— И что потом?
— Байяз оставался главным советником Гарода. Все наши законы и установления, устройство нашего правительства — все это, говорят, изобретено им и претерпело лишь немногие изменения с тех далеких дней. Байяз основал закрытый и открытый советы, он сформировал инквизицию. После смерти Гарода он покинул Союз, но пообещал однажды вернуться.
— Понимаю. Что из этого является правдой, по вашему мнению?
— Трудно сказать. Маг? Волшебник? Чародей? — Старик посмотрел на колеблющееся пламя свечи. — Для дикаря вот эта свеча покажется магией. Очень тонкая черта отделяет магию от мошенничества, не так ли? Но Байяз был очень умным человеком, и это факт.
"Все бесполезно".
— А что было до того?
— До чего?
— До Союза. До Гарода.
Старик пожал плечами.
— Во времена темных веков мало заботились о ведении летописей. Мир лежал в хаосе после войны между Иувином и его братом Канедиасом...
— Канедиасом? Мастером Делателем?
— Ну да.
"Канедиас. Он смотрит на меня со стен моей маленькой комнатки в подвалах очаровательного домика Секутора. Иувин лежит мертвый, а одиннадцать его учеников-магов идут мстить за него. Я знаю эту историю".
— Канедиас, — пробормотал Глокта. Образ темной фигуры с языками пламени за спиной четко стоял в его мозгу. — Мастер Делатель. А он существовал в действительности?
— Трудно сказать. Он находится посередине между мифом и историей, я полагаю. Возможно, в его истории есть некое зерно истины. Кто-то же построил эту здоровенную чертову башню, а?
— Башню?
— Ну да, Дом Делателя! — Старик обвел жестом комнату вокруг себя. — Говорят, все это построил тоже он.
— Что, и библиотеку?
Старик рассмеялся:
— Весь Агрионт. По крайней мере, скалу, на которой он стоит. И Университет тоже. Он построил его и назначил первых адептов, чтобы помогали ему в работе, в чем бы она ни заключалась, и проникали в природу вещей. Мы все ученики Делателя, хотя я сомневаюсь, что об этом знают там, наверху. Он ушел, но работа продолжается, так?
— В каком-то смысле. А куда он ушел?
— Ха! Он мертв. Ваш друг Байяз убил его.
Глокта поднял одну бровь.
— В самом деле?
— Так гласит предание. Вы не читали "Падение мастера Делателя"?
— Эту чушь? Я считал, что там одни выдумки.
— Так и есть. Эффектная дешевка, но она основана на писаниях того времени.
— Писаниях? А что-нибудь из подобных вещей уцелело?
Старик прищурил глаза:
— Кое-что.
— Кое-что? И они есть здесь, у вас?
— Да. Особенно интересен один документ.
Глокта твердо посмотрел в глаза старика и произнес:
— Принесите его мне.
Древняя бумага хрустела в пальцах адепта-историка, когда тот осторожно разворачивал свиток и расстилал его на столе. Желтый морщинистый пергамент с обтрепавшимися от возраста краями густо покрывали неразборчивые письмена — странные, совершенно непонятные для Глокты.
— Что это за язык?
— Древний язык. Лишь немногие теперь могут прочесть его. — Старик указал на первую строку. — Здесь написано: "Повествование о падении Канедиаса, третий из трех".
— Третий из трех?
— Из трех свитков, я предполагаю.
— А где еще два?
— Утрачены.
— Хм.
Глокта взглянул в бесконечную тьму книгохранилища: "Удивительно, если хоть что-то не пропало в этих дебрях".
— О чем здесь еще говорится?
Старик-библиотекарь вгляделся в непонятные письмена, скудно освещенные трепетным светом единственной свечи. Он провел дрожащим пальцем по пергаменту, беззвучно шевеля губами.
— "Велика была их ярость".
— Что?
— Это начало: "Велика была их ярость". — Он медленно принялся читать: — "Маги преследовали Канедиаса, обратили в бегство верных ему. Они разрушили его твердыню, обратили в руины его дома и перебили его слуг. Сам Делатель, тяжко раненный в битве с братом Иувином, нашел убежище в своем Доме". — Старик развернул следующую часть свитка. — "Двенадцать дней и двенадцать ночей маги обращали свой гнев на врата, но не могли оставить на них следа. Затем Байяз нашел путь внутрь..."
Адепт разочарованно провел рукой по пергаменту: сырость или что-то еще оставило на нем пятно, так что знаки в следующих строках расплылись и их невозможно было прочесть.
— Я не могу разобрать... — проговорил он. — Кажется, что-то насчет дочери Делателя...
— Вы уверены?
— Нет! — отрезал старик. — Не хватает целого куска!
— Тогда оставьте его! Читайте с того места, где вы можете быть уверены.
— Хорошо, посмотрим... "Байяз преследовал его до самой крыши, и сбросил его оттуда". — Старик шумно прокашлялся. — "Делатель упал, пылая огнем, и разбился о мост, что был внизу. Маги искали семя вверху и внизу, но не нашли его".
— Семя? — недоуменно переспросил Глокта.
— Больше здесь ничего не написано.
— Какого черта это может значить?
Старик откинулся на спинку кресла. Он явно наслаждался редкой возможностью побеседовать на тему, которую знал досконально.
— Это означает конец эпохи мифа и зарождение эпохи разума. Байяз, маги — они олицетворяют порядок. Делатель же — фигура богоподобная: суеверие, невежество, я не знаю, что еще. В его образе должна быть доля истины. В конце концов, кто построил эту здоровенную чертову башню?
И он разразился дребезжащим смехом.
Глокта не нашел в себе сил указать адепту, что он уже изрекал эту самую шутку несколькими минутами раньше.
"И она уже тогда была несмешной. Повторение — проклятие старости".
— Так что же насчет семени?
— Не знаю. Магия, секреты, могущество? Это метафоры.
"Метафоры не произведут впечатления на архилектора. Особенно такие туманные".
— Больше там ничего нет?
— Есть еще небольшое продолжение, давайте-ка посмотрим... — Старик снова опустил взгляд на письмена. — Он разбился о мост, они искали семя...
— Да, да, все это уже было!
— Терпение, инквизитор! — Сморщенный палец старика водил по строчкам. — "Они запечатали Дом Делателя. Они погребли павших, в том числе Канедиаса и его дочь". Это все. — Он вгляделся в страницу, его палец дрожал на последних буквах. — "И Байяз взял ключ". Это все.
Брови Глокты взлетели вверх:
— Что? Что там было в последней фразе?
— Они запечатали врата, погребли павших, и Байяз взял ключ.
— Ключ? Ключ от Дома Делателя?
Адепт-историк сощурился и еще раз взглянул на страницу.
— Так здесь написано.
"Но никакого ключа нет! Башня уже много веков стоит запечатанная, все это знают. У нашего самозванца ключа не окажется, не сомневаюсь. — По лицу Глокты медленно разлилась улыбка. — Конечно, слабо, очень слабо, но если подать все как следует, если правильно поставить ударение, и этого может хватить. Архилектор будет доволен".
— Я заберу это с собой. — Глокта подтянул к себе древний свиток и начал сворачивать его.
— Что? — Глаза адепта расширились от ужаса. — Вы не можете!
Шатаясь, он с огромным трудом поднялся с кресла — даже Глокте это движение далось бы легче. Ворон снялся с места одновременно с хозяином и принялся неуклюже описывать круги под потолком, хлопая крыльями и яростно каркая. Но Глокта игнорировал их обоих.
— Вы не можете взять его! Это невосполнимо! — хрипло причитал старик, безнадежно пытаясь перехватить свиток.
Глокта широко развел руками:
— Остановите меня! Ну, что же вы? Мне бы хотелось на вас посмотреть! Только представьте себе — мы, двое калек, барахтаемся среди книжных полок, вырываем друг у друга древний клочок бумаги, а ваша чертова птица летает над нами и гадит на нас! — Он захихикал. — Не слишком достойное зрелище, вы не находите?
Обессиленный адепт-историк рухнул обратно в кресло, тяжело дыша.
— Никому больше нет дела до прошлого, — прошептал он. — Они не видят, что без прошлого нет будущего.
"Какая глубокая мысль!"
Глокта сунул свернутый пергамент в карман и повернулся, чтобы уйти.
— Кто позаботится о прошлом, когда меня не станет? — продолжал старик.
— Какая разница? — откликнулся Глокта, направляясь к лестнице. — Уж точно не я!
Выдающиеся таланты брата Длинноногого
Уже целую неделю каждое утро Логена будил гомон толпы. Шум начинался спозаранку и выдергивал северянина из сна — громкий, словно рядом шло сражение. Когда Логен услышал его в первый раз, он так и решил, что идет сражение. Теперь он знал: это всего-навсего их треклятый дурацкий спорт. Закрытое окно немного уменьшало шум, но духота вскоре становилась невыносимой. Приходилось выбирать: либо спать мало, либо совсем не спать, и Логен волей-неволей оставлял окно открытым.
Чертыхаясь, он протер глаза и вылез из постели. Еще один жаркий, нудный день в Городе Белых Башен. В дороге, в диких краях, он был готов ко всему, едва проснувшись, но здесь все было по-другому. Утомление и жара делали его медлительным и ленивым. Он протащился через порог в гостиную, зевая во весь рот и потирая рукой подбородок.
И застыл на месте.
В гостиной находился какой-то человек. Незнакомец. Сцепив руки за спиной, гость стоял у окна, облитый солнечным светом. Невысокий и стройный, с волосами, остриженными почти наголо, и шишковатым черепом, в необычной дорожной одежде: поблекший кусок материи, несколько раз обернутый вокруг тела.
Не дав Логену времени заговорить первым, человек повернулся и проворно подскочил к нему.
— Ты кто? — требовательно спросил он.
Его улыбчивое лицо дочерна загорело и обветрилось, кожа напоминала морщинистую поверхность разношенных сапог. По такому лицу нельзя угадать возраст — ему могло быть сколько угодно, от двадцати пяти до пятидесяти.
— Девятипалый, — пробурчал Логен, настороженно отступая к стене.
— Ах да, Девятипалый!
Человечек схватил обеими руками Логенову ладонь и крепко ее сжал.
— Это великая честь и особая милость — познакомиться с тобой! — произнес он, закрывая глаза и склоняя голову.
— Ты слышал обо мне?
— Увы, нет, но все создания божьи достойны глубочайшего уважения. — Гость снова поклонился. — Я брат Длинноногий, путешественник из знаменитого ордена навигаторов. Под солнцем найдется немного земель, где не ступала моя нога. — Он указал на свои сильно поношенные сапоги, а затем широко развел руки в стороны. — От гор Тхонда до пустынь Шамира, от равнин Старой империи до серебряных вод Тысячи островов весь мир — мой дом! Именно так!
Он хорошо изъяснялся на северном диалекте. Возможно, даже лучше самого Логена.
— На Севере ты тоже бывал? — спросил Девятипалый.
— Один краткий визит в дни моей юности. Я нашел тамошний климат немного суровым.
— Ты неплохо говоришь на нашем языке.
— Не много есть языков, на которых я, брат Длинноногий, не могу говорить. Естественная легкость в овладении языками — лишь один из моих многочисленных выдающихся талантов. Бог благословил меня! — прибавил человечек, сияя.
Логен не мог понять, серьезно он говорит или это какая-то изысканная шутка.
— А что привело тебя сюда?
— Меня вызвали! — Темные глаза гостя заискрились.
— Вызвали?
— Совершенно верно! Сам Байяз, первый из магов! Меня вызвали, и я явился! Таков мой путь! В казну нашего ордена поступит огромная плата за мои выдающиеся таланты, но я согласился бы и бесплатно. Конечно. Бесплатно!
— Правда?
— Конечно! — Человечек отступил назад и принялся с устрашающей скоростью шагать кругами по комнате, потирая ладони. — Это поручение столь же много говорит о славе нашего ордена, сколь и о его широко известной жадности! И выбрали меня! Из всех навигаторов Земного круга — я избран для этой задачи! Я, брат Длинноногий! Я, и никто иной! Кто на моем месте, с моей репутацией, не откликнулся бы на такой вызов?
Он остановился перед Логеном и выжидающе посмотрел на него, словно хотел получить ответ на свой вопрос.
— Э-э...
— Только не я! — прокричал брат Длинноногий, делая новый заход вокруг комнаты. — Я не противился! Зачем бы я стал это делать? Это не мой путь! Путешествие к самому дальнему краю мира? Какую легенду можно будет из этого сложить! Какой вдохновляющий пример для других! Какое...
— К дальнему краю мира? — с подозрением переспросил Логен.
— Я знаю! — Странный человечек хлопнул его по руке. — Мы одинаково взволнованы!
— А! Это, должно быть, наш навигатор. — Байяз показался из своей комнаты.
— Воистину так. Я брат Длинноногий, к твоим услугам. А ты, осмелюсь предположить, не кто иной, как мой знаменитый наниматель Байяз, первый из магов!
— Да, я и есть он.
— Величайшая честь и особая милость, — вскричал Длинноногий, прыгая вперед и хватая мага за руку, — познакомиться с тобой!
— Обоюдно. Надеюсь, твое путешествие было приятным?
— Путешествия всегда приятны для меня! Всегда! Лишь время, разделяющее их, является для меня испытанием. Воистину так!
Байяз, нахмурив брови, взглянул на Логена, но тот мог лишь пожать плечами.
— Могу ли я спросить, как долго нам еще ждать, прежде чем начнется наше путешествие? — продолжал Длинноногий. — Мне не терпится ступить на корабль!
— Скоро, как я надеюсь, к нам присоединится последний член экспедиции. Нам необходимо нанять судно.
— Разумеется! Я с особенным удовольствием сделаю это! Что я должен сказать капитану относительно нашего курса?
— На запад через круг Морей в Стариксу, затем в Халцис, что в Старой империи.
Человечек заулыбался и склонился в низком поклоне.
— Ты одобряешь? — спросил маг.
— Конечно. Но корабли теперь редко заходят в Халцис. Бесконечные войны, которые ведет Старая империя, сделали окрестные воды опасными. Пиратство, увы, там весьма распространено. Непросто найти капитана, согласного плыть туда.
— Вот это должно помочь. — Байяз кинул на стол свой, как обычно, толстый кошель.
— О, несомненно!
— Выбери быстрый корабль. Я не хочу терять ни единого дня, как только мы будем готовы.
— В этом ты можешь на меня положиться, — произнес навигатор, хватая со стола тяжелый мешочек с монетами. — Плавать на медленных судах — не мой путь! О нет! Я найду для тебя самый быстрый корабль в Адуе! О да! Этот корабль полетит вперед, как божье дыхание! С волны на волну, как...
— Достаточно, если он будет просто быстрым.
Человечек послушно склонил голову.
— Время нашего отбытия?
— Примерно через месяц. — Байяз глянул на Логена и спросил: — Почему бы тебе не пойти вместе с ним?
— Мне?
— Разумеется! — вскричал навигатор. — Конечно, мы пойдем вместе!
Он схватил Логена за локоть и потащил к двери.
— Я рассчитываю получить сдачу, брат Длинноногий! — крикнул Байяз им вдогонку.
Навигатор обернулся в дверях:
— Сдача будет, можешь не сомневаться. Зоркий глаз на цены, хороший нюх на сделки, неустрашимая целеустремленность при ведении переговоров! Это лишь три из моих многочисленных выдающихся талантов!
И он просиял широкой улыбкой.
— Адуя — сказочное место! Истинная правда. Лишь немногие города могут сравниться с ней. Шаффа, возможно, больше по размерам, но в ней так пыльно! Никто не станет отрицать, что Вестпорт и Дагоска тоже хорошо смотрятся. Некоторые считают самым великолепным городом мира Осприю, раскинувшуюся на горных склонах, однако должен признаться: сердце брата Длинноногого принадлежит великому Талину. Бывал ли ты там, мастер Девятипалый, видел ли ты это благородное поселение?
