых выражений и ограничился тем, что просто проныл:
— На полке, что около раковины в туалетной комнате. Поняла?
Она поняла, что может получить и ушла, но тут же вернулась, трепля в руке обрадовано пачку.
— Это?
— Оно,— облегчённо выдохнул он.
Тронув его за плечо, вежливо поинтересовалась:
— Сыпать сколько?
Терпение не безгранично. Он вырвал порошок и прорычал:
— Тащи сюда таз, я насыплю. Не думал, что бывают такие безрукие. Ну не может же быть такого, чтоб ты в куклы не играла?
Она, держа на вытянутых руках тазик, захлопала глазами. Ей было непонятно, зачем он к ней пристаёт. На дворе 21 век.
— Играла, но там были стиральные машинки.
Он закатил глаза. Ооо! "Об этом я как-то не подумал" Пытаясь руководить и держать эту обезьянку — неумеху под контролем, ткнул пальцем возле себя.
— Куда ты поволокла таз, стирай тут под моим руководством.
Ира покрутившись всё же выжала из себя.
— Мне на кухне надо.
— С чего вдруг?— насторожился он ожидая опять какого-нибудь подвоха.
Она обиженно поджала губы.
— С себя бельё перестирать, чтоб до утра высохло.
Поймав её смущение, он удивился: "Откуда у такой шустрихи стыд или это ход?" Расстарался поддеть:
— Не понятно. Бегала, крутилась передо мной нагишом, а теперь здрасте вам, она стесняется стирать бельё.
Девочка аж ножкой топнула на бесчувственного чурбана.
— Неужели не понятно, что то в горячке. Интеллигентный человек не стал бы заострять на этом внимание.
Он не оценил ни её откровенность, ни замечание.
— Ой, не смеши меня. У меня и так не важнецкие дела.
Она повернулась к нему задом и принялась жамкать. Но у неё плохо получалось. Ему было смешно наблюдать над тем, как девушка посасывала сломанные ногти и поскрипывала, должно быть, ругаясь про себя. Пополоскав мелочь, на топике она заскулила, кровь не отходила. Фёдор, чертыхаясь, встал, натянул шорты, переставил таз с табурета на стол и выстирал сам и топик, и свой камуфляж.
— Отправляйся спать. Я сам сполосну и развешу.
Но она, топчась рядом, не торопилась уходить.
— Я покупаться ещё хочу. Жаль, что у тебя нет душа или ванны.
Капитан широко ухмыльнулся.
— А мне то, как жаль ты даже не представляешь.
Она не понимала такой жизни.
— Как же ты моешься?
Капитан посверлил её глазами. Раз очень хочет, то он объяснит.
— Баня. Суббота солдатский день, а по воскресеньям наш, а каждый день вот этот тазик. Летом есть душ, вон за тем строением или озеро. Его ты тоже видела. Теперь всё обрисовал.
— А как же мне быть?— растерялась она.
— Сейчас нагреем воду в вёдрах,— объяснил он.
Она всё равно ничего не поняла.
— Но как?
— В тазике. Хочешь, могу из ковшика полить тебе сверху,— улыбнулся он.
Она вернулась к первоначальной маске. Вздёрнув носик презрительно, проскрипела:
— Ставь воду на плиту, шут гороховый.
А он вдруг в лоб, спросил:
— Ты с каких пирогов посреди дороги из машины выскочила? С мужем поругалась или женихом?
Она сначала испугавшись, всё же решила ничего не скрывать. Ну, если только саму. чуточку, про жениха...
— Не угадал. С отцом.
— Даже так. Позвонить надо бы милая, утешить старика. Все, без вопросов, на ушах стоят.— Посоветовал он, не собираясь верить ей. "Какой— нибудь папик цацку не купил, вот и взбрыкнула"
— Не хочу?— упёрлась она.
Не собираясь из-за неё влезать в неприятности, он настаивал:
— Ира!
— Ладно. С братом поздороваюсь,— сдалась она.
Никита, услышав её голос в трубке, с ходу принялся ругаться, требуя немедленно приехать к нему или отцу. Но сестра заверила, что с ней полный порядок и она находится у хорошего человека и в надёжном месте. Сегодня вернуться не может, так как человек этот влетел из-за неё в неприятность и она не настолько гадкая, чтоб оставить его без помощи. Завтра тоже навряд ли, а вот после завтра в самый раз. Никита не прочь был с ней и ещё поговорить, потому как от её звонка сразу возникло больше вопросов чем ответов, но сестра отключилась. Не успела появиться, уже обросла проблемами и неприятностями. Это у неё особый талант. Непременно всех вокруг озадачивать. Но, однако ж, надо позвонить отцу, успокоить. О чём только думает эта девчонка.
А Ира думала сейчас об одном, как бы умудриться помыться. Фёдор морщась снял ведро с плиты. Разлил его в два и смешал с холодной водой. Получилось целых два ведра тёплой воды, пригодной для купания. Покончив с процедурой, он объявил ей:
— Одного тебе хватит помыться, а второго полить на себя. Так что удовольствия тебе отвалилось сразу два ведра.
Она растерялась.
— И как же это интересно знать делается?
— Встаёшь в большой тазик, черпаешь ковш и льёшь на себя. В одной руке мыло, другой обливаешься и порядок,— ознакомил с инструкцией пользования он.
Она опешила от такого сервиса.
— Безумие какое-то. Я не смогу.
Куда его понесло, он и сам плохо соображал. И главное с чего. Ещё минуту назад он готов был её прихлопнуть, как надоедливую муху. А сейчас Фёдор, нагло глядя в глаза, непонятно с какой стати, предложил:
— Ну давай поливать буду я, а ты намыливаться.
— А ты не ослепнешь,— состроила она ему глазки игриво.
— За это не ручаюсь, как уж получиться.— В тон ей отыграл капитан.— Но думаю, страшного тебе ничего не грозит.
— Неужели? Это почему ж так то?— скосила глазки она.
Капитан нехотя, растягивая слова промычал:
— Ты не в моём вкусе. Женщиной в тебе и не пахнет. Готовить не умеешь. Руки вообще не оттуда растут.
У девушки вспыхнули недоверием глаза, а в словах засквозила обида.
— Но для мужчины это не главное,— капризно надула губки она.
Они стояли посреди кухни среди вёдер, горящей для тепла плиты и тазиков и как два бойца на ринге смотрели друг на друга.
— Это для секса не главное, а для женщины по всем счетам. А с сексом у меня проблем нет.— С вызовом заявил он.
У неё дрогнула губа и Ира сделала то, о чём ещё минуту назад и не помышляла.
— Тогда без вопросов..., — она рывком сбросила его футболку, что была накинута на ней и шагнула в тазик. — Поливай.
"Чёрт! Играли, играли и заигрались..." Фёдор проглотил комок и наощупь нашёл ковш. Такого поворота он не ожидал, намериваясь только пошутить. Но теперь отступать некуда.
— Так хорошо?— вылил он на неё первый ковш.
— Немного помедленнее, а то прохладно и вода быстро закончится,— стоя к нему спиной, попросила она.
— Как скажешь, могу и помедленнее,— обнадёжил он её, рисуясь.
Ира не понимала сейчас себя. С чего завелась и зачем ей то надо. Ведь до сегодняшнего дня у неё не было сомнений. Всё было ясно, как божий день. А теперь она не уверена, нужен ли ей Томи. Вернее она даже знает, что отлично обойдётся и без него. И джаз это только джаз, а не сама жизнь. А что, если развернуться и стать к капитану лицом, что он сделает, как будет выкручиваться? Нет немного позже, когда дойдёт очередь до второго ведра, и она будет купаться. Ира так и сделала. Как только он наклонился, чтоб вылить оставшиеся те полведра на неё, она исполнила свой замысел. Он не только вымахал на неё то ведро, ещё, слава богу, что не одел на голову.
— Простыню подай,— попросила она, стараясь не упустить момент. Его руки сошлись у неё за спиной во взмахе, а глаза сверкнули совсем рядом, один рывок, одно движение и капитан растворится в ней. Но в самый последний момент, когда губы скользили по губам, Фёдор отпрянул. И со словами: "Не шали",— подхватив на руки, унёс в комнату на свободную кровать. Укладывая, пытаясь бравировать и рисуясь, с невозмутимым видом поинтересовался:— "Ещё пожелания будут?" Глаза обещали: "Непременно". Она аж подалась к нему, с вызовом заявив:— "А как же! Навалом, но ведь струсишь..." Он отпрянул и резко развернувшись скрылся на кухне. Там сунул свою, коротко стриженую, голову под холодную воду и, прибрав всё на кухне, вышел на крыльцо. Постояв минут двадцать, вернулся, забрал переброшенную через дверь футболку и отнёс девушке на кровать.
— Где ты был?— спросила, встревожено она.
Он как-то непривычно нежно прошептал:
— Воздухом подышал, спи. Я футболку через спинку кровати перекинул, одень.
Ира же наоборот рассмеявшись заявила:
— Боишься, что к тебе нырну, не дрожи. Завтра же уйду, будешь дальше жить без проблем. Как живёт медведь в своей берлоге.
