— Знаю, знаю! — Шарлиэн поморщилась. — Вот почему я не собираюсь из кожи вон лезть, чтобы заставить их сделать именно это. Но если такая возможность все-таки представится, это будет последний раз, когда кто-то из них окажется настолько глуп, чтобы попробовать это сделать. Удивительно, как отсоединение мозга предателя от его кровеносной системы предотвращает рецидив.
— Я могу жить с этим, — ответил Кэйлеб. — Просто... будь осторожна. В мире и так достаточно всего происходит не так, что я бы предпочел не беспокоиться о тебе и Эйлане — и о твоей матери, и о Грин-Маунтине — пока торчу в этом чертовом посольстве!
— Кэйлеб, ты должен быть там, любимый. — Голос Шарлиэн звучал гораздо мягче.
— Не уверен, — кисло возразил он. — Я сижу здесь, в то время как Кинт, Истшер, Хоуэрд Брейгарт и один Бог знает, кто еще делают что-то стоящее в поле. Я тоже должен быть там, черт возьми!
— Я понимаю твои чувства и знаю, что это расстраивает, но...
— Это не просто "расстраивает", — перебил Кэйлеб. — Это неправильно. Я не имею права посылать других людей на смерть, пока сижу на заднице!
За его безмятежным, задумчивым выражением лица Мерлин скорчил гримасу отчаяния. Он знал, что "бездействие" Кэйлеба гложет его, но скорость, с которой разговор перешел на эту тему, была, мягко говоря, необычной. Честно говоря, Мерлин был согласен с Шарлиэн... но сочувствовал Кэйлебу. Несмотря на всю впечатляющую зрелость, которую проявили Кэйлеб и Шарлиэн, император был очень молодым человеком. Слишком молодым, чтобы отрастить мозоли, которые признавали, что голова, носящая корону, не является расходным материалом, особенно когда империя была настолько новой, что ее окончательная стабильность все еще зависела от ее харизматичных правителей.
Хотя это не так, как если бы он был Александром Македонским, — подумал Мерлин. — Он тоже это знает, и в этом часть проблемы. Он сложен лучше, он и Шарли, и он знает, что, если с ним что-нибудь случится, она все равно будет здесь, чтобы продолжить дело, как и Мейкел, и остальные участники внутреннего круга. Империя не распадется на враждующие группировки. Но даже если это правда, он и Шарли являются лицом оппозиции храмовой четверке, даже больше, чем Мейкел, и он достаточно умен, чтобы тоже это знать. Вот почему Клинтан и его ракураи так старались убить их обоих. Причина, по которой он все еще пытается. Потеря любого из них была бы катастрофическим ударом. Он знает это, но не чувствует. И даже если бы это было неправдой, он знает, что он хорош, что вести людей в бой — это то, для чего у него есть природный дар ... который не используется.
— Это не "неправильно", Кэйлеб, — тихо сказал он. — Это просто больно.
Кэйлеб начал отвечать быстро и горячо. Но потом он остановил себя, и его челюсть сжалась.
— Это похоже на те времена, когда мне приходится убивать людей, которых я не хочу убивать, — продолжил Мерлин. — Люди, чье единственное настоящее преступление заключается в том, что они верят в то, чему их учили с детства, и оказываются не в том месте, когда появляюсь я. Вы знаете, как... мне это трудно, но Нарман был прав. Иногда действительно нет другого выхода, и я единственный человек, который может это сделать.
— Прямо сейчас вы единственный человек, который может делать то, что вы делаете. Через несколько месяцев это может измениться, но прямо сейчас вам нужно быть здесь, в столице, где вы со Стонаром можете обсудить лицом к лицу все, от стратегии до распределения производственных ресурсов. И мы с вами оба должны быть здесь, чтобы контролировать и управлять потоком информации, поступающей к Эйве и Мейдину от снарков.
Кэйлеб несколько мгновений сердито смотрел на него, мышцы его плеч были так же напряжены, как и лицо. Затем, наконец, он расслабился и покачал головой.
— Замечание принято, — почти прорычал он. — Мне это не нравится сейчас, мне это не понравится потом, и я не собираюсь делать это ни на минуту дольше, чем нужно. Но ты вроде как в перспективе оценил мою... мелочность, Мерлин.
— Это не входило в мои намерения, и это не "мелочность".
— Знаю, что это не входило в твои намерения. Вот что сделало это таким эффективным. — Губы Кэйлеба скривились в кислой улыбке. — Постараюсь быть хорошим. Или во всяком случае быть лучше. Давайте не будем просить меня ни о каких чудесах.
— Боже упаси. — Шарлиэн даже не попыталась скрыть веселье — и облегчение — в своем тоне, и Кэйлеб улыбнулся еще шире.
— Переходя к более веселым вещам, — сказал он с нарочитой живостью, — похоже, ты справилась с Айрис и Корисом даже лучше, чем мы думали, Шарли.
— Я бы хотела иметь возможность поставить это в заслугу себе, — ответила его жена, — но вы с Мейкелом сами внесли небольшой вклад в условия. И я должна признать, что никогда не рассчитывала на вклад Гейрлинга!
— Это восходит к тому, что вы с Кэйлебом говорили с самого начала, Шарлиэн, — сказал Мерлин. — То, что завоевано мечом, зависит от того, останется ли меч острым. Мне неприятно это говорить, учитывая тот ущерб, который наносит Клинтан, но нам чертовски повезло, насколько он не понимает, что милосердие и справедливость смертоноснее любой винтовки или штыка.
— Это не помогло бы ему, если бы он это сделал, — мрачно сказал Кэйлеб. — Он не может полагаться на милосердие и справедливость, потому что то, чего он хочет — то, что ему нужно, — по сути противоречит этим качествам. Возможно, он мог бы положиться на них в некоторых местах, достаточно далеко от реального конфликта, но для него они всегда будут не более чем фасадом, маской, и рано или поздно люди это поймут.
Это правда, — подумал Мерлин. — И отсюда вытекает следующее: рано или поздно люди поймут, что, когда вы с Шарли предлагаете милосердие и справедливость, это то, кто вы есть на самом деле, а не уловка.
— Все равно, — сказал он вслух, — я действительно не ожидал, что это пройдет через парламент так, как это произошло. Думаю, тот факт, что это не было единогласным голосованием — что так много лордов открыто проголосовали против принятия условий... и проиграли — может даже сработать в нашу пользу. Никто не сможет утверждать, что это была подстроенная работа, когда лорды были вынуждены проголосовать "за" на острие штыка. В то же время подавляющее большинство в палате общин должно служить довольно твердым предупреждением несогласным о том, что остальная часть княжества не мирится ни с какими глупостями.
— И тот факт, что не будет никакого возмездия против лордов, проголосовавших против этого, должен продемонстрировать, что мы имели в виду то, что говорили о верховенстве закона, — согласилась Шарлиэн. — Даже если мы знаем, что некоторые из них ухватились бы за возможность восстать, если бы думали, что это сработает.
— Но они не могут заставить это работать, а с Корисом, Энвил-Роком и Тартариэном, которые будут консультировать Айрис и Дейвина, у них не будет шанса заставить это работать, — удовлетворенно заметил ее муж, а затем внезапно рассмеялся. — И вдобавок ко всему, там будет зять Дейвина и его совет. Уверен, что это произведет... глубоко трогательный эффект, по крайней мере, на Айрис.
— Ты плохой человек, Кэйлеб Армак, — сказала ему Шарлиэн с усмешкой. — Не то чтобы Гектор не дал бы ей совершенно хороший совет, если она попросит. Хотя думаю, что он достаточно умен, чтобы не навязывать ей это. Во всяком случае, для него, черт возьми, лучше бы так и было!
— После пчелы, которую ты засадила ему в ухо перед тем, как он отплыл в Корисанду? — Кэйлеб закатил глаза. — Я действительно ожидал услышать, как он скажет: — Да, мам. Я понимаю!
— Я была не так уж плоха, Кэйлеб, и ты это знаешь!
— Да, не была, — признал Кэйлеб. — И, к счастью, он не только достаточно умен, чтобы понять, почему ты подняла этот вопрос, но и достаточно умен, чтобы самому воздержаться от этого, даже если бы ты его не предупредила.
— Я был удивлен, что парламент согласился с предложением Гейрлинга назначить свадьбу так скоро, — вставил Мерлин. — Думаю, что это хорошая идея — особенно исходящая от корисандской стороны, а не от нашей, — но я ожидал немного больше колебаний со стороны парламента. По крайней мере, небольшого отпора со стороны лордов.
— Если и до тех пор, пока парламент не примет решение об изменении закона, корона в любом случае пройдет через племянника Энвил-Рока, прежде чем она пройдет через Айрис, — отметила Шарлиэн. — Имейте в виду, мы случайно узнали благодаря снаркам, что Энвил-Рок и Тартариэн — и Гейрлинг — намерены тихо изменить это, как только им это сойдет с рук. Однако это займет по крайней мере несколько лет. На самом деле, мое собственное чувство таково, что было бы лучше подождать, пока Дейвин сам не примет корону и сам не добьется перемен.
— Однако для парламента в целом это скорее пример закрепления нас — Кэйлеба и меня — за династией Дейкинов, а не наоборот. Они решили, что если они собираются стать частью империи, то хотят быть включенными в нее на наилучших возможных условиях и с наилучшим возможным представительством на самом высоком уровне. И что может быть лучше для этого, чем выдать сестру их князя замуж за сына императора и императрицы?
— В этом есть большой смысл с такой стороны, — признал Мерлин. — Наверное, я действительно все еще не мыслю на языке династий.
— Пройдет еще некоторое время, прежде чем правители Сэйфхолда перестанут мыслить на этом языке, — сказал Кэйлеб. — Единственное место с настоящей традицией выборных правителей здесь, в республике, и даже Сиддармарк больше похож на то место, о котором мы с тобой говорили на Старой Земле, чем когда-либо была Земная Федерация, Мерлин.
— Венеция?
— Это то самое место. Это может быть выборная система с конституцией, чтобы сохранить ее такой, но выборы и политические решения находятся в руках — чего? Пятнадцати процентов от общей численности населения?
— Примерно так, — согласился Мерлин. — Но только потому, что это признанные "великие семьи". И даже если конституционный имущественный ценз дает им право фактически занимать должность, право голоса намного шире этого. Все больше и больше представителей среднего класса просачивалось в знатные семьи еще до "Меча Шулера", и давление с целью снижения имущественного порога для должностных лиц нарастало уже сорок лет. Учитывая, сколько членов знатных семей перешли к Церкви — и насколько большая часть среднего класса осталась верной — я почти уверен, что после того, как дым рассеется, в политическом уравнении произойдут некоторые существенные изменения. И если я не ошибаюсь, Стонар и Мейдин видят это так же ясно, как и я. Я бы сказал, что они, по крайней мере, наполовину нацелены на то, чтобы обеспечить мягкую посадку, когда сиддармаркскому истеблишменту придется смириться с новыми реалиями. Их пример может создать некоторые интересные проблемы и для вас, абсолютистских чарисийских монархистов.
— Улыбайся, когда говоришь это, сейджин! — возразил Кэйлеб. — Если ты думаешь, что у нас будут проблемы, просто представь, на что это будет похоже в Харчонге!
— Предпочитаю не делать этого, если вам все равно. Я не особенно люблю харчонгскую аристократию, но когда там начнут отрываться колеса, это будет ужасно, — особенно в северном Харчонге.
— Лично я буду удивлена, если южные провинции не отделятся, — сказала Шарлиэн. — Там уже сосредоточены все торговцы и промышленность, а темпы индустриализации к югу от залива только сделают южан еще более беспокойными. Особенно когда аристократы попытаются повернуть время вспять, как только война закончится, и ты знаешь, что они достаточно глупы, чтобы решиться именно на это.
— Это, конечно, возможно, — согласился Мерлин, — но держу пари, что на севере будет еще хуже. Именно оттуда родом большинство призывников "могущественного воинства Божьего и архангелов", и если Мейгвейру удастся превратить их в эффективную боевую силу, за это, вероятно, придется заплатить адом. По крайней мере, некоторые из этих крепостных не будут очень рады тому, что их снова отправят домой к их владельцам, и это может обернуться действительно ужасно.
— Уродливее, чем мы уже видели в республике? — мрачно спросила Шарлиэн. — Потому что должна сказать тебе, Мерлин, я могу жить с небольшим "уродством" для людей, стоящих за тем, что там произошло. Какой-нибудь "соус для виверны", кажется, не помешает.
— Не могу сказать, что не согласен, Шарли. — Мерлин поморщился. — Проблема в том, что многие люди, у которых не было никакого выбора в отношении того, что произошло, окажутся в тупике. И, как я однажды упомянул Доминику, крестьянские войны — на самом деле восстания рабов, потому что это то, чем они были бы, — могут быть единственными вещами, еще более ужасными, чем религиозные войны... для обеих сторон.
На долгое мгновение воцарилась тишина, затем он глубоко вздохнул.
— Кажется, мы немного отклонились от темы Корисанды, — заметил он.
— Это потому, что Корисанда довольно хорошо зашита, — ответил Кэйлеб. — Когда Гейрлинг подтолкнул парламент назначить коронацию Дейвина на двадцать второе октября и свадьбу на двадцать четвертое, я знал, что все кончено, кроме уборки цветочных лепестков. Кажется, это называется "сделка заключена", Мерлин.
— И тот факт, что Мейкел прибудет в Мэнчир вовремя для них обоих, ничуть не повредит, — согласилась Шарлиэн тоном глубокого удовлетворения. — Есть причина, по которой Корин Гарвей уже обсуждает, как лучше интегрировать свою корисандскую стражу в имперскую армию, Мерлин.
— Не растяни локоть, похлопывая себя по спине, дорогая, — с усмешкой посоветовал Кэйлеб. — Имей в виду, я согласен, что ты заслуживаешь похвалы дракона — или, возможно, драконессы, в данном случае, — но скромность — приятная черта правителя.
— Тебе так повезло, что у меня нет разведывательного скиммера, на котором я могла бы слетать в Сиддар-Сити и больно пнуть тебя куда-нибудь, Кэйлеб Армак!
— Я знаю, где вы могли бы одолжить его, — услужливо вставил Мерлин.
— Отрубить ему голову! — сказал Кэйлеб.
— Чепуха. Я собственноручно напишу тебе прощение, Мерлин! Забери меня на крыше дворца в полночь.
— Заманчиво, — сказал Мерлин с более чем легкой тоской. — Очень заманчиво. Но, — он открыл глаза и плавно поднялся из позы лотоса, — поскольку я не могу сделать это для вас двоих, я сделаю даже лучше. Думаю, мы закончили все дела, которые нужно обсудить, и вы двое слишком долго не видели друг друга лицом к лицу. Идите дальше и говорите. Я найду себе другое занятие.
ОКТЯБРЬ, Год Божий 896
.I.
Залив Спайнфиш, провинция Айсуинд, республика Сиддармарк
Несмотря на дождь, завеса дыма над тем, что когда-то было городом Сэйлик, была гуще, чем раньше. Этот дождь был ледяным, крошечные кусочки мокрого снега стучали по броне КЕВ "Теллесберг". Они медленно съезжали по скользкой от дождя стали, и капитан Лейнир Даглис дрожал от сырого, влажного холода, несмотря на перчатки и теплый бушлат под непромокаемым плащом.
Это был совершенно несчастный день, с низкими облаками и без намека на солнечный свет. Залив Спайнфиш представлял собой серую, изрезанную морщинами пустыню, волны высотой едва ли в два фута набегали на каменистую гальку. Во многих отношениях ему было бы не жаль, если бы его заперли в этом месте, но горькое нежелание захлестывало его с тем же настойчивым ритмом, что и те вялые волны.
