Слышать это имя, обращенное к дряхлой старухе, в которой я абсолютно ничего не видел от своей матери, жгло нутро, точно в адовой топке, мгновенно доводя до кипения гнев, причем не только на Аверре, но и на ведьму, посмевшую так подло издеваться над памятью о самом дорогом и близком мне человеке.
— Это ложь! — Меня трясло так, что даже слова произносились с трудом.
Оба вновь повернули ко мне свои лица, но это только подстегнуло злость.
— Моя мать умерла! — выпалил я, а затем ткнул пальцем в Аверре: — Ты убил ее!
Вдруг на целую секунду в жутких иссушенных чертах ведьминого лица, полускрытого в тени старых домотканых шалей, проступило нечто до того знакомое и родное, что мое сердце едва не разорвалось напополам. Руки мои безвольно опустились, а вопрос сам вырвался из приоткрывшегося рта:
— Мам?
Кажется, она и сама была потрясена не меньше. Ее ладонь приподнялась и легла на грудь в том месте, где у живых бьется сердце. Затем Аманра проговорила:
— Хотела бы я сказать: "Да", но это означало бы солгать, а я не хочу поступать с тобой хуже, чем уже поступила. О, Сет, мой мальчик. От Сол во мне уже ничего не осталось... кроме воспоминаний.
Я едва заметил, как маленькая слезинка скатилась вниз.
— Но... Я же видел!.. Ты падала... И удар... А ты жива!
— Нет, — печально качнула она головой. — Это не так. Я не могу тебе объяснить, потому что даже сама многого не понимаю. Это все минн. Он заменил собой все мои внутренние органы целиком. Не окажись я лейром, такого со мной, возможно, и не приключилось бы.
Несмотря на то, что я был, мягко говоря, не в состоянии адекватно воспринимать смысл сказанного, я ловил каждое ее слово, словно воздух, и когда Аманра, вдруг замолкла, начал задыхаться:
— Я... я не понимаю...
— Я сама не знаю, как во мне оказалась эта живая дрянь. Возможно, во время экспериментов по выведению сыворотки... Так или иначе, именно минн не дал мне умереть после удара Батула... — в этом месте Аверре негромко всхлипнул, но на него никто не обратил внимания. — Я пролежала без сознания на дне леса несколько бессчетных дней, и ни один хищник не попытался за это время ко мне прикоснуться. Пока я находилась в этом состоянии, с моим организмом произошли необратимые изменения, поверить в которые я, придя в себя, поначалу не могла. Думаю, все закончилось бы гораздо проще, не сумей я подчинить безостановочно разраставшийся во мне минн своей воле и таким образом купировать его. Но лучше бы я умерла.
— Нет, — нервно выдохнул я и, не соображая больше ничего, бросился к ней и обнял. — Мама!
Слезы брызнули из глаз фонтаном, стоило только ее рукам сомкнуться на моей спине. Тоска по материнской любви, застаревшая боль ранней потери и ощущение вечного и темного одиночества хлынули волной наружу. И ни холод ее тела, ни прелый запах минна, ни даже чужеродная возня под шалями не могли оттолкнуть меня от того, что осталось от моей матери.
Я не возьмусь сказать, сколько времени мы простояли так, обнявшись: может с минуту, а может и целый час. А мама все это время продолжала тихо баюкать меня в своих объятьях, шепча слова утешения.
— Сет, я так виновата, — говорила она в то же время, — так виновата перед тобой...
А я качал головой, уверяя, что это не так.
— Прости меня за то, что выбрала его, когда должна была остаться с тобой. Прости, что не дала тебе всего, что должен получить любой ребенок от матери. И за Бавкиду прости тоже. Но, самое главное, я очень прошу тебя простить меня за то, что по моей вине ты стал таким... Ведь я знала... знала, что ты не был, как другие дети. Я знала о той особой связи, что присутствовала между нами с самого твоего рождения, и боялась ее. Я думала, мой уход разорвет ее, но даже не предполагала, что это настолько травмирует твою душу...
Я чуть отстранился и, заглянув ей в глаза, шепнул:
— Перестань себя винить, ведь ты ни в чем не виновата. Я никогда не умел обвинять кого-то в том, что со мной происходило и теперь не собираюсь этого делать. Я понимаю, о чем ты говоришь, но тут вина только одного человека — моя. Когда ты улетела, я был слишком мал, чтобы понимать что-либо, но став взрослым, сам сделал себя таким, каким ты меня теперь видишь. Потому что так было удобно, потому что мне так было легче.
— Но если бы я не...
— Никто не знает, что было бы тогда, — оборвал я маму прежде, чем она успела взвалить на себя еще больше. — Возможно, сильная привязанность к тебе только все усложнила бы, так что, может быть, оно даже и к лучшему, что ты ее разорвала. Зато вот кого следовало бы обвинять в том, что ты не вернулась обратно, — я перевел полный ненависти взгляд на наставника, — вот, кто действительно виноват во всем, что с нами произошло!
Слезы Аверре давно уже высохли и он, успев подняться на ноги, с жадностью вслушивался в наш диалог. Он уже целиком держал себя в руках, встретив мое обвинение в своей надменной аристократической манере:
— Все было бы намного проще, не окажись ваше общее упрямство столь непрошибаемым.
— А ты не считаешь, что эти же слова можно с легкостью отнести и к тебе? — спросила мама.
Аверре ненадолго задумался.
— Пожалуй, что так, — объявил он спустя мгновение. — Но как, скажи мне, должен я поступать, когда точно знаю, что моя судьба связана с этой Иглой? Ты, Сол, лучше, чем кто-либо понимаешь, сколь много в своей жизни я отдал за то, чтобы, наконец, найти ее. Что стоило тебе перестать противиться и сделать так, как я просил? Зачем тебе было непременно вмешиваться в мои планы, когда я для того и хранил все это в тайне, лишь бы не навредить тебе?
— Если ты этого до сих пор не понимаешь, тогда я не вижу смысла объяснять что-либо вообще, — с презрением бросила мама. — Ты живешь одной лишь мыслью о непостижимом могуществе, да только не о благе лейров думаешь, а о своем! Ты и до этого знал много лейров, чьи амбиции, и без Иглы, стали причиной ужасных событий. Ты не ведаешь, какие цели преследовали те, кто ее создал, но если даже они упрятали творение рук своих так глубоко, то не нам им пользоваться! А если уж и решаться на поиски, то только по одной причине — чтобы навсегда уничтожить Иглу.
Мы все еще стояли втроем друг напротив друга, совершенно забыв о тех, кто в эту минуту также присутствовал на прогалине. Ни на Занди, ни на Эйтн, которую он неизвестно почему не пожелал оставить в более безопасном Мероэ, я не оборачивался, только улавливал легкие эманации силы, веявшие на нас со стороны пещеры. Я и мама смотрели в лицо Аверре, следя за тем, как меняется выражение вины за все причиненное им зло на совершенно невыразительную мину.
— Значит, только поэтому ты сейчас здесь? — с некоторой долей грусти спросил он ее и, не дожидаясь ответа, перевел взгляд на Эйтн: — И ты, стало быть, теперь с нею согласна, не так ли, дорогая?
Я обернулся, только теперь увидев оружие в опущенных руках леди Аверре.
— Ты, как и я сама, доказал, что не достоин обладать настолько мощной вещью, дядя, — холодно проговорила она. — Потакая своим желаниям, ты разрушаешь все, к чему прикасаешься. А что будет, если к тебе попадет Игла? Уж пусть лучше ее уничтожат — с этим я как-нибудь смирюсь.
— Что ж, — начал Аверре, с трудом, как мне показалось, сдерживая хитрую улыбку, — из вас вышла недурная команда, хоть и неожиданная. И, все-таки, я до сих пор задаюсь вопросом: с чего вы взяли, будто я позволю вам вот так запросто себя остановить?
Вдруг, без предупреждения или знака с его стороны, джунгли вокруг нас наполнились странным шумом и пришли в движение. Подняв голову, я увидел, как по ветвям и стволам, из-за кустов и травы к прогалине стали стекаться аборигены. Подобно колонии кислотных муравьев, они ползли по отвесным участкам паатов, свешиваясь вниз головой, не отрывая при этом от нас своих светящихся мертвенным светом глаз.
— Просветите же меня, — насмешливо проговорил мастер, — что вы будете делать с ними? Их разум свободен, но воля, благодаря действию твоей же сыворотки, Сол, подчинена мне. Одно мое слово и вас мгновенно уничтожат. Пожалуй, даже быстрее, чем вы это осознаете. На что вообще вы надеялись?
Пока он говорил, кольцо махди вокруг нас становилось плотнее. Занди и его стражи, не раздумывая, заняли оборонительные позиции, готовые стрелять при малейшем признаке опасности; Эйтн также приготовилась отбиваться. Только я и мама продолжали стоять, словно это нас не касалось. И если у нее, благодаря нынешней природе, имелся хоть какой-то шанс в этой схватке, то лично я просто не представлял, чем могу ответить на угрозу. Без новой порции сыворотки против аборигенов мои силы оставались бесполезны. Дал бы кто хоть бластер что ли...
— Что ж вы все молчите? — Шок совсем отпустил Аверре, и он пришел в себя настолько, что явно начал получать удовольствие от происходящего. — Ну, Сол, не смотри так, а то мне, право, становится не по себе. А ты, Сети, уже не рвешься умертвить меня каким-нибудь изощренным способом? Куда ж подевался весь ваш боевой запал, а?
Махди подошли почти вплотную. В полумраке джунглей со своими фосфоресцирующими глазами они походили на оживших мертвецов, порабощенных темными силами. Отсутствие даже намека на какие бы то ни было эмоции на их лицах делало общее впечатление еще более пугающим.
Аверре веселился, а мы ждали неизвестно чего. В тот протяженный миг я вдруг понял, что, несмотря на переполняющий сердце и разум страх, готов биться до последнего, чем бы это все ни закончилось.
Абсолютная тишина обволакивала лощину. Я перевел взгляд на маму, ожидая сигнала. И тут она, без всякого предупреждения произведя молниеносный выпад, создала вокруг нас туманный вихрь, который, распространяясь во все стороны подобно урагану, разметал аборигенов, словно те были игрушечными солдатиками. С громкими воплями и неприятным треском ломающихся костей махди падали на землю или врезались в стволы паатов.
Ни меня, ни Эйтн вместе с Занди вихрь не коснулся, и даже Аверре лишь закачался под его напором.
Это дало нам несколько секунд времени, чтобы переиграть ситуацию в более выигрышную для себя позицию. Недолго думая стражи графа открыли огонь по тем махди, кто еще мог представлять угрозу, но таковых осталось не так уж много.
Вдруг я почувствовал, как кто-то вцепился мне в руку и, оглянувшись, увидел Эйтн, которая, не обращая внимания на пальбу, потащила меня в сторону пещеры.
— Ты что делаешь? — удивленно воскликнул я.
— А, что, по-твоему, лучше просто стоять и смотреть? — огрызнулась девушка.
Пока мама взяла на себя заботу об Аверре, мы побежали к входу, от которого все еще тянуло опаляющей разум мощью. Низко пригибаясь, чтобы не попасть под смешанные выстрелы бластерных разрядов и токсичные стрелки, сыпавшиеся во все стороны, я увидел, как падающих замертво аборигенов очень быстро скрывал под собою минн. Я на ходу обратился к Эйтн:
— Может, найдется еще один бластер? — и протянул ей руку, уверенный, что так и будет.
Однако вместо того, чтобы вооружить меня, девушка без единого слова быстрым и хирургически точным движением воткнула мне что-то в запястье. Я громко вскрикнул от неожиданности и споткнулся, но чудом не упал, а потом разглядел то, чем она меня так неожиданно уколола.
— Зачем это? — выкрикнул я, глядя на торчащую из руки ампулу, оброненную в замке мастером. Вход в махдийское Святилище маячил перед носом.
— Выполняю условия договора Аманры, — откликнулась Эйтн. — Она же хотела, чтобы я вернула ей нечто украденное Батулом. Во всяком случае, с сывороткой от тебя будет намного больше толку.
Выдернув пустую ампулу, я почувствовал, как нечто холодное и живое, словно ртуть, стало быстро распространяться от ладони дальше по всему телу, смешиваясь с кровью и проникая в нервные окончания, заполняя меня до краев. Мгновенно исчезла всякая усталость, и немощь, порожденная Иглой, ушла, будто ее никогда и не было.
Развернувшись всем корпусом к сражению, я с необычной легкостью струящихся меж пальцев Теней создал большой, величиной с голову, огненный шар и метнул его в самую середину группы аборигенов, засевших высоко в кронах и поливающих отряд Занди своими ядовитыми дротиками.
Яркая вспышка, сопровождаемая громким хлопком, на несколько секунд озарила лощину, и на траву посыпались тлеющие останки тех, кто совсем недавно представлял смертельную угрозу.
Удивленно обернувшись в мою сторону, Занди отрывисто кивнул.
Зато Эйтн мой поступок, кажется, совсем не понравился, но она промолчала, за что я был ей особенно благодарен.
Тем временем взрыв привлек к себе внимание мастера и мамы, до того момента не сходивших со своих мест и не сводящих друг с друга напряженных взглядов.
Аверре понадобилось мгновение, чтобы оценить ситуацию и разобраться что к чему. Он поочередно смотрел то на меня, то на Эйтн, то на дыру в лиственном шатре над нами, затем его лицо потемнело от гнева, и он ударил по собственной племяннице мощным электрическим сгустком.
Я бы нипочем не успел помешать ему убить Эйтн на месте, но реакция мамы избавила меня от необходимости что-либо предпринимать.
Встав на пути пучка электричества, способного осветить целый район Мероэ, она изящным жестом отвела его в сторону. Сгусток ушел в землю, оставив после себя выжженную прогалину.
— Все-таки ты напрасно вернулась, Сол, — угрожающе прошипел Батул и повторил: — Не стоило тебе вмешиваться в мои дела.
В ответ мама лишь насмешливо покачала головой.
— Думаешь, после всего, что я пережила, твои слова меня еще пугают?
— Нет, я так не думаю. Особенно после того, что ты сотворила с госпожой Бабор, — сказал Аверре, заставив нас с Эйтн сдавленно ахнуть. — А я все гадал, и к чему какой-то провинциальной ведьме вставлять мне палки в колеса? Собирался заняться ею позже, но наудачу убийца сама явилась ко мне. Ты, ведь, теперь ни перед чем не остановишься, чтобы помешать мне, так?
В этот момент лицо ведьмы утратило все признаки Сол Эпине. Моя мать вновь превратилась в старую и сморщенную несчастьями мину Аманры.
— Надеюсь, тебя это не удивляет? После всего того, что мне пришлось пережить по твоей воле, после всего того, чему ты подверг и еще собираешься подвергнуть моего единственного сына, могла ли я остаться в стороне и просто смотреть на все это?
Мне не составило труда догадаться, что произойдет далее. Никто не успел опомниться, как я ухватил Эйтн за руку и потащил к пещере. В это время, сделав свой первый ход, мама показала, на что способна.
Ощущение было такое, словно воздух в лощине насытили статическим электричеством и сгустили. Подчиняясь ее мысленному повелению, цветущие лозы минна произраставшие под ногами, взметнули свои цепкие, но прочные, словно проволока, побеги и опутали Аверре по рукам и ногам, одновременно выстроив вокруг него прочную растительную клеть.
— Не смеши, Сол, — выкрикнул Батул, глядя на ведьму сквозь зазоры между прутьями. — Ты и впрямь веришь, что этим меня остановишь?
Раздался треск, и клетка разлетелась на куски, своими острыми, как бритва, щепками окропив округу. Несколько осколков впились в плечо Занди, а одному стражу начисто отсекло кисть левой руки. Я лишь порадовался, что вовремя успел укрыть себя и Эйтн за стеной пещеры.
