Грибелин снял бинокль, прикрепленный к потолку на ножничном креплении, и поместил свои выпуклые очки в прорезиненные чашечки. — "Леди Презрение", — тихо сказал он. — Обычно так далеко на восток не заходит. Возможно, следит за просеивателем, высматривая, не выброшено ли что-нибудь позади него.
— Мы можем избежать встречи с ней? — сказал Джитендра.
— Только если Доркас хорошо себя чувствует. — Грибелин повернул влево, и плавсредство в иллюминаторе медленно повернуло вправо. Он подал бинокль Санди. — Окажи любезность.
Резиновые наглазники были жирными от пота и крошечных чешуек кожи. Биноклю потребовалось мгновение, чтобы определить предполагаемую точку ее интереса. Изображение подпрыгнуло, стабилизировалось, приобрело резкость, на него наложились перекрестья и цифры расстояния/альт-азимута.
Плавучая машина представляла собой толстобрюхий дирижабль, имеющий форму наконечника стрелы. Под ним, вписываясь в дельтовидный профиль его газовой оболочки, была подвешена угловатая гондола. "Внутренности" представляли собой извилистые, похожие на хлыст механические щупальца, дюжина из которых выходила из основания гондолы. Дирижабль скользил над поверхностью на достаточно малой высоте, чтобы эти конечности могли поднимать предметы с земли. Именно этим "Леди Презрение" и занималась прямо сейчас: слонялась без дела, изучая.
Это напомнило Санди об одном из слонов Джеффри, роющем хоботом землю. Или их семействе, объединенном в единый добывающий пищу организм.
— Доркас — ваша подруга? — спросила Санди.
— Подруга, — сказал Грибелин, пережевывая это слово, как будто оно было для него новым. — Здесь это сложная концепция. В значительной степени собака ест собаку на всем протяжении пути. Машины трахают друг друга, Плавающие трахают машины, Плавающие трахают друг друга ради прибыли. Я сражаюсь за объедки. Я и Доркас? Тут надо сдать немного назад. Не то чтобы мы ненавидели друг друга. Но и не целуемся как двоюродные брат и сестра.
— Разве вы не предпочли бы оказаться на самом верху крысиной кучи? — спросила Санди. У нее было некоторое представление о том, как это работает: как машины в своей бесконечной эволюционной борьбе время от времени откалывали какую-нибудь новинку, устройство или промышленный процесс, которые могла использовать остальная часть системы. Как и технология, лежащая в основе прототипа клейбота, того самого, который она подключила к рассеянию праха. Этот быстро меняющийся материал был побочным продуктом Эволюариума, и теперь он приносил Плексусу триллионы долларов. — Парит там, наверху, как бог, которому поклоняются. Потому что именно это здесь и происходит, не так ли? Боги, парящие над смертными, развлекающиеся их бесконечными войнами и страданиями.
— Я бы не стал заходить так далеко, — сказал Джитендра. — Эти машины могут быть сверхадаптивными, но здесь, внизу, не происходит никакого реального познания. Машины не понимают, что они машины. Все, что они умеют делать, — это выживать и стараться не отставать в гонке вооружений. Они способны к религии не больше, чем омары.
— Хорошо, если бы это было так четко сформулировано, — сказал Грибелин. — Что касается меня, то я в этом не так уверен. Проведите здесь столько же времени, сколько и я, и увидите некоторые вещи, которые заставят вас усомниться в своей уверенности.
— Правда? — скептически спросил Джитендра.
— Думаете, эти машины не понимают, кто они такие, что они не понимают разницы между существованием и несуществованием? — Он остановился, чтобы отхлебнуть из своей бутылки с ликером, большим пальцем открутил крышку, управляя машиной одной рукой. — Однажды, на западных склонах, я видел просеивателя, умоляющего сохранить ему жизнь, умоляющего негодяя-сборщица не уничтожать его.
— Эволюционировавшая реакция, как у скулящей собаки, — пренебрежительно сказал Джитендра. — Это не доказывает, что у него в голове что-то происходит.
— Если бы вы видели то, что видел я, вы бы чувствовали себя по-другому.
— Покажите мне изображения, и я сам приму решение.
— Чтобы их уловить, недостаточно общедоступного внимания, — ответил Грибелин. — А мои собственные глаза попали в руки Плавающих. Они уничтожили улики.
— Понимаю, почему они могли пожелать это, — сказала Санди.
"Леди Презрение" двигалась вниз по склону, три или четыре щупальца волочились по земле. Теперь у Санди сложилось лучшее впечатление о машине, похожей на манту. Она была огромна — как и должно было быть, учитывая разреженность марсианской атмосферы. Канальные двигатели размером с океанские турбины были прикреплены к тускло-зеленой гондоле.
Она чувствовала, что это должно было издавать какой-то звук, ужасное жужжание приближалось, но ничего не было слышно.
— Вы можете обогнать ее? — спросил Джитендра.
Грибелин коротко покачал головой. — Ни малейшей надежды, и даже если бы мы это сделали, то только наткнулись бы на еще больше Плавающих дальше в Эволюариуме. Но не волнуйтесь — я найду способ умаслить Доркас.
— Используя свое природное обаяние и дипломатичность, — сказала Санди.
— Вы бы удивились, узнав, как далеко это меня заводит.
Воздушный корабль сделал круг над движущимся грузовиком, затем направился немного на юг, отбрасывая на них свою треугольную тень, как плащ. Грибелин все еще был за рулем, но он не прилагал никаких усилий, чтобы выжать из грузовика все возможное. Санди подняла глаза, наблюдая, как испещренная заплатками нижняя часть дирижабля, сотни метров в поперечнике, начала закрывать небо. Гондола была такой же большой, как вагон канатной дороги в Кроммелине, и светилась крошечными желтыми окошками.
Там, наверху, крались фигуры, подсвеченные сзади и таинственные.
Что-то лязгнуло о них. Санди подпрыгнула. Джитендра схватился за ближайшую опору для рук. Грибелин выругался, но в остальном выглядел смирившимся. Грузовик накренился, как будто только что угодил в песчаную ловушку. Земля ушла из-под ног, из-под колес взвилась пыль. "Леди Презрение" поднимала их в небо, подтягивая одним или несколькими своими щупальцами.
Пятьдесят метров, потом, может быть, сто. Горизонт начал вращаться, дельтовидный купол медленно вращался над головой. Щупальца удерживали их на одном уровне с передней частью гондолы, так что они смотрели назад, в глубокие наклонные окна того, что, очевидно, было мостиком воздушного корабля. Мостик был широким, и на нем было видно по меньшей мере шесть членов экипажа, ни один из которых явно не был прокси.
Одна фигура привлекла внимание Санди. Женщина, одетая в длинное черное пальто, доходившее ей до самых сапог, расхаживала с одной стороны мостика на другую, указывая и тыча в своих подчиненных. Она остановилась у консоли или подиума, затем поднесла к губам какое-то громоздкое переговорное устройство.
В грузовике появились голова и плечи, парящие над приборной панелью и слегка просвечивающие.
— Разве ты не видишь, что мы здесь в самом разгаре, Грибелин? — Она была бледна, как привидение, с тонким лицом, острым подбородком и длинными пепельно-серыми волосами, зачесанными на боковой пробор так, что их завеса закрывала половину ее лица. Ее нос был проколот, а с мочки единственного видимого уха свисало множество колец.
— Мы тоже вроде как в центре событий, Доркас, — сказал Грибелин. — Как вы, наверное, уже поняли. Вы не против отпустить нас, пока еще светло?
— Ты переходишь границу на наших условиях, когда мы чувствуем, что можем это позволить. Почему я должна постоянно напоминать тебе об этом?
— Послушайте, было бы неплохо поболтать, но...
Женщина провела пальцами по волосам, позволяя им снова упасть на место. — Обычно ты так не торопишься. Это как-то связано с машиной, следовавшей за вами от Вишняка?
Санди взглянула на своего водителя. — Спросите ее, насколько она отстала.
— Не нужно, я все равно тебя услышала, — сказала Доркас. — Вы не знали об этом до сих пор?
— Вы же знаете, как здесь все непросто, — сказал Грибелин.
— Особенно после того, как кто-то приложил немало усилий, чтобы связать всех прокси и завалить общественность глупыми запросами. Обычно ты действуешь в одиночку, Гриб. Почему у меня такое чувство, что на этот раз кто-то дергает за ниточки у тебя за спиной?
— Расскажите мне о машине, — попросила Санди. — Пожалуйста.
Что-то в Доркас, казалось, смягчилось, хотя и лишь на мгновение. — Арендованный вездеход, немного меньше вашего грузовика. Отстает от вас примерно на два с половиной часа, может быть, чуть меньше.
— Лукас, — сказала Санди, как будто в этом могли быть какие-то сомнения. — К тому же быстро напал на след. Должно быть, он договорился об аренде автомобиля до того, как прибыл поезд.
— Не ваш друг? — спросила Доркас.
— Я выполняю поручение пары клиентов, — объяснил Грибелин. — Голем следовал за ними с тех пор, как они покинули Кроммелин.
— Это поручение... Это ведь не будет чем-то таким, что помешает моему бизнесу, не так ли?
— Вы знаете, Доркас, чем для меня является Эволюариум — просто местом, куда я люблю входить и выходить как можно быстрее.
— А твои клиенты?
Санди наклонилась вперед. — Мы собираемся войти и выйти отсюда так быстро, как только сможем, и ничто из того, что мы сделаем, никак не повлияет на вашу работу.
— И я должна просто принять это на веру?
Санди закрыла глаза, собираясь с мыслями. — Я собираюсь сказать вам правду. Верите вы мне или нет, полностью зависит от вас. Меня зовут Санди Экинья.
— Как в...
— Шестьдесят с лишним лет назад моя бабушка что-то закопала здесь, прямо посреди Эволюариума. Конечно, тогда это был еще не Эволюариум. Это был просто район Марса, который что-то значил для нее. Теперь я здесь, чтобы выяснить, что она сочла достаточно важным, чтобы похоронить, а это значит, что я должна найти место захоронения и провести раскопки.
— Я уже сказал ей, что она сумасшедшая, если думает, что там можно что-то раскопать, — сказал Грибелин, — но она твердо намерена довести дело до конца.
— У вас есть координаты?
Санди кивнула. — Есть некоторая неопределенность, но думаю, что смогу подобраться поближе. Моя бабушка провела время на заброшенной российской метеостанции неподалеку отсюда, прежде чем вернулась, чтобы похоронить то, что там было. Местоположение станции известно, и с момента ее последнего посещения не произошло никаких геологических изменений.
— Мы примерно в двухстах километрах отсюда, — сказал Грибелин. — Мы можем быть там через два часа, может быть, через три, если нам придется обегать каких-нибудь крупных игроков.
— К этому времени уже стемнеет, — сказала Доркас. — Тогда вы мало что сможете сделать.
— По крайней мере, будем там первыми.
Доркас долго обдумывала это, прежде чем ответить, прислушиваясь к перешептываниям своей команды, пока обдумывала свой ответ. — У нас всегда были хорошие рабочие отношения, не так ли, Гриб?
— У этого были свои взлеты и падения, — сказал Грибелин.
— Никто из нас не филантроп. Но на протяжении многих лет нам в основном удавалось не наступать друг другу на хвост.
— Справедливая оценка.
— Кто-то мог бы сказать, что мы даже помогали друг другу, когда того требовала ситуация.
— Что и происходит сейчас.
— Действительно. В таком духе я собираюсь сделать вам предложение. Я доставлю вас ближе к месту посадки гораздо меньше чем за три часа. Мы используем все ресурсы "Леди Презрение" для поиска вашего предмета, и я передам его вам в целости и сохранности, когда — если — мы его найдем. Взамен вы отдадите мне двадцать пять процентов от того, что вам заплатят. Независимо от того, найдем мы что-нибудь или нет.
— Я не набит деньгами, — сказал Грибелин.
— Но это делает кто-то другой. Так или иначе, я выясню, кто в этом замешан и сколько они тебе платят.
— У меня и в мыслях не было обманывать вас, Доркас. — На мгновение Грибелин, казалось, застыл в нерешительности, прежде чем решил, что честность — единственный приемлемый вариант. — Это Паны, — сказал он, издав едва слышный вздох. — Вы бы поняли это рано или поздно, основываясь на обмане со связью.
Доркас усмехнулась. — Почему ты позволяешь Панам дергать тебя за цепь?
— Они хорошо платят. Удивительно хорошо. И мои клиенты...
— Мы не Паны, — решительно заявила Санди. — Мы просто связались с ними. То, чего хочу я, и то, чего хотят они... совпадает до определенного момента. Вот почему они заплатили за то, чтобы я была здесь, и почему они помогают замедлить голема. Но мы не Паны.
— Да. — Доркас позволила себе самую тонкую из улыбок. — Кажется, я поняла это с первого раза.
Это было время чаепития в "Леди Презрение". Они опустились на колени вокруг стола, пока один из подчиненных Доркас занимался их сделанными на Марсе белыми фарфоровыми чашками. Тактические карты состояния, значительно более сложные, чем простые показания Грибелина, привлекали внимание на похожей на плиту поверхности стола. Эти сводки Эволюариума в режиме реального времени сопровождались постоянным тихим бормотанием команды, проводившей полевой анализ. На стенах висели сводки общесистемных фондовых бирж, отслеживающие технологические товары от Меркурия до пояса Койпера. Гистограммы танцевали под скрытую музыку. Кривые анализа рынка поднимались и опускались в регулярных синусоидальных ритмах, подобно компонентам Фурье какого-то удивительного инопланетного сердцебиения. Новостные ленты пестрели обновлениями. Снаружи солнце клонилось к горизонту, как будто у него была работа, которой нужно было заниматься.
Чай был водянистым, но сладким — настоянным на жасмине, решила Санди. Они с Джитендрой стояли на коленях по одну сторону стола, Грибелин и Доркас — по другую. Стоять на коленях в условиях марсианской гравитации было почти так же удобно, как и на Луне, то есть намного легче, чем на Земле.
Разговор шел по меньшей мере в двух направлениях, а может быть, и в трех. Джитендра наслаждался возможностью узнать как можно больше об истории и организации Эволюариума, и его вопросы были разделены поровну между Доркас и Грибелином. Доркас, со своей стороны, казалось, была готова поддакнуть ему... но у нее тоже была своя программа расспросов, и ее расспросы были направлены главным образом на Санди. Она хотела узнать больше об этом скрытом секрете и о том, почему он может представлять интерес более чем для одной стороны.
— Не могу сказать вам, что она там похоронила, — сказала Санди. — Если бы я знала, мне не пришлось бы проделывать весь этот путь. Я даже не могу быть уверена, что она хотела, чтобы я пошла именно туда.
— А Паны? — спросила Доркас. — Какова их точка зрения?
Вспомнив предупреждение Сойи, Санди задалась вопросом, как много она может свободно обсуждать. — Они проявляют интерес к моей бабушке, — осторожно сказала она. — Она знала Линь Вэй, которая, как никто другой, близка к тому, чтобы считаться основателем Панов.
— И это все — просто исторический интерес?
— Полагаю, теперь они не могут сдержать любопытства, — сказала Санди.
Один из сотрудников Доркас подошел, наклонился и что-то прошептал ей на ухо. Она кивнула, побарабанив пальцами по столу. Позиции некоторых игроков Эволюариума изменились. — Пересмотренные данные, — объяснила она. — Повышенная активность просеивателей в восьмом секторе, и в третьем появились два новых подвида охотников-убийц. Между тем, Агрегат был необычайно активен в последние несколько дней.
