Меня тащило к колодцу прохода над согнутой лапой машины. Я с ужасом ждал оглушительного голоса, нервно перебирая в памяти заветную фразу на подгорном языке.
— 'Итсуп или мусуп? Минем еши... лушу... ры...'.
Я никогда это не произнесу, даже если вспомню слово в слово. А металлическое чудище проснётся и проткнёт меня тонким шипом. Или нет? Мне до сих пор не верилось, что моё окровавленное тело лежит в тронном зале.
Я обратился в слух, но междумирьем безраздельно властвовала зловещая тишина. Да и сердце не стучало в ушах от волнения, наверное, потому что у меня его больше не было. Притаившийся в недрах машины гремлин не произнёс ни слова, я даже не почувствовал его присутствия. Меня несло в сторону от прохода. Ни отчаянные взмахи руками, ни брыкания, не меняли выбранный за меня курс. Потоки энергии закручивались, огибали острые лапы, и уносили прочь. Отчаяние давило всё сильнее. Проход удалялся, а я ничего не мог сделать. Просить о помощи больше некого. Да и кто поможет в междумирье? Одичавшие хранители? Беглые духи? Я хотел трагически вздохнуть. Но не смог и этого, впервые ощутив, что у меня не осталось ничего. Даже надежды. Это голем, сплетённый из магической энергии, может взывать к своему истинному создателю: 'Защити, источник магии!'. А к кому обращаться мне?
— Источник исцеляющий, помоги неосвященному своими благостями, — припомнил я бормотание Евлампия в волшебной тюрьме. — Даруй мне милость своего сияния, что ли.
Я криво усмехнулся. Чего не учудишь в безвыходной ситуации. Только бездонный колодец в Белой горе Отдельного мира вряд ли ответит на мои чаяния, а уж тем более поможет выпутаться.
Меня закрутило вокруг одной из лап дагарова чудища. Да так, что я перекувырнулся через голову и со съехавшим к железному телу магическим потоком полетел обратно. Не успев удивиться, проскользнул в тёмный проход и заскользил по туннелю. Пар из труб проходил сквозь меня. Просвечивал мерцающий синий свет, и только неугомонный поток энергии толкал в несуществующую спину, пока не загнал в зарево.
— С меня причитается, источник, — пробормотал я, и в голове тут же громыхнул глухой голос.
— 'Мы связаны друг с другом, и чтим тех, кто добр к нашим сородичам'.
Меня охватил благоговейный трепет, но с языка само собой слетело:
— Каким сородичам?
— Другим гремлинам, каким же ещё.
Я попытался облегченно выдохнуть.
— Как тебя отблагодарить?
В ответ громыхнул перекатывающийся смех.
— У духов нет карманов, полных монет, магии и власти. Нет ничего!
Гремлин еще поскрипел и затих, а я подлетел к сшитой пожелтевшими болтами платформе. Зажатое металлическими балками, над ней темнело огромное сердце. Моторы под потолком молчали, а трубы свисали оборванными сосудами. Только медленно, будто в старом болоте, вертелся над люком синий энерговорот.
Меня затащило в центр тёмного омута, и раскручивало, пока не затянуло в горловину. Я тщетно пытался вцепиться в боковые решётки и упереться ногами в стенки трубы. Недавний союзник — энергетический поток безжалостно давил сверху. Я проваливался во что-то мягкое и ревел от ужаса, потому что снизу смотрело моё совершенно белое лицо с вытаращенными глазами.
Энерговорот напирал, и я трепыхался, как мелкая рыбешка в пасти тиамата. Всё глубже уходил в давно мертвую плоть и содрогался от омерзения. Жестокий холод, губительнее самой холодной ночи Трутанхейма, стискивал сильнее и сильнее. Я леденел, быстро забывая о борьбе, своих планах и желаниях. Уже ничего не видел и медленно погружался в затхлую темноту, чернее самого дальнего уголка Междумирья и безрадостнее его мрачных глубин.
На что я надеялся? Как собирался оживить этот бездыханный кусок мяса?
Стужа убаюкивала: 'Сопротивляться бесполезно, смирись, ты проиграл!'
Я окоченел с макушки до пяток, а так хотелось чуточку тепла. Любую, даже самую малость. Потерев ладони, я зацепился за холодную решетку. Острый край процарапал кожу, а привычка заставила сунуть палец в рот. Едва тёплая кровь обожгла губы, и я заворчал, как разбуженный грифон.
Может, потоки энергии, десятки лет пронзающие эту плоть, не дали ей окончательно умереть, или милость источника. Неважно! Главное, руки слушались, а ноги шаркали по стене колодца, пытаясь вытолкнуть меня наружу.
В отличие от хранителя власти, когда-то отдавшего остатки силы, чтобы открыть этот колодец, меня переполняла энергия. Она била через край, окрыляя надеждой, будто и без знака высшей воли, щелчка пальцами хватит для чуда.
Я щелкнул.
И машина Дагара содрогнулась.
Давящий поток усилился, и по трубе, в которой я застрял, поползла глубокая трещина. Она метнулась к люку и головокружительно ухнула вниз. Пожелтевшее от времени железо рвалось, как бумага. Проход расширился, и меня потащило в недра машины. Стены разлетались в стороны, из металлических листов выстреливали ржавые болты. Лопались перекрытия, и притаившиеся в темных нишах детали механизма выскакивали из пазов.
— Что ты творишь? — ошарашенно завопил гремлин.
Но я, оседлав энергетический поток, рушил сдерживающие машину скрепы, пока не пробил дыру и не выскочил из-под её брюха.
Меня закрутила гулкая пустота. Прицелившись в Отдельный мир, я спустил волшебную тетиву, но своевольная сила просочилась между пальцев, не сдвинув меня с места. Есть законы, с которыми не поспорит ни источник, ни Властелин. В бескрайней темноте междумирья поблёскивали огни далёких миров, и никакая сила не пробьёт барьер изнутри. Чтобы выбраться, нужна помощь. Пора уже Ирине заговорить кощея.
Я отлетел подальше от разваливающейся на части машины.
— Боюсь, больше гремлины меня не поддержат.
Освобожденная энергия захлестывала Отдельный мир и фонтанами необузданной мощи разносилась во все стороны. Наполняла междумирье, восстанавливая привычные тропы магических путешествий, и возвращала надежду одичавшим хранителям. Подпитывала Бронепояс и устремлялась дальше, чтобы отдать магию отдалённым мирам.
Я повис над гигантским шаром и сверкающей над ним радугой. Она переливалась совсем рядом. Казалось, протяни руку, и ладонь засветится. Меня самого переполняла мощь. Я мог сотворить настоящее чудо, как тогда, перед резервацией в Вишнустане. А главное, созрел для решающего поединка. Получил истинное спокойствие. Слышал, как бьются о берег волны древнего океана. Как поют в его недрах извивающиеся в священном танце морские змеи. Как щебечут в безоблачном, но всё равно тёмном небе огромные гарпии. Как панцирные многоножки, похожие на гигантские булыжники, сворачивают на своём пути неподъемные камни.
Я удивлённо обернулся. В других мирах тоже бурлила жизнь. Теперь я не только слышал голоса, но и ощущал каждую трепещущую душу. Читал в их сердцах. Понимал их чаяния и надежды. Вместе с ними содрогался от ужаса и трепетал от счастья. Это было так приятно, что даже больно. Миллионы ярких эмоций смешивались в одно насыщенное зелье, от которого переворачивались миры.
Получилось! Но хватит ли сил терпеть сладостную муку? Я прикусил губу и зажмурился, вытесняя из головы крики боли и вопли радости. Первые звучали далёким эхом, ведь я никому не причинил настоящего зла. Зато от вторых закладывало уши. Я не сразу понял, что новое тело тащит сквозь междумирье и не заметил, как проскочил барьер. Только разглядел расширяющуюся арку света, словно вылезал из пещеры в приветливый солнечный день.
Проморгавшись, я вскользь взглянул на собственное окровавленное тело на полу и, замерев, рассмотрев нависшую над ним Ирину. Она стояла на коленях, и, вцепившись руками в белую рубаху, беззвучно раскачивалась из стороны в сторону. Я чувствовал поток невыносимого горя, накрывшего её с головой. У висков, извиваясь, крутились черные силуэты змей без ртов и глаз.
— Она так упоительно страдает, что я ни на мгновение не пожалел, что не прикончил её сразу, — усмехнулся стратег.
Он захлопнул коробку с кощеем и что-то прошептал. Тронный зал загорелся всеми огнями, так что на стене у колодца, из которого била сияющая радуга, испуганно заскакали сотни скорченных теней. За окнами посветлело, и плывущие во мраке миры потерялись за яркими сполохами отражений.
— Она не догадалась, что ты задумал, а вот я понял сразу.
— Что с ней? — выдавил я.
Хранитель власти выставил клешню с зажатым артефактом. Он так и не успел надеть его на шею.
— Замотал знак высшей воли бесполезной веревкой, забрал своё истинное тело, и пока я не короновал себя, хочешь вырвать власть из моих рук?
Последние слова он прокричал с такой силой, что задрожала маска волка, а из-под кирасы повалил пар.
— Что с ней? — стараясь не поддаваться раздражению, спокойно спросил я.
— Зачаровал! — бросил стратег. — Будет страдать бесконечно, пока я не разрешу умереть.
— Ага! — кивнул я. — Зачем же ты вернул меня из междумирья, раз всё понял?
— Слишком лёгкая смерть для тебя, — напыщенно выговорил он. — Теперь ты полон сил и будешь мучиться долгие годы, еще позавидуешь Дагару, обещаю.
Я вспомнил историю гнома и невольно вздрогнул, а хранитель власти злорадно усмехнулся.
— Еще хочешь биться со мной? Попытайся!
Я мотнул головой, и он совсем взбесился и завопил:
— Пытайся! Пытайся! Пытайся!
Железное тело посветлело, будто бушующая внутри злость раскалила его добела.
Я сглотнул и выставил руку. Знак высшей воли потянуло ко мне, он поднялся на цепи, но лишь бессильно затрепыхался в клешне. Я удвоил усилия. Кристалл мигнул, и артефакт задрожал, раскачиваясь вверх-вниз. Сияние разгоралось, наливаясь нестерпимым, обжигающим светом. На миг я поверил, что получится. Цепь так натянулась, что была готова порваться. Знак высшей воли дернулся и неожиданно с силой ударился в железный нагрудник. Вокруг сияющего кристалла зазмеились завитушки, распрямились и легко прошили металл, притянув артефакт к кирасе. Обрамление тут же вплавилось в грудь голема.
Я опустил руку, нервно облизав губу.
— Ты жалок! — надменно бросил стратег. — Твои детские планы смешны, но у тебя будет достаточно времени, чтобы о них пожалеть.
— Вы правы! — я подобострастно склонил голову. — Власть должна достаться достойному. Я хотел победить, только чтобы доказать, что сильнее вас, — слова давались нелегко, но я продолжил. — Мне не нужен дворец, я боюсь ответственности перед тридцатью мирами и не готов взваливать её на свои плечи.
Стратег замер, и даже опустил угрожающе поднятую клешню.
— Заискиваешь? — хмыкнул он.
Я покачал головой. Мне всё еще мерещились отзвуки радости миллионов существ. Тех, что я когда-то встречал, и тех, что ни разу не видел. Давно умерших и пышущих здоровьем и силой. Они последовали за мной в Отдельный мир и будут сопровождать везде и всегда.
— Не выдержу опять, — искренне проговорил я. — Сбежал один раз, сбегу снова. В тайне ото всех... я хотел, чтобы выиграли вы.
Он качнул железной маской.
— Не верю.
— Готов добровольно надеть его на вашу шею и отречься от трона и тридцати миров.
Стратег махнул клешнёй.
— Что еще?
— Всё что пожелаете!
Я нагнулся в поклоне.
— А взамен? — потребовал он.
— Отпустите её, — попросил я.
Хранитель власти засмеялся.
— А тебя?
Я вздохнул.
— Столького не прошу.
— Хорошо, я подумаю, — пренебрежительно бросил стратег. — Но сначала ты венчаешь меня на престол и объявишь хранителям, что снова предал их.
Я склонился ещё ниже и кивнул.
— Не мешкай! — приказал он.
Я резко разогнулся, так что хрустнула спина, и шагнул к нему. От голема пахло железом, перегретым воздухом и безумием. Кристалл сверкал алым и разбрасывал уродливые искореженные отсветы по кирасе. Из сочленений вырывались струи пара, а на стыке левой руки и плеча расплывалось жирное пятно смазки. Я прижал руку к кристаллу.
— Властвуйте! Передаю вам всё. Теперь вы Властелин, и тридцать миров отныне часть вас. Полностью и без остатка!
Стратег разогнулся, кристалл потемнел до бордового и ослепительно сверкнул, а на его плечах появились хранители.
— Только не это, — испуганно взвыл Мровкуб.
— Мы проиграли, — не веря собственным словам, протянул шаман.
Он тянул и тянул '-ли-и-и-и', не решаясь поставить точку, словно надеялся втиснуть вопросительный знак. Оливье напряженно смотрел мне в глаза, надеясь разглядеть ответ, а Евлампий презрительно отвернулся.
Голоса исчезли, а меня будто сунули в ледяной колодец. Звуки булькали и доносились искаженным эхом.
— Говори! — ткнул меня в плечо хранитель власти.
Я сглотнул.
— Ссснова всех предал, — заикаясь, выдавил я. — Добровольно отдал все, что у меня было.
— Да! — выкрикнул новый властелин. — Теперь всё по-другому! Границы стёрты! Я вижу все миры.
Волчья маска раскалилась, побелела, и у переносицы проплавились две чёрные дыры, в которых вспыхнули красные глаза.
— Всё передо мной, — поражался великий стратег, озираясь, — до самого последнего червяка. Все в моей власти, и никто не скроется от возмездия!
Он замер и уставился на меня.
