Тришши зашипел сквозь зубы и резко вырулил к обочине через сразу две полосы, подрезав несколько возмущенно засигналивших автомобилей. Он припарковался колесами на тротуаре, выключил двигатель и развернулся к Яне.
— Ты что, рехнулась, дура? — в упор спросил он. — Жить надоело? У вас с Карой в Граше от жары окончательно мозги сварились?
— Не кипятись, господин Тришши, — спокойно ответила Яна. — Уверяю тебя, мне лично ничего не угрожает, даже если чекашные или грашские жулики узнают, кто я такая. Не забывай, я девиант первой категории, эмпат и дочь своего приемного папочки-Демиурга с массой неафишируемых талантов. Кроме того, все, что ты можешь мне сказать, господин Павай уже высказал Каре, а она передала суть мне, так что ничего нового я от тебя не узнаю. Только время зря потратим. Так что я в данной операции участвую, а тебя лишь информирую, что ту сволочь, вербовщика, нужно взять после моего отъезда. Но не сразу, чтобы в ЧК у меня осталось время нащупать грашскую цепочку. Скажем, недели через две, иначе тамошние преступники могут меня заподозрить, и мне придется прибегать к... жестким мерам. Я просигналю, когда можно. И еще нужно как-то устроить, чтобы он больше никого не сумел сагитировать до самого ареста.
Тришши заурчал от избытка эмоций, прижимая уши к голове.
— Я могу сделать проще, госпожа Яна, — зло сказал он. — Просто арестовать тебя. Повод найдем, не сомневайся. Посидишь под домашним арестом пару недель, авось одумаешься. И расскажешь мне все, что знаешь, как свидетель по официальному уголовному делу. А не расскажешь — засуну в камеру за противодействие следствию, чтобы жизни поучилась. По крайней мере, жива останешься.
— Тогда Кара устроит международный скандал, — Яна показала ему язык. — А она особа, обласканная Президентом и популярная в народе. И еще она скажет тебе что-нибудь плохое, и ты от огорчения завянешь. Господин Тришши, — она снова посерьезнела, — я понимаю и принимаю твою заботу обо мне, но сейчас она излишня. Не стоит защищать боевой танк от детишек с деревянными саблями.
Коротко взвыла сирена, и у тротуара перед ними неторопливо припарковалась полицейская машина. Оттуда выбрался толстый патрульный и вразвалку пошел к ним.
— Сейчас еще и с этим объясняться! — проворчал орк. — Госпожа Яна...
Патрульный постучал в окно, и Тришши, раздраженно урча, обернулся, опустил стекло и сунул ему руку со служебным удостоверением.
— И все равно нарушаем, блистательный господин Тришши Таххарага, — индифферентно откликнулся полицейский. — А закон един для всех. — Он достал планшет, махнул им возле удостоверения, считывая код, и принялся стучать пальцами по экрану, составляя протокол. — Штраф придется заплатить...
— Да иди ты лесом, жирный кусоед! — рявкнул орк.
— Нарушение правил маневрирования на дороге, — невозмутимо перечислил полицейский, — нарушение правил парковки и оскорбление офицера дорожной полиции при исполнении им служебных обязанностей. Про последнее я, так и быть, забуду, а остальное на полторы тысячи тянет.
Он вытащил из планшета распечатанную квитанцию, сунул ее Тришши, козырнул и так же вразвалочку направился к своей машине. Орк зарычал во весь голос, прижимая уши к затылку, и впился когтями в затрещавшую обивку руля.
— Я заплачу, господин Тришши, — торопливо сказала Яна. — Я приношу нижайшие извинения за то, что невольно стала причиной неприятностей.
Следователь медленно повернулся к ней и резко выдохнул воздух через ноздри. Несколько страшно долгих секунд он заставлял себя успокоиться и перестать видеть мир через зеленую пелену ярости, попутно буравя Яну немигающим взглядом флуоресцирующих зрачков (та осталась совершенно спокойной и, кажется, даже зевнула, не разжимая челюстей).
— А чего ты хочешь от меня, госпожа Яна? — проскрежетал он наконец. — Ты ведь уже все решила и все знаешь сама.
— О, деловой разговор! — обрадовалась вздорная девица. — Господин Тришши, ты самый достойный орк, которого я когда-либо видела. Любой другой на твоем месте меня, наверное, пополам бы разгрыз, а ты даже в ухо не плюнул ни разу. Значит, так. Во-первых, мне нужна официальная лицензия на занятие проституцией, а также новый паспорт и заполненная медицинская карта. И то, и другое — на чужое имя, разумеется. Я уже псевдоним себе придумала — Аяма Гайсё. Аяма — почти как Яна, легче в роль вживаться. Документы нужны подлинные. Причем в течение пары дней как максимум, желательно — уже завтра. Ты ведь у нас целый директор уголовно-следственного отдела, наверняка все ходы-выходы знаешь, тебе несложно. Во-вторых, как я уже сказала, я хочу, чтобы ты арестовал того подонка-вербовщика. В-третьих, тебе нужно пообщаться с господином Паваем — он хороший человек, как кажется, и вполне профессионален — и получить от него сведения о нелегальных катонийских проститутках в ЧК. На их основании ты или кто-то еще в полиции составите предупреждение для наших девушек, описывающее методы вербовки. Его нужно распространить как минимум во всех "мокрых домах" страны, а лучше — и публично, по телевидению, в газетах, в Сети. Наверняка вербовщики работают и с любительницами, их тоже следует оповестить. Пока все.
— Госпожа Яна, ты такая же шизанутая, как и Кара, — сухо сказал орк. — Похоже, оно у вас семейное. Не знаю, как разные там Демиурги воспитывают приемышей, но Саматте я бы уши пообкусывал...
— На нас с Карой Лика дурно влияет, — заявила Яна. — В нем нахальства на десятерых девиантов хватит, даром что стопроцентный нормал. Наверное, тяжелое детдомовское детство сказывается. Ну так что, господин Тришши? Ты мне поможешь? Документы, арест и пресс-релиз. А? Я могу и в СОБ пойти, но они мне не нравятся, а ты свой человек. Ну, кошак, неважно.
— И комплименты ты делаешь ничуть не лучше Кары, — резюмировал следователь. — Госпожа Яна, и все-таки — ты понимаешь, что на полном серьезе рискуешь жизнью? Причем по большому счету впустую?
— Господин Тришши, — Яна развернулась к нему всем телом и наклонилась, посмотрев в глаза. — Пожалуйста, поверь: я не рискую вообще ничем. Во-об-ще. Разве что самолюбием, если дело провалится. Когда-нибудь, возможно, ты поймешь. Сейчас же просто поверь, ладно?
Тришши задумчиво пошипел сквозь зубы.
— Кто вербовщик? — наконец спросил он.
— Ну уж нет! Я, может, и дурочка, но не настолько. Сначала документы и моя отправка, а потом — имя.
— Если я тебе откажу, ты действительно сунешься в СОБ, — проворчал орк. — А если откажут и там, начнешь действовать самостоятельно. Ладно, помогу, что с тобой делать... Госпожа Яна, если с тобой что-то случится и я помру от огорчения, я до конца твоей жизни стану являться тебе ночами в виде укоризненного духа.
— Заметано. Только я в духов не верю, так что тебя не увижу, даже если и явишься. Придется тебе излучать укоризну впустую. Не забудь — Аяма Гайсё. А теперь отвези меня, пожалуйста, на угол Огуречной и Зимнего бульвара, если не сложно.
— Так и быть, отвезу. Только штраф за меня ты действительно заплатишь. На, держи, — мстительно сказал орк, бросая ей на колени квитанцию, заводя мотор и вливаясь в поток дорожного движения. — Будешь знать, как меня в качестве таксиста использовать. А что там... стоп. Там же "Ююкака" расположена. Ты в нее?
— Для орка ты на удивление хорошо осведомлен о расположении человеческих "мокрых домов", — усмехнулась Яна.
— А других не бывает, — парировал орк. — Только обезьяны и способны проституцию за деньги выдумать. Ни у кошек, ни у ящеров фантазии не хватило. Что, всерьез новой профессии обучиться задумала?
— Ага. У Кары там хорошая знакомая работает. Кара ее оперировала пару лет назад по поводу чего-то невыговариваемого с селезенкой, а та ей потом уроки давала. Ну, которые из серии "секс для домохозяек" — уж и не знаю, зачем они Каре-домоседке. Я поработаю там два-три дня в качестве стажерки, а то у меня с мужчинами маловато опыта, во время операции могу легенду провалить. Заодно макияж научусь накладывать как следует. Так, с тобой я поговорила, — она начала загибать пальцы, — самоучители нашла, с девочками договорилась, перед вербовщиком на первый раз засветилась... Вроде ничего не забыла. Осталось только реквизит прикупить — белье там красивое, помады всякие...
— Обеспечим мы тебя реквизитом, — буркнул орк.
— Нет. Господин Тришши, я не хочу, чтобы операция проводилась официально. Во-первых, кто его знает — вдруг у вербовщиков есть сообщники в полиции? Кара за тебя головой ручается, так что тебе я верю. А вот остальным — не очень. Во-вторых, тебя за согласие меня использовать как агента просто четвертуют независимо от того, от кого исходила инициатива. В-третьих, операция получается международная, а обстановка сейчас такая, что я не уверена в целесообразности ее афиширования. Крайними в случае чего вполне можете оказаться вы с господином Паваем. Не стоит. Моя частная инициатива, и все тут. Ты не при делах, все постфактум узнал. Я тебе письмо написала. А паспорт сама подделала.
Тришши только покачал головой. Ну и девка! Никак не поймешь, то ли действительно больная на всю голову, то ли гениальна на свой манер, как Карина. Однако же насчет сообщников она права. Такие нелегальные операции обязательно должны иметь какое-то прикрытие — в полиции, а возможно, и в СОБ. А ведь если аккуратно потянуть за эту ниточку, возможно, удастся выйти и на связи вербовщиков с контрабандистами...
Одна его часть все еще кипела от возмущения глупостью и неразумностью Яны, в то время как другая, профессионально-полицейская, уже быстро просчитывала варианты. Кого, интересно, можно привлечь из своих, доверенных и надежных, чтобы все прошло тихо и эффективно?..
07.07.858, древодень. Юго-западная граница Четырех Княжеств
Погранзаставу Вооруженных сил Четырех Княжеств на северо-восточной границе области Чукамба обстреляли на рассвете. Огонь велся из ручного автоматического оружия и легких противопехотных гранатометов откуда-то из лесных зарослей на склонах безымянной сопки с номером 22-19. В это время на заставе как раз собирались на развод несколько смен пограничников, и две гранаты, разорвавшиеся прямо посредине двора, убили троих и ранили восьмерых солдат и одного офицера.
Обстрел застал заставу врасплох. Командиры и погранвойск ЧК, и клана Снежных Вершин, контролирующего Чукамбу, за десятилетия приучились жить в относительном мире, не доставляя друг другу особых хлопот. Княжичи не горели служебным рвением в прочесывании окрестностей границы, чтобы ненароком не нарваться на пулю из "зеленки". Местный же Дракон особенно не рвался нарушать формальную границу, поскольку Снежные Вершины жили не столько за счет производства маяки, которая в местном климате практически не росла, сколько взиманием девяностопятипроцентных "налогов" с мытчиков золота на горных россыпях. Неофициальный товарообмен между Чукамбой (в которой помимо боевиков Дракона обитало еще около трехсот тысяч человек и почти три тысячи орков в четырех общинах) осуществлялся с ведома и под контролем командиров застав, имевших с него немалую выгоду в довесок к не слишком высокому офицерскому жалованию. В нарушении вооруженного нейтралитета не была заинтересована ни одна сторона, а потому атаки на заставе не ждал никто.
Обстрел продолжался недолго, но его последствия оказались весьма серьезными — и не только из-за напрямую причиненного ущерба.
Беспорядочный ответный огонь по сопке застава открыла через пятнадцать минут после того, как обстрел закончился. У княжичей также имелись противопехотные гранатометы, но, в отличие от противника, они не имели перед собой четкой цели. Град пуль и снарядов, обрушившихся на лес, безвременно унес жизни тысяч и тысяч древесных листьев и нескольких десятков деревьев, но не задел ни одного из стрелявших, которые к тому моменту оказались уже в полутора верстах. Однако час спустя посланная разведгруппа обнаружила на склоне три трупа в камуфляже с криво вышитой эмблемой клана Дракона — двумя белыми горными пиками, а рядом валялись два старых полуавтоматических карабина Абунакала, снятых с вооружения армии ЧК примерно тридцать лет назад. Все трое погибли от прямого попадания пули в сердце, и пулевые отверстия на одежде обрамлялись черными кружками сгоревшего пороха. У всех троих также имелись густые неопрятные бороды и грубые руки земледельцев.
Проводить детальную экспертизу личностей, разумеется, никто не стал. Два часа спустя после обстрела штурмовики Второй воздушной армии, следуя полученным из Генштаба приказам, нанесли беспорядочные ракетно-бомбовые удары по двум крупным и четырем мелким базам клана Снежных Вершин, а также по двум десяткам горных деревень, в которых располагались его более-менее крупные контрольные пункты и склады. Поскольку во всех случаях применялись зажигательные смеси и боеприпасы объемного взрыва, количество жертв среди ни в чем не повинных жителей впоследствии было официально засекречено (злые языки утверждали, что не менее полутора тысяч человек, но кто им поверит без доказательств?) Еще полчаса спустя транспортные вертолеты начали выбрасывать в долине и на склонах окружающих ее гор мотопехоту и боевую технику, которые по счастливой случайности в тот день участвовали в учениях неподалеку от границы и оказались полностью снаряженными и готовыми к боевым действиям.
К вечеру так неудачно начавшегося дня пресс-секретарь Генштаба зачитал перед журналистами официальное коммюнике, в котором объявлялось о полном установлении контроля за областью Чукамба.
К полуночи оправившийся от неожиданного удара клан Снежных Вершин, потерявший значительную часть личного состава своей армии, но сохранивший практически все замаскированные в горах склады оружия, нанес ответные удары по всей Чукамбе. Прекрасно знающие местность и еще лучше экипированные для ночных действий в горах, боевики Дракона, впервые за полвека получившие полную и безоговорочную поддержку местного населения, под покровом темноты хладнокровно, как в тире, расстреляли из огнеметов и гранатометов не менее трех четвертей еще не завершенных укрепрайонов княжичей, после чего огнем из ручного оружия добили уцелевших солдат.
Потери армии ЧК той ночью — и в технике, и в живой силе — также были засекречены.
На следующее утро пресс-секретарь Кремля объявил об отмене назначенного на этот же день выступления Верховного Князя Тайлаша Полевки перед объединенными Палатами.
08.07.858, златодень. Мир, которого не существует
Дорогу заметила Мизза.
Она как раз сидела в траве на вершине холма, скрестив ноги, и пыталась вообразить себе дом. Не обычный глинобитный дом, какие сотнями стояли в ее родном городе, а такой, какие она видела в Паллахе, куда ее год назад брали на большую ярмарку. Там дома строили не из глиняных кирпичей, обожженных на солнце, а из дерева — неподалеку начинались леса, и с материалом проблем не было. Их приподнимали на сваях, чтобы меньше заползали опасные насекомые, полы и стены делали из грубо оструганных досок, а крышу покрывали широкими длинными пластами коры, снимаемыми с какого-то неизвестного дерева и накладываемыми друг на друга толстым слоем. Стекла в окнах там стояли тоже только в богатых домах, в остальных же проемы заделывались какими-то странными листьями: плотными, широкими, прозрачно-зеленоватыми, с густой сетью темно-коричневых прожилок. Внутри таких домов — Мизза тайком заглядывала — царил загадочный зеленый полумрак. Наверное, совсем такой, какой стоит в далеких джунглях на западе, где по деревьям скачут стаи обезьян, на каждом дереве растут вкусные сочные фрукты, а солнце никогда не палит безжалостно с неба, иссушая тело даже сквозь одежду.
