У Кьяры временно, ещё на месяц, не больше, по моим прикидкам, испортился характер. Если поначалу она частенько гуляла по территории большой виллы, то теперь она из господских покоев дома, которые они с мужем заняли с полного одобрения ди Тавольи и остальных рыцарей, далеко не отходила, чаще останавливаясь у маленького фонтанчика, куда Бокка самолично выносил кресло. Местные пейзане обеспечивали её фруктами и вином с закусками. Я дёрнулся было сказать Бокке про вино и беременность, но махнул рукой: на таком сроке тут уже поздняк метаться, до восьмой-десятой недели беспокоиться надо было. Шумных скандалов она не устраивала, и Бокка, понятное дело, выдавать подробности семейной жизни никому не собирался — не те времена — а вот крестьяне, вынужденные записаться в слуги, впечатлениями об общении со вспыльчивой и гневной синьорой делились. Кьяра могла накричать за малейшую оплошность или даже без оной. Рук, впрочем, не распускала. Со мной она особо никогда не общалась. Думаю, её отношение имело корни в той недавней ночи, когда я забрал мужчину от беременной женщины, оставив её одну в тревожной неизвестности. Если б я не знал её по своему провалу в "астрал", и не был в курсе её трагедии, ответное отношение тоже могло быть неприязненным, но я — знал, и чисто по человечески она мне очень нравилась. Да и внешне она была из редкой пока породы очаровашек. Из таких я пока только Машу и Паолу видел. Лоренца — та пацанка, и вряд ли вырастет красавицей, да и Фиона, при всей её детской миловидности, скорее всего через несколько лет её растеряет и станет обладательницей довольно типичной местной внешности. Ну, плюс-минус. Поэтому у меня к Кьяре было отношение предвзято хорошим, но ответных любезностей я не ждал и не нарывался, довольствуясь её сдержанными кивками при встрече и отсутствием высказанных претензий. Тем более я удивился, когда она однажды пришла ко мне в мастерскую. Мастерскую к тому времени очистили от завалов и я тщательно обтачивал на станке заготовку — деревянную болванку длиной около метра. Станок был, наверное токарный, но тут я не уверен. Поскольку на болванку будут накручиваться корпуса будущих ракет, мне нужна была идеально цилиндрическая форма. С этим были проблемы, поскольку привод у станка был ручной и выдать хороших оборотов для качественной обработки взмыленный Маджио не мог, не говоря уже о пухлом и более старом Боско, периодически его подменявшим. Эти двое пока являлись моими основными помощниками. Были ещё двое — Луто, в которого вилы воткнулись, и Мериньо, напарник погибшего при взрыве Оттано, но Луто, хоть и выжил стараниями вовремя тут появившейся стреги Марии, всё ещё был нетрудоспособен, а Мериньо, в силу феноменальных даже для этих мест размеров интеллекта, годился только в носильщики, в каковом качестве, собственно, и был всегда использован. С силой у него всё было в порядке, но даже просто крутить колесо ременного привода, на подмену Маджио, я ему боялся доверить, из опасения, что он найдёт, где тут накосячить. Так что отдуваться приходилось в основном тому самому парню, что чуть не завалил из лука мессера ди Тавольи. Я же, стараясь на глазок выдерживать равномерное расстояние, снимал с болванки тонкую стружку. Резцы были, естественно, полное дерьмо: бронзовые. И у меня уже зрел в голове очередной чертёж — точильного станка. Только делать его не известно кто будет.
— Ружеро, — отвлекла меня Кьяра. — Можно с тобой поговорить? Я обернулся, отводя резец от деревяшки, и Маджио с облегчением тут же бросил рукоятку колеса.
— Да, донна, конечно, — чуть поклонился я. — Маджио, далеко не уходи. Как только донна закончит разговор со мной, продолжим. За порогом мастерской завалов уже не было, но и ровного пола тоже, поэтому я предложил Кьяре локоть подержаться. Она осторожно опёрлась на него ладонью.
— Ты не против проводить меня до дома? — спросила она. — Мне тяжело стоять.
— Конечно, донна. Буду только рад, — и мы осторожно стали выбираться из развалин. — Вы как себя чувствуете?
— Спасибо, Ружеро. Хотела бы сказать, что замечательно, но увы.
— Вам уже скоро?
— Да, — она смотрела под ноги, тщательно выбирая, куда наступить, пока мы вышли наружу. — Донна Мария ожидает к концу месяца. Но дело не в этом...
— Вы заболели? — напрягся я. Женщины тут вообще долго не живут, но беременные и роженицы вообще от любой напасти как мухи мрут. Присутствие Маши и Паолы меня несколько успокаивало, но им обоим даже до сельской райбольницы было далеко.
— Нет, — успокоила она меня и замолчала. Дорожка к центральной усадьбе, выложенная плотно подогнанными плитами, была ровной и уже поддерживалась в достаточной чистоте, чтобы не опасаться споткнуться, но моей руки напряжённо молчавшая Кьяра не отпустила до самого дома. Я, в свою очередь, видя её затруднения, наводящих вопросов задавать не стал. Пусть собирается с мыслями. Что-то интересное мне сказать хочет. И явно непростое. Я не ошибся. Кьяра нашла, как меня неприятно удивить. Дойдя до самого дома, она не стала садиться у заставленного снедью столика, оставшись стоять с отрешённым взглядом.
— У меня был сын, — спустя минуту молчания наконец сказала она.
— Винченцо, — кивнул я, показывая свою осведомлённость. Совершенно ей не нужную, разумеется. Ей было нужно высказаться, прежде чем перейти к главному, а мои комментарии были неуместны. И я заткнулся, а она рассказала мне всё то, что я уже и так знал. Не считая не столь уж важных подробностей, вроде её воспоминаний о его раннем детстве. Для меня неважных, не для неё. Потом она рассказала, как её сына казнили. Этого я в деталях не знал и, честно говоря, предпочёл бы и дальше не знать. Но она, всё так же глядя в никуда, вывалила на меня всё до мелочей. И только потом повернулась ко мне лицом.
— Имя той твари, что убила моего сына — Пареста Савинари. Я хочу увидеть, как она сдохнет... Нет! Я хочу, чтобы она сдохла от моей руки! Ты должен мне помочь. Ты сделаешь это.
— Э... донна...
— Ты сделаешь это. Мой муж помог тебе рискуя своей и моей жизнью, и жизнью своей дочери. Я имею право стребовать долг!
— Донна Кьяра, я помогу вам всем, чем могу, — уверил я её. — Только я не совсем понимаю, что именно вы хотите? Чтобы я убил её?
— Нет. Её убью я.
— Хм. Вы, как бы, сейчас немного в таком положении, когда даже резких движений лучше не делать, не то, чтобы отправляться на приключения. Может, стоит дождаться...
— У меня будет мальчик, — перебила она нетерпеливо. — Во всяком случае, так утверждает донна Мария. Увы, она ожидает, что роды будут тяжёлыми. Я могу умереть, Ружеро. Так что времени у меня нет. И если я умру, то хочу знать, что эта мразь уже сдохла, и что мой младший сын будет жить. Но спасти ребёнка донна Мария обещает почти наверняка. У тебя есть несколько дней, чтобы притащить эту тварь сюда, ко мне. Несколько дней, не больше. Вот тебе и на. Я в своей жизни много, кем был. Пускающим пузырики младенцем был. Школьником был. Участником городской олимпиады. Студентом был. Медбратом был. Мужем, хоть и плохим. Любовником, надеюсь, лучше, чем мужем. Пассажиром метро. Врачом был. Докладчиком на симпозиуме. Завлабом. Претендентом на нобелевку был. Больным раком. Покойником, хоть и недолго, был. Снова ребёнком. Начинающим магом. Разработчиком ракетомётов, вот уже, главным конструктором и прорабом в одном лице. Но спецназовцем я не был никогда. Даже ни разу. Попробовал было на днях — и мне не понравилось. Не получилось. И как в нынешнем тельце похитить и вывезти из неспокойного города несогласного с этими противоправными действиями человека, пусть даже нехорошего, пусть и старуху, я представления не имею. И вместе с тем понятно, что отказать Кьяре никак нельзя. Квест выдан; за отказ или провал — падение репутации до нуля по Кельвину. Беда в том, что у Бокки могут быть свои, противоположные мысли и планы по этому поводу. Что я и озвучил его жене прямо сейчас. Ибо одно дело лезть в пекло, откуда вряд ли вылезешь, а другое — в межсупружеские разборки.
— Не беспокойся об этом, — уверила она меня. — Мой муж не будет против. Ведь другого случая может не представиться. Тут она была права. Бокка, видать, выдал этот маленький секрет. Буквально на днях я получил ответ от Фаринаты на свой подробный доклад с изложением сути проблемы. А проблема была в том, что даже если я восстановлю этот Единорог, эту "Катюшу" недоделанную, ракет на найденном в конце концов "складе" было всего три штуки. Причём все три — разные по конструкции как боевой части, так и стабилизатора. Только с корпусом стало понятно, как делать. Ну и принцип превращения ракеты в реактивный снаряд. Хотя неизвестно, как оно там на деле сработает. Лично испытывать эти произведения искусства на предмет функциональности я что-то ни малейшего желания не имел. Оно придётся, конечно, этого не избежать, но хотелось бы больших знаний и понимания сути предмета, а не проводком в розетку только потому, что там интересные дырочки. Три ракеты многое проясняли, но в практическом смысле толку от трёх бабахов никакого. А большего сделать не из чего. Все мои усилия по восстановлению цепочки поставщиков упёрлись в один тупик — селитра. Уголь — нажгут без проблем. Сера — нашли. А кто обеспечивал селитрой — глухо. Путём коротких поездок в сопровождении почётного караула и перекрёстного опроса купцов, в том числе заморских, удалось выявить только географический источник сырья — Китай. Но туда мне не добраться — слишком долго. Никколо Поло [венецианский купец, возможно хорватского происхождения, специализировался на ювелирных изделиях и пряностях, отец Марко Поло. В 1260г. вместе с братом направился через Крым и Сарай-Бату (ныне село Селитренное, Астраханской области) в Китай, добрался до Пекина в 1266г.] отправился туда три года назад и ещё неизвестно, добрался ли уже . А ведь ещё и обратно переться. Нет. Кто меня тут столько ждать будет? Кому та селитра будет нужна? Но выход был: Рум, который совсем даже не Рим, а вовсе турки. Они в тесных связях с арабами, а те активно торгуют с Китаем и Индией. У турков напрямую нам что-то получить маловероятно, но есть Константинополь, где у наших соседей генуэзцев торговая монополия, и там румийский купцов — как тараканов в бомжатнике. И добираться недалеко, неделька плавания всего. По нынешним временам, это как в аптеку через дорогу сходить. Вобщем, надо искать концы по селитре в Константинополе. Поскольку, среди нас купцов — ни одного, надо идти на поклон к генуэзцам, чтобы те сдали свои контакты в Восточном Риме и помогли договориться. Я ожидал, что эта канитель затянется на несколько месяцев, а может и на год, но Фарината ответил буквально через несколько дней, что наглядно показывало всю срочность и важность предмета. Суть ответа коротко: генуэзцы помогут, а нам — готовиться к отправке на шоппинг.
xxv
[Год 1263. Середина сентября]
Гоп-стоп,
У нас пощады не проси,
Гоп-стоп,
И на луну не голоси.
— "Гоп-стоп". А. Розенбаум.
Бокку Кьяра со мной не пустила. Не из-за того, что в Фиренце было опасно, а из-за неизвестности с ней самой. Ведь с точностью до дня роды тут предсказать пока не умеет даже Маша. Ясно только, что вот-вот; точно не сегодня, но завтра или через неделю — Бог весть. Кьяра могла родить и умереть в любой момент и как минимум хотела, чтобы её муж был рядом. Понять можно. И кроме Гвидо с собой брать мне было некого. Мы это на нашем уже почти семейном междусобойчике обсудили. Лоренца дёрнулась было с наказуемой инициативой, но Маша её быстро на место осадила безо всякой нежной и воспитательной канители. Всего два подзатыльника, обещание розг, и бунтарка отконвоирована Паолой в девичью спальню. А вот когда мы остались втроём, Маша неожиданно дала дельный совет: ведь у нас есть ещё одна боевая единица. В запасе сидит. В монастыре Умилиатов. Была только одна проблема — как убедить Вито, что на сей раз Мария действительно нас за ним послала. Веры-то нам у Вито совсем нет. Я б в таких случаях записку передал, но тут увы — с грамотностью у парня беда. Проблема решилась прям классическим сказочным способом: подтверждением наших полномочий выступит перстень матери детей, который Вито должен знать и помнить. С ним мы и отправились в Фиренцу на следующий же день. А чего тянуть? Адрес нам Кьяра дала, описание злокозненной личности тоже, планов никаких мы придумывать не умели, на помощь силовую или советом со стороны рыцарей рассчитывать бесполезно, Бокка вообще не по этой части, так что ждать да гадать — только время терять.
Входные ворота мы преодолели с утренним крестьянским обозом. Поток продовольствия в гигантский и две недели отрезанный от поставок город был таким, что у стражи, по идее выполняющей по совместительству и таможенные, и налоговые обязанности, времени не было даже толком осмотреть, что там ввозится. Заметен был явный стражи недокомплект. Городской чиновник магистрата, в одном экземпляре, носился как после скипидарной клизмы, наобум начисляя акцизные сборы и городские пошлины. Впрочем, никто не возмущался: как всегда в лихие и голодные времена, пошлины на ввоз в Фиренце становились очень низкими.
— Слушай, — начал было Гвидо, как только мы спрыгнули с телеги уже внутри городских стен. — А может, всё-таки...
— Отстань, — отмахнулся я, оглядываясь. Не так давно, в темноте ветреной ночи, мы уже были тут, неподалёку, пытаясь вырваться из негостеприимного города. Сейчас картина была для меня не столь безрадостной и безнадёжной. — Не путай нас с сыном магната. Говорили же уже.
— Ну, говорили, — неохотно согласился мой напарник, стряхивая с себя прилипшие соломинки. — Но ты не знаешь Лапо. Может, он не из тех Медичи, а? Наивный уж очень. А ведь хронологически, именно он мог бы быть их родоначальником. Видать, погибнет парнишка, не оставив потомства.
— Нет, дружище. Не будем мы сюда младшего Уберти втягивать. Ни к чему это. У него свои дела, у нас свои. С одной стороны, участие в совместной авантюре сильно бы помогло мне сбилизиться с одним из высокоблагородий, к тому же немного подходящим по возрасту, и, возможно, восхитительно сказалось бы на моей дальнейшей карьере; вон, Гвидо уже почти рыцарем стал, пусть только будущим. Но с другой, даже если бы Лапо и согласился, что маловероятно, такую авантюру стопроцентно не одобрит его папа. То, что Фарината про неё прознает — тут даже и к бабке не ходи. И его реакция на вылазку сына с двумя плебеями, да с криминальными целями, да с риском спалиться и облажаться, да перед всем честным народом... да тут даже гадать не надо, какой она будет. И Лапо нас никак не отмажет в таком случае, потому, как отец — он и есть отец. Глава семьи — и точка. А семья тут — святое. Дружба приходит и уходит, а семья остаётся. И если Гвидо ещё будет иметь шанс на будущее, оставаясь компаньоном младшего синьора, тем более чуть ли не спасшим тому жизнь, то меня Фарината точно назначит козлом отпущения. Кто ему Гвидо? Он с ним даже и не разговаривал ни разу.
К монастырю я решил добираться по набережной. Так было дальше, но мне показалось безопаснее. Пусть особых угроз в дневное время пешеходам на улицах Фиренцы уже не было, но я — не простой такой парень. За мной целая инквизиция охотится. Да и с богами может непонятка выйти. Неизвестно, кто из них на чьей стороне. Или наоборот. Не исключено, что и ещё заинтересованные во мне найдутся. Так что приметным лицом, с хорошо заметными последствиями сильного ожога, я лишний раз светить не хотел и по центру города слоняться избегал. Филёрской службе тут можно смело ставить четыре с плюсом, как оказалось. Но всё равно надо было перебраться на правый берег. Как ни не хотелось идти по Понте Веккьо, главному мосту, где и глаз больше, но делать крюк до Понте Санта Тринита хотелось ещё меньше: ведь не знаешь заранее, какой мост будет гореть у тебя за спиной, а расстояние, и, следовательно, риск, удваивается. Благополучно преодолев преграду и свернув с моста налево, мы уже через сотню-другую метров оказались в царстве рыбных ароматов. Набережная то и дело неожиданно сужалась, заставленная корзинами со свежей рыбой, или бочками с солёной, повсюду были развешаны сети, торчали багры, шесты, и прочий загадочный для меня рыболовный или лодочный инвентарь, натянутые паруса закрывали тенью от уже высоко взобравшегося солнца, уши забивал людской гомон: пик рыбной торговли уже прошёл, но бесконечный уличный рынок умер не совсем. Среди ста тысяч всегда найдутся ленивые, согласные довольствоваться уже не совсем свежим и лучшим товаром, зато выспавшиеся. Толкотни и сутолоки хватало. Имеющим денежку тут лучше было крепко держать её в кулаке, да смотреть внимательно, но нам терять было нечего: с собой (да и не с собой тоже) у нас не было ни монетки. Отсутствие денежных средств помогло пройти мимо временных открытых забегаловок, где на наскоро сооружённых очагах, типа мангалов, жарили и варили нераспроданную речную живность. А я бы уже и навернул чего. До монастыря, по моим прикидкам, было километра с полтора. Набережная, если правильно помню, занимает только половину расстояния. Дальше уже не столько улица, сколько дорога. А там и монастырь. Туда я предполагал запустить Гвидо. Как у более старшего, у него больше шансов не быть посланным сразу. Это то, что мы с ним обговорили. У меня было ещё две неозвученные причины туда не соваться, и самая безобидная из них это та, что я понятия не имею, как с монастырскими тут общаться. А о второй причине, по которой мне вообще со всеми монахами и прочим церковным людом лучше не пересекаться, Гвидо уж вовсе знать не надо. И так была проблема на вилле, когда я резко заболевал на регулярные наезды попа из соседнего аббатства. Там за подведомственным населением бдили зорко и ну никак не могли оставить неокученной такую грядку. Гвидо было бояться нечего, потому ему и отдуваться. Если повезёт, конечно. Ибо как вытащить пацана из монастыря если с Гвидо просто через окошко поговорят и пошлют подальше — неясно. К счастью, повезло нам гораздо раньше: Вито нашёлся на своём обычном рыбачьем месте, том самом, где я нашёл его впервые и потом обнаруживал столько раз. Словно и не изменилось ничего.
