Демоны-исполнители

— Точно сожрёт, — подтвердил Стёпка, хорохорясь для смелости. На душе у него было препогано и даже как-то людоедно. Никогда он ещё не испытывал такого обессиливающего ужаса, никогда не думал, что можно до такой степени потерять от страха голову. Справиться с этим страхом, заставить себя не бояться или хотя бы не бежать прочь сломя голову, было невыносимо трудно. — А ты чего хотел? Он же Людоед! Он жратеньки хочет! Не с голодухи же ему помирать, правда?

Он прижал стража к груди, тот небольно кольнул кожу, заметно потеплел. Работает вражья магия, здесь она, никуда не делась. Что ей Людоед, что ей темнеющий лес. Всех победим, всё преодолеем и превозмогём. Главное ничего не бояться, главное — поверить в свою неизвестно куда запропавшую демонскую отвагу. Мне не страшно, мне не страшно, вот честное слово, ни чуточки я никого не боюсь и даже сам в это почти верю! Стёпка глубоко вздохнул, давя в душе последние очаги норовящего вырваться из глубин подсознания ужаса.

— Ладно, Смакла, не дрейфь. Прорвёмся. Ничего нам этот задрипанный Людоед не сделает. У меня же страж есть. Он с десятью такими людоедами справится, не то что с одним, вот увидишь.

— А сам, однакось, эвон как перепужался.

— Это ты меня испугал, когда бежать бросился. Я сразу про всё от страха забыл. Не привык ещё, что меня страж защитить может... Да этот лесной костогрыз, если хочешь знать, сам всех боится. Прячется в лесу, чтобы не поймали его, и нападает на ребятишек и одиноких путников. А мы-то с тобой не одинокие и не ребятишки уже. И страж у нас есть. Меч бы нам ещё тот, оркимагов... Склад, когда его увидел, у него руки так и затряслись...

Стёпка нарочно так трепался, чтобы гоблина отвлечь и слегка успокоить. А то Смакла вконец раскис, того и гляди, опять побежит сломя голову. И Стёпка точно знал, что если побежит гоблин, то побежит за ним и он, и ещё как побежит... Потому что страшно до ужаса.

Всё увереннее приближалась ночь. Солнце давно скрылось за сопками. И хотя в небе ещё пламенели редкие перья облаков, на востоке небо уже сделалось тёмно-фиолетовым. Воздух медленно остывал. В низинах заклубился влажный сумрак, дневные птицы примолкли, а ночные наоборот проснулись... Лучше бы они не просыпались. А то кулдыкают прямо над головой дурными голосами — сердце каждый раз в пятки проваливается.

Пора был искать подходящее место для ночёвки.

— Костра жечь не будем, слышь, Стеслав, — прошипел гоблин. — Он на костёр как раз и выйдет.

— Замёрзнем же.

— Не. Лапника наломаем, да в нору какую-нито забьёмся. Вдвоём не замёрзнем. Мой батя по зиме, бывало, и в сугробе переночёвывал.

— Ладно, — вздохнул Стёпка. — Тебе виднее. Давай, ищи какое-нибудь укрытие. Только чтобы змей там не было. И людоедов.

— А почто я?

— А по то, что ты тайгу знаешь, а я человек городской, к лесу непривычный.

Гоблин не нашёл, что возразить, завертел головой:

— Поведаешь мне опосля.

— О чём?

— Об демонском граде.

— Поведаю. Как устроимся, так сразу и поведаю. Вместо колыбельной. Спокойной ночи, малыши, называется.

Дрэге колыбельная не требовалась, он уже спал, уцепившись за котомку, только хвост свисал чуть ли не до земли.

Смакла присматривался, принюхивался, вертел головой по сторонам, наконец решился:

— Тута укроемся, под елью. И со спины никто не подкрадёт... — он запнулся и сказал уже другим, глухим и безжизненным голосом. — Глянь-ко туды, Стеслав. Токмо голоса не подавай, коли помереть не хочешь.

Гоблин медленно, как во сне поднял руку и показал за Стёпкину спину. Лицо его побелело, рука заметно тряслась.

Стёпка, скрипнув заржавевшей от страха шеей, с трудом оглянулся: неужели Людоед? А сам уже стража на груди поскорее нащупал.

Метрах в ста от них, ниже по склону неторопливо пересекал прогалину одинокий всадник. Он ехал, низко склонив покрытую капюшоном голову, словно высматривал что-то на земле; серый плащ полностью скрывал его фигуру, над плечом покачивалось высокое копьё. Конь казался чёрным, он осторожно переступал ногами, его грива длинными космами свисала чуть не до земли. Не оглядываясь, почти беззвучно, всадник проплыл вдоль кромки леса и скрылся за скалой.

Мальчишки постояли немного и, лишь убедившись, что незнакомец отъехал достаточно далеко и уже вряд ли вернётся, двинулись в противоположную сторону, благо им с этим всадником было не по пути.

— Кто это был? — тихонько спросил Стёпка.

Гоблин пожал плечами, но Стёпке показалось, что младший слуга знает, кого они видели, знает, но говорить отчего-то не желает.

— Весич? — всё же спросил Стёпка.

Смакла помотал головой.

Жаль, подумал Стёпка, лучше бы весич.

— Но не оркимаг же?

— Хужее, — выдавил гоблин. — Хужее оркимага.

— Людоед что ли?

— Не, — ещё раз мотнул головой гоблин и больше из него не удалось вытянуть ни слова.

После этого устраиваться на ночёвку здесь, где только что проехал таинственный всадник, не хотелось. Даже если он и не вернётся, всё равно не хотелось. Поэтому они прошли ещё немного, а потом ещё, и ещё, и ещё. И всё им казалось, что они ушли недостаточно далеко. Уже сделалось окончательно темно, и лишь полная невозможность различать перед собой дорогу вынудила их остановиться. Выбирать было особенно не из чего, и они просто забрались под огромную разлапистую ель. В глубине было тесно, но сухо и уютно. Нависающие густым шатром ветви укрывали их почти непроницаемым пологом. Толстый слой хвои позволял лежать прямо на земле. Мальчишки скинули мешки, устроились как получилось. Стёпка даже ухитрился вытянуть гудящие ноги. Голода он не чувствовал, хотя за весь день считай ничего, кроме пары бутербродов, не съел.

Гоблин долго копался в своём мешке, собираясь, видимо, основательно подкрепиться, но вдруг насторожился. Услышал что-то. Слух у него был не в пример острее Степкиного.

— Что?

— Помстилось, — выдохнул гоблин. — Вроде как сучок сломился.

Он глотнул из бутыли, вытер губы рукавом.

— Вода? — спросил Стёпка.

— Сидр яблочный на воде, — протянул бутыль Смакла.

Неподалёку в самом деле звучно хрустнула ветка. Стёпка так и замер с полным ртом сидра.

Кто-то шёл по лесу, давя тяжёлыми ногами ветки и кусты вереска. Мальчишки замерли, словно загнанные кролики. Смакла припал к земле, вжался в неё, не дышал. Стёпка глотнул, не мог больше держать жидкость во рту, и ему показалось, что его звучный глоток разнёсся на всю притихшую тайгу.

Шаги приближались и, надо сказать, не похоже было, что это шёл человек. Люди так не ходят. И точно — звякнула о камень подкова, шумно, с фырканьем выдохнула лошадь. Всадник?

Стёпка очень осторожно отвёл в сторону колючую ветку. Тот самый всадник в плаще и с копьём неторопливо подъезжал к их ненадёжному убежищу. Лица его в темноте было не разглядеть, конь и всадник сливались в одну большую, неотвратимо приближающуюся неприятность.

Кажется, пришло время поработать стражу — рука привычно скользнула за пазуху. Стёпка неотрывно следил за всадником. Ясно было, что тот не случайно появился именно здесь, ведь совсем в другую сторону ехал, когда они его в первый раз увидели. Если это они его тогда видели.

Конь шагал размеренно и как-то равнодушно. Всадник слегка покачивался в седле, ехал, не поднимая головы. Было в его фигуре что-то неживое, мертвящее, смерть так иногда рисуют, только вместо копья коса должна быть.

Всадник приблизился, он был большой, высокий, а копьё вздымалось ещё выше... И проехал мимо, в двух шагах от затаившихся мальчишек. Копьё задело ветку, конь махнул хвостом, и тьма поглотила их, и шаги растворились в ночной тишине.

Стёпка выдохнул и разжал руку. Пронесло, кажется. Он оглянулся на гоблина. Смакла был бледнее смерти, его всего трясло. Стёпка страха не чувствовал, хватит, перебоялся уже. Он наоборот даже как-то слегка жалел, что не пришлось сразиться с этим странным лесным прохожим, вернее, проезжим.

— С-старуха-с-Копьём, — прошептал гоблин, едва шевеля непослушными губами. — Выследила, углыда. Бечь надоть, Стеслав. Она нам таперича покою не даст.

— А зачем? — спросил Стёпка. Бечь ему уже никуда не хотелось, набегался уже так, что ноги отваливаются. — Она нам ничего плохого не сделала. Мимо проехала и даже не заметила, — а сам подумал, что вот она какая, Старуха-с-Копьём. То-то странным чем-то от неё за версту разит.

— Дважды она нам являлась, нежить проклятущая. Утекать надоть, покудова в третий раз не явилася, — Смакла торопливо заталкивал в мешок припасы, промахивался в темноте, что-то сыпалось на землю, он сгребал вместе с хвоёй, ругался сквозь зубы. — У-у, злыдня, ни передохнуть таперича, ни глаз не сомкнуть.

— Давай лучше костёр разведём, — предложил Стёпка. — Тролли говорили, она огня боится.

— Тут-то Людоед к нам в гости и припожалует. На угощение.

— Ну и угостим его... Промеж ушей.

— Не верю я твоему оберегу. Обманет. Бечь надоть отседова подале.

— А Людоед Старухи разве не боится? Или они заодно здесь? В гости друг к другу ходят, человечинкой делятся.

Смаклу аж перекосило всего:

— Вот ты сам у него и поспрошаешь, когда он тебя жарить возьмётся... Чево делать, слышь, Стеслав? Кумекай шибче своей демонской головой, покудова Старуха не возвернулась. Мне помирать энтим летом несподручно.

Гоблин чуть не плакал. Стёпка понял, что поспать спокойно не получится, не даст ему поспать этот перепуганный гоблинёнок, так и будет до утра зубами стучать и тормошить, если от страха раньше не помрёт.

И он покумекал, и его демонская голова додумалась только до того, что неплохо было бы вскарабкаться на дерево и заночевать на нём, потому что Старуха на дерево явно не полезет, а Людоеда, если он их вдруг всё же выследит, можно будет просто спихнуть, дав ему хорошенько пяткой в лоб.

Взбираться на дерево было непросто, ведь делать это приходилось почти вслепую, на ощупь. Хорошо ещё, что сосна попалась удобная, ветвистая. Сначала Стёпка попробовал на ту ель залезть, под которой они прятались, но ему сразу же пришлось от своего намерения отказаться, потому что продраться сквозь густые и колючие еловые ветви не сумел бы и гном. А по сосне — милое дело, только скользко очень, того и гляди сорвёшься.

А когда они вскарабкались повыше и кое-как устроились, выяснилось, что ночевать на дереве чертовски неудобно, потому что не получалось ни сесть половчее, ни тем более лечь, а уж о том, чтобы задремать, вообще не могло быть и речи. Сразу сорвёшься и все кости себе переломаешь. Смакла возился, шипел что-то сквозь зубы, а в демонскую голову тем временем пришла ещё одна не самая плохая идея. Стёпка снял котомку, повесил её на сучок, и полез вверх. Ему подумалось, что если он взберётся повыше и посмотрит по сторонам, то может быть, что-нибудь и увидит.

— Ты куды? — пискнул Смакла испуганно.

— Сиди здесь. Я скоро вернусь.

Стёпка поднимался всё выше и выше. Страж ему не помогал, да его помощь и не требовалась. Что-что, а лазать по деревьям Стёпка умел и любил. Когда с папой в Карелию ездили, у бабушки на даче все деревья в округе изучил до последнего сучка и даже срывался раза два и шрам на спине заработал. Сейчас бы не упасть, потому что неизвестно, может ли страж работать парашютом. А проверять это экспериментальным путём настроения почему-то совершенно не было.

Добравшись почти до самой верхушки, он обхватил тонкий ствол, утвердился покрепче и перевёл дыхание. Половина дела сделана. Руки были перемазаны смолой, рубашка выбилась из джинсов, расколдованные кроссовки белели в темноте; дерево под ним слегка покачивалось...

— Стеслав! — жалобно позвал Смакла. — Ты здеся?

— Да куда я денусь с подводной лодки! — отозвался Стёпка. — Что ты орёшь на весь улус — Людоеда приманить хочешь? Потерпи немного, я скоро спущусь.

Сосна была высокая или просто казалась высокой в темноте. У Стёпки слегка захватило дух. Он словно парил над ночным лесом, и скрытая мраком земля со всеми её страхами и заботами проплывала где-то далеко-далеко под ним, так далеко, что если сорвёшься и упадёшь, лететь будешь долго, и неизвестно, долетишь ли вообще.

Он покрепче обхватил ствол и обвёл взглядом невидимый горизонт. Мир был велик и необъятен. И захотелось оторвать руки от дерева и раскинуть их широко-широко, и полететь, скользя над бескрайним простором в густом непроглядном воздухе, то взмывая в запредельную вышину, то плавно опускаясь к верхушкам деревьев.

Дрэга подслушал эти мысли, выпорхну снизу прямо перед Стёпкиным лицом, мягко хлопнул крыльями и упал во мрак, чтобы скользить и взмывать и спускаться. И до чего же Стёпка ему завидовал!

Небо над головой искрилось торжественной россыпью мелких летних звёзд. Луна то ли ещё не взошла, то ли пряталась где-то за тучкой. Вверху было темно, внизу было темнее. Вообще ничего не было видно. Ночь старательно прикрывала весь Таёжный улус от края до края, а маленький демон стоял в середине этой темноты на тоненькой ветке и изо всех сил таращился на все четыре стороны, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь.

Потом он разглядел. На небе было много огоньков, на земле — всего один. Не так чтобы очень далеко, километрах, может, в двух, если не ближе. Стёпка сразу догадался, что это за огонёк. В лесу кто-то жёг костёр. Открыто и без боязни. И вряд ли это был Людоед, потому что... потому что вряд ли это был он. А если даже и Людоед, что с того? Заявимся по-наглому в гости и прогоним его от костра, потому что демоны, между прочим, круче любых людоедов. Только бы в последний момент не сдрейфить.

Стёпка долго вглядывался, даже глаза заболели, и чем дольше он смотрел на манящее пламя, тем сильнее ему хотелось оказаться у этого костра, сидеть рядом с людьми, кем бы они ни оказались. Пусть даже разбойниками. После мертвящей Старухи любые разбойники покажутся милейшими людьми. Они по крайней мере живые и теплые... Дрэгу бы туда послать на разведку, но он, паразит, во-первых, ещё не вернулся, а во-вторых, говорить-то всё равно не умеет.

Стёпка осторожно спустился вниз, пихнул гоблина:

— Костёр там горит. Туда пойдём.

— Это Людоед! — перепугался Смакла, и его глаза явственно отсверкнули зелёным. — Не пойду!

— Там их целая семья, — пошутил невесело Стёпка. — Людоед с людоедихой и куча маленьких голодных людоедиков. Сидят, зубами щёлкают, вкусного гоблина к ужину поджидают, — он засмеялся. — Да ты не боись, мы сначала издалека посмотрим. Всяко лучше, чем на дереве от страха трястись.

Смакла был с этим категорически не согласен, он бы лучше на дереве подрожал до утра, но Стёпка стал спускаться, и гоблин, повздыхав, последовал за ним.

Добираться до костра пришлось долго и трудно. Страж почему-то помогать не захотел, и Стёпка на него за это здорово рассердился. Не помогло даже истинное имя. Как говориться, все спят, приходите утром. Нет, не зря эта медяшка бронзовая Смакле не нравится, кроется в ней какая-то вражеско-оркимажеская подлость. То, понимаешь, работает, то не работает. Ненадёжная в общем вещь.