Женя ударил первым, чем не только удивил, но и вызвал одобрение у стоявшего за его спиной Глушакова. Можно гадать бесконечно долго о том, чем угрожала человеку в плаще его стремительная атака. Вот только ничего из задуманного не вышло: противник небрежно отмахнулся, и заряд пролетел мимо, разобрав на атомы ряд стульев, стоявших у стены.
Тем не менее, человек в плаще был впечатлен. Ему снова пришлось останавливать ретивых подручных, готовых открыть стрельбу по Алексееву, после чего он произнес:
— А ты гораздо сильнее, чем я думал. Тебя ведь Женей зовут, правильно? А я Загот — Стратег и правая рука Посредника Масхарта...— Он заметил, что Алексеев пытается изобразить еще что-то, и поспешил его остановить.— Не стоит. Ты сильный, но меня тебе не победить. Ты пока еще не представляешь, какая сила стоит за нами. Впрочем, у тебя есть возможность не только узнать об этом, но и стать ее частью.
Женя не внял и все-таки ударил. И снова Загот легко парировал выпад. А потом неожиданно ударил сам. Алексеев успел поставить блок, и только поэтому устоял на ногах, а вот Саньку отбросило назад, к дверям. А так как они отрылись, то он вылетел в коридор. Ушибся терпимо, нашел в себе силы подняться. Заметил движение справа, дернулся влево, но его схватили крепкие руки, встряхнули и повели обратно в зал.
А там два адепта сверхъестественных сил продолжали мериться причиндалами. Сейчас была очередь Загота, и, судя по струйке крови, протянувшейся из носа Алексеева к уголку губ, он, на самом деле, не преувеличивал своих возможностей. Варлок не мог с ним тягаться, но все же сопротивлялся до последнего. Стратег ослабил телепатическую хватку и спокойно заговорил:
— Ты на самом деле хорош. Еще никому не удавалось продержаться дольше пяти секунд. Браво! И все же, тебе еще многому нужно научиться, и тогда тебя ждет великое будущее...
Женя снова ударил. На этот раз на лице Загота промелькнуло недовольство. Не потому, что Алексеев причинил ему боль, нет. Его начало раздражать упрямство потенциального адепта. А еще промелькнула мысль, что направить такого на путь истинный будет непросто. А жаль — у него завидный потенциал. Масхарт будет недоволен, если такой образец пропадет даром...
И тут же он почувствовал пустоту, которая могла означать лишь одно — не стало Посредника. Как такое могло случиться, он не представлял. Неужели Док смог справиться с Первым Среди Приближенных? Неужели Его мощь не так велика, как об этом говорят?
Но было в этой новости и нечто положительное: смерть Масхарта означала то, что теперь Загот становился Посредником. Правда, для этого сначала нужно было получить Его благословение, но за этим дело не станет... если Загот выполнит возложенное на него поручение. А значит...
Снова пришлось отмахнуться от удара настырного мальчишки. Загот едва сдержался от того, чтобы не размазать непокорного по стене. Теперь, когда Масхарт ушел в Лучший Мир, он мог особо не церемониться. Все равно с этим сосунком будут одни проблемы. И все же... Он мог еще послужить правому делу. Поэтому Стратег сменил гнев на милость и попытался использовать последнее увещевание:
— Если тебе плевать на себя, пожалей, хотя бы, своего товарища.
Саньку вытащили вперед. Его крепко держали двое Храмовников, не вырваться. А потом еще человек в плаще пошевелил пальцами, и стало так больно внутри, что Глушаков не сдержался, закричал, забился. Боль придала сил, и он смог освободить одну руку, но вторую все еще крепко сжимали пальцы Храмовника. Однако Санька не растерялся, сунул руку в карман, сжал артефакт и тут же обрел свободу, став бесплотным. Он понятия не имел, что на уме у Загота, поэтому бросился не к дверям, а напрямки, к стене. Ему нужно было сделать всего три шага, после чего человеку в плаще до него не добраться. Раз, два, три...Не останавливаясь, Санька шагнул в стену и...
...разбил лоб о непреодолимое препятствие.
Он опустил глаза и увидел, как потускнел кубик, исчерпавший свои силы в самый неподходящий момент.
И снова его тело пронзила адская боль. Теперь, когда его никто не поддерживал, он рухнул на пол и завертелся, корчась в мучениях.
— Отпусти его,— сухо произнес Женя.
Боль исчезла без следа, Саньку поняли и продолжили держать, так сам он стоять не мог.
— Я исполнил твою просьбу,— почти ласково произнес Загот.— Выполни и ты мою.
— Что тебе нужно?— осведомился Алексеев.
— Сущий пустяк. Вы оба пойдете со мной. Тут недалеко
Женя согласно кивнул и последовал за вышедшим через раздвижные двери Стратегом, а Саньку потащили поддерживавшие его под руки Храмовники.
На полу зала остался лежать разряженный артефакт...
Загот не обманул: идти пришлось недалеко. Конечным пунктом оказалась вместительная лаборатория, центральным объектом которой — во всех смыслах слова — была хромированная арка, усыпанная сотнями небольших зеркал, закрепленных на подвижных шарнирах. От нее тянулись жгуты кабелей — к силовой установке, к пульту управления, к стоявшим перед аркой полукругом прикрепленным к полу креслам. В одном из них сидел "татарин", в другом...
— Макс!— воскликнул Женя, своей эмоциональной реакцией напомнив о том, что он когда-то был человеком.
Клинцов резко поднял голову и часто заморгал, не веря своим глазам:
— Жека?
Все это время он считал Алексеева погибшим, еще в самом начале их эпопеи в Зоне Отчуждения, несуществующей в привычной реальности. И даже успел с этим смириться. А Зона преподнесла очередной сюрприз. Впрочем, до конца он не был в этом уверен. Выглядел Женя... необычно. Вроде он, но... Что-то с ним было не так. Вот и сомневался Макс.
Алексеев почувствовал его неуверенность, даже недоверие, улыбнулся и сказал:
— Как думаешь, Моську кто-нибудь кормит, пока нас нет дома?
Теперь все стало на свои места. Моськой звали дворовую кошку, которую регулярно подкармливали эти двое. Остальным до нее не было никакого дела. Чужой не мог знать о Моське, значит перед Максом, на самом деле, был Женька Алексеев.
Клинцов облегченно вздохнул.
В лаборатории царило небывалое оживление. Теперь понятно, куда делся весь уцелевший персонал. Все эти ученые мужи, кандидаты в доктора, профессора, а может, и академики, сновали как частицы в результате броуновского движения, выполняя одним им понятную работу. За ними присматривали несколько Храмовников с оружием в руках. Работами руководил жуткого вида тип, похожий на ожившего мертвеца. Не только руководил, но и сам метался из одного конца лаборатории в другой, что-то поправлял, проверял, закреплял и давал налево и направо ценные указания. Заметив появившегося Загота, он подошел к нему.
— Как успехи?— поинтересовался Стратег.
— Еще немного, и все будет готово. Даже не верится, что удастся наладить установку в столь сжатые сроки. Оказывается, местная ученая братия проводила эксперименты, схожие с нашими. Так что нам не пришлось открывать Америку заново.
— А ты изменился,— прищурился Загот.— Откуда такой энтузиазм?
Жуткий тип кивнул на арку и сказал:
— Не думал, что она снова заработает. Мы ведь стояли у истоков. Молодые, дерзкие, наивные. В тот раз что-то пошло не по плану. Я долго размышлял над тем, где мы ошиблись, и, кажется, знаю ответ. В этот раз все должно получиться.
— Увидим... А у меня для вас еще двое Проводников.
Жуткий только сейчас обратил внимание на задержанных. Он подошел к Саньке, окинул его коротким взглядом, а потом переместился к свободно стоявшему Алексееву. На Жене его взгляд задержался, глаза прищурились, он натужно засопел, словно принюхивался.
— Какой невероятный образец! В нем столько силы! Его одного хватило бы, чтобы... Погодите-ка! А мне знакомо ваше лицо. Ну, конечно, это же на вас мы испытывали препараты последней разработки!
Женя ударил его без излишних премудростей — кулаком, в лицо. Лично этого персонажа он не помнил — может, и был такой. Но, глядя на его рожу, не возникало никаких сомнений: он один из тех, кто сделал его таким, каким он стал. Благодарности не было, только злоба и желание убить.
Наверное, так бы он и сделал, но его остановили — решительно и в то же время не слишком жестко.
— Евгений, мы же с тобой договорились!— упрекнул его Загот.— Я понимаю твое негодование, но прошу проявить сдержанность. Этот... хм... человек мне еще нужен живым.
Он как будто оправдывался, словно намекал на то, что, когда этот... хм... человек будет ему не нужен, он попадет в полное распоряжение Алексеева.
Что ж, Женя готов был подождать.
Алхимик облизнул кровь с разбитой губы, наморщил нос и злобно прошипел, глядя Алексееву в глаза:
— Мы с тобой позже поговорим.
Загот усмехнулся. Вигул был хорошим Алхимиком, но тягаться с этим парнем он не мог. Вырастили звереныша на свою голову! У Стратега даже возникла идея приберечь Алексеева и использовать его в неминуемой схватке с Хароном и его братией, но потом передумал, взглянув на арку Портала.
Очень скоро в этом не будет абсолютно никакой надобности.
— Прошу!— он указал Жене на одно из остававшихся незанятыми кресел. Всего их было шесть. К соседнему потащили все еще не пришедшего в себя Глушакова.
— Что это?— спросил Алексеев, имея в виду не только и не столько кресло, как всю установку в целом.
— Скоро ты об этом узнаешь... Не бойся, это будет совершенно не больно. Специальная аппаратура лишь считает с вас необходимые для Перехода параметры.
— Для Перехода?— не понимал Женя.
Загот добродушно улыбнулся и повторил:
— Скоро ты сам все увидишь.
Женя сел в кресло и даже дал пристегнуть себя к нему ремнями. На его немой вопрос Стратег ответил:
— Это для вашей же безопасности.
Над головой Жени закрепили штуковину, похожую на перевернутую корону, к которой тянулся пучок проводов.
Алексеев не боялся. Что может быть хуже того, что с ним уже произошло? Боль? Он почти не чувствовал ее, а то, что чувствовал, мог с некоторых пор напрочь заглушить. Смерть? Так он и сейчас был не особо жив. А еще он почему-то верил Заготу: ничего плохого лично с ним не случится. Зато было очень интересно, что задумал Стратег и для чего предназначена эта установка, похожая на Портал между мирами?
— Готовность?— спросил Загот.
Вигул покрутил головой, взглянул на часы и коротко ответил:
— Полчаса.
Теперь уже Стратег окинул взглядом своих подчиненных.
— Мрак. Шепот. Зих. Гварх. Вы пойдете со мной. Переодевайтесь!
Четверо названных не стали задавать лишних вопросов. Они переместились к вглубь лаборатории. Один небрежно смахнул со стола стоявшие там склянки, другой поставил принесенные сумки. И все четверо начали раздеваться. Двое носили легкое снаряжение, поэтому справились быстро, оставшись лишь в нижнем белье. После чего они доставали из сумок скромные и даже простоватые наряды. Выбор был большой, но они брали первое попавшееся и надевали, не привередничая.
Тот, кого Стратег назвал Мраком, угрюмый мужик лет тридцати, был облачен в более навороченные доспехи, поэтому возился дольше. Потом ему пришлось выбирать одежду под стать, так как приготовленные костюмы были примерно одного — среднего — размера.
Еще больше времени ушло на переодевание у четвертого Храмовника, закованного в экзоскелет. Сначала казалось, что на него вряд ли найдется подходящий наряд, потому что выглядел он великаном. Однако, когда он снял с себя все железяки, оказалось, что внутри армированного скелета сидел щуплый мужичок тридцати с небольшим лет.
Последним переодевался сам Стратег. Для него была приготовлена отдельная сумка. Одевался он медленно, придирчиво. Его одежда, хоть и была так же проста и старомодна, но при этом не лишена изящества.
Все это время в лаборатории не прекращались работы по подготовке... К чему? Если для Алексеева ответ на этот вопрос мог потешить его любопытство, то Макс, постепенно приходивший в себя Санек и затравленно наблюдавший за происходящим Сапожков откровенно нервничали. Неуемная фантазия порождала жуткие картины бесчеловечных экспериментов из ряда тех, которые однажды привели к катастрофе на ЧАЭС. Никто из парней почти не сомневался в том, что все те монстры, которые нынче бродили в Зоне Отчуждения, были созданы именно в результате таких вот опытов над человеком и прочими живыми существами. За все время ожидания не было произнесено ни слова. Но их взгляды говорили больше, чем слова. Макс поглядывал на Женю, стараясь привлечь его внимание, но Алексеев смотрел перед собой или даже в себя — если учесть его "замороженное" состояние.
Постепенно начали оживать дремавшие до сих пор агрегаты. Заурчали моторы, зажужжали сервоприводы, вспыхнули лампочки, запищали зуммеры. Вигул переместился к пульту управления. Его корявые пальцы живо бегали по клавиатуре, давили на кнопки, щелкали переключателями. Время от времени он отдавал малопонятные распоряжения ассистентам, повышал голос, если его не понимали. Выглядел он сосредоточенно и в предвкушении.
Одним из завершающих штрихов была калибровка зеркал. Они пришли в движение, начали менять угол наклона, отбрасывая блики на стены. Казалось, будто каждое из них жило своей жизнью, и при этом не покидало ощущение того, что все их движения строго взаимосвязаны.
Под конец лабораторию наполнил все нарастающий гул, замерцали лампочки на потолке, воздух завибрировал, надавив на перепонки. Такое впечатление, будто весь подземный комплекс медленно шел на взлет.
Пятеро избранных во главе со Стратегом терпеливо дожидались чего-то, стоя чуть в стороне от сверкавшей бликами зеркал арки. По их замороженным лицам трудно было понять, то ли они напряжены, то ли совершенно спокойны. Внешне они ничем не напоминали грозных Храмовников. Сейчас они выглядели обычными людьми из глубинки, каковыми делали их выбранные наряды. И лишь Загот выделялся на их фоне подогнанным костюмом, пусть и старомодным, но довольно стильным. Было еще кое-что, что отличало их от обычных людей: они взяли с собой оружие. Не навороченные пушки, а простенькие пистолеты, которые прятались в кобурах под мятыми пиджаками.
Пока шли последние приготовления, Стратег подозвал к себе одного из Храмовников высокого ранга. О чем они разговаривали, никто не слышал из-за барабанившего по ушам гула. Даже по губам Загота невозможно было прочесть ни слова, так как они едва шевелились. Получив последние инструкции, Храмовник кивнул и отошел к выходу из лаборатории.
— Готовность шестьдесят секунд!— крикнул Вигул, медленно поворачивая регулятор на панели. Гул вырос сильнее, так, что начали слезиться глаза.
На большом экране появились цифры обратного отсчета.
Из четверых парней в креслах напротив арки спокойствие сохранял один лишь Алексеев. Словно почувствовав, наконец, устремленный на него взгляд концентрированной мольбы, он повернул голову и посмотрел за побледневшего Макса. Улыбнулся и подмигнул. Вряд ли это была магия или нечто иное сверхъестественное, но Клинцов ощутил не только реальное облегчение, но и уверенность в том, что все будет хорошо.
Сапожков не разделял его настроя и ближе к тридцатой секунде отсчета начал выть и дергаться на кресле, пытаясь освободиться. Вряд ли ему это удалось бы, но тут где-то сзади что-то ярко вспыхнуло, и в арку ударил тугой пучок света.
