— Только не черепа, — сказал охранник. — У нас ворг на свободе.
Кэйлис восприняла эту новость невозмутимо, как будто это было не больше и не меньше того, чего она ожидала. — Где это?
— Далеко отсюда, — ответил Кильон. — И мы будем в еще большей безопасности на борту "Раскрашенной леди".
— А где будет Мирока? — спросила Нимча.
— Я буду рядом с тобой, малыш. И ни один ворг к нам близко не подойдет.
— Тебе лучше надеть одежду для холодной погоды, — сказал Кильон. — Мы проведем некоторое время на улице.
Нимча спросила: — Ты прочтешь эти истории, Мирока?
Мирока опустила взгляд на книжки с картинками, раскрытые на столе. — Если это то, чего ты хочешь.
— Они мне не нравятся, — объяснила Нимча. — Они глупые. — Она произнесла это с уничтожающим презрением, которое мог адекватно передать только ребенок. — Они о вещах, которые не имеют значения. Но мне нравится, когда Мирока читает их и показывает мне, как слова сочетаются с картинками. Мне нравится Мирока.
— Полагаю, от меня есть польза, — сказала она.
— Это делает вас обоих счастливыми, — сказала Кэйлис. — Но моя дочь права. Эти истории глупы.
Наблюдая за тем, как группу сопровождают через "Пурпурный император", случайный наблюдатель затруднился бы сказать, обращаются ли с ними как с заключенными или как с охраняемыми гостями. Кильон предположил, что сейчас это едва ли имело значение. Его собственная свобода, если она все еще существовала, вряд ли продлилась бы долго. Что не он был ответственен за освобождение ворга, было бы его слово против слова Спаты, а кто поверит иностранцу, человеку из Копья с защитными очками на глазах и секретами под плащом, человеку с доказуемым послужным списком лжи? Лучшее, на что он мог сейчас надеяться, — это доставить Кэйлис и Нимчу в безопасное место, пока власти заняты воргами.
Добраться до "Раскрашенной леди" можно было двумя способами — либо на пароме, либо по соединительным переходам между дирижаблями, — и в обоих случаях группа должна была пройти через гондолу в направлении погрузочной платформы под открытым небом, где Кильон впервые поднялся на борт. Он приказал охраннику вести их быстрее, но молодой человек, казалось, был намерен медлить, выбирая неоправданно кружной маршрут, возможно, в надежде услышать какое-нибудь официальное подтверждение приказа Рикассо. Пока они разговаривали, стрельба стихла: он вообще не слышал выстрелов после того, как они начали двигаться.
Они были совсем рядом с погрузочной платформой — не более чем в коридоре от нее, — когда из-за поворота появилась пара вооруженных летчиков с обнаженным оружием.
— Куда вы их ведете? — не слишком вежливо спросил охранника старший из пары.
— Приказ Рикассо. Они покидают корабль.
— Все приказы, отданные Рикассо сегодня, должны быть немедленно приостановлены. Он находится под административным арестом.
— Я разговаривал с ним минут десять назад, — удивленно сказал Кильон. — Он собирался вернуться, чтобы помочь вам найти ворга.
— Мы нашли его. Он никуда не денется. Впрочем, не благодаря Рикассо.
— Он не принимал участия в его побеге, — сказал Кильон. — Я был там, когда он вырвался на свободу, и это также не моих рук дело.
— Вы можете объяснить все это коммандеру Спате. Он хочет, чтобы вас задержали и привели к нему. — Мужчина улыбнулся своему спутнику. — Похоже, мы добрались сюда в самый последний момент, не так ли?
Кильон знал, что сопротивляться не стоит: это были горячие головы, воодушевленные возможностью внезапной смены структуры власти, уверенные в том, что, если прольется кровь, они не будут привлечены к ответственности. Молодого охранника освободили от ответственности за них, в то время как двое летчиков проводили их обратно в основную секцию гондолы, пройдя часть пути по их же следам, прежде чем повернуть к корме. По-прежнему было тихо, и некоторые из разбуженных граждан начали расходиться по своим квартирам и местам службы, уверенные в том, что чрезвычайная ситуация — если не вызванный ею политический переворот — закончилась.
Вскоре они добрались до одной из смотровых кают на корме. В каюте было окно с одной стороны, и некоторые стекла были выбиты или пробиты шальными пулями. На задней стене отсутствовала панель, где ворг, по-видимому, пробрался из служебного помещения. Летчик осторожно целился из винтовки в темное отверстие, хотя сам ворг был захвачен в плен и выведен из строя. Он лежал на покрытом ковром полу, а Спата и его окружение из лоялистов образовали вокруг него полукруг. Рикассо тоже был там, не под дулом пистолета, не с какими-либо видимыми ограничениями, но был принужден к запуганному подчинению летчиками из несогласных, которые теперь удерживали власть в этом квартале. Его лицо было красным, глаза расширенными и недоверчивыми, а помятая одежда свидетельствовала о том, что с ним обращались не слишком мягко. Спата стоял в нескольких шагах слева от него, пиная упавшего ворга ботинком с блестящим носком. Тот дергался на полу, лишенный конечностей, блестящие внутренности вываливались из его металлического корпуса, механические глаза щелкали и жужжали в своих корпусах. В него стреляли и протыкали ребра арбалетными болтами. Он еще не был мертв.
Вспотевший Спата кивнул прибывающей группе. — Очень хорошо. Вы, случайно, не пытались покинуть корабль?
— Мы оба знаем, что произошло, — сказал Кильон.
— Что произошло, — сказал Спата, — так это то, что корабль едва не попал в критическую ситуацию. Если бы не оперативность сотрудников службы безопасности, последствия могли бы быть катастрофическими. Но это всегда было твоим намерением, не так ли?
— Моим намерением было помочь Рикассо произвести сыворотку, необходимую нам для спасения Копья. — Кильон оглядел собравшихся зевак, гадая, кто из них мог бы с пониманием отнестись к его версии истории. — Именно это я и делал. Это все, что я делал.
Спата поджал губы, надув их, что говорило о том, насколько глубоко его не впечатлила эта линия аргументации. — Но разве не так, доктор, что тебе был доверен доступ в эту лабораторию? Что Рикассо дал тебе возможность проникнуть туда, прекрасно зная об опасностях, исходящих от его воргов?
— Я доверял Кильону, — сказал Рикассо. — И все еще доверяю.
— В первую очередь, было рискованно приносить эти вещи в Рой, — сказал Спата. — Это было практически бесцеремонно — вручить ключи постороннему человеку.
— Кильон уже спас жизни роевиков. Мы должны быть благодарны ему, а не подозревать его в диверсии. — Теперь настала очередь Рикассо оглядеться по сторонам в надежде найти союзников. — Я знаю, что здесь происходит. Кильона поставили в такое положение, чтобы это плохо отразилось на мне. Но он не имел к этому никакого отношения.
— Что случилось с передними конечностями ворга? — спросил Кильон.
Спата кротко посмотрел на него. — Почему это должно вас беспокоить, доктор?
— Они были у него, когда он сбежал — когда, давайте будем откровенны, вы последовали за мной в лабораторию и заставили меня выпустить его.
— Я бы был очень осторожен с подобными обвинениями, — сказал Спата, улыбаясь своим слушателям, как будто ожидал, что они разделят шутку.
Как раз в этот момент решетка динамика взорвалась звуком. Резкий, задыхающийся голос был усилен, пройдя через цепочку резонансных камер, и в процессе потерял многое из того, что делало его узнаваемым. Но Кильон все равно опознал его как принадлежащий Эграффу.
— Я внизу, в лаборатории. Боюсь, у нас неприятности. Ублюдок, должно быть, вернулся назад и вломился в дверь. Все клетки открыты. Повторяю, все клетки открыты. Все ворги на свободе.
Тогда Рикассо сделал нечто такое, на что Кильон никак не ожидал от него способности. Он двигался с поразительной, медвежьей скоростью, не обращая внимания на любые попытки сдержать, и прежде чем кто-либо успел среагировать, он снял переговорную трубку со стены и поднес к губам.
— Эграфф, слушай меня. Происходит государственный переворот. Подай сигнал Куртэйне. Она знает, что делать. Это не должно распространиться за пределы "Пурпурного императора"!
Ему пришлось прокричать окончание своего заявления, когда трубку выхватили у него из рук и оттащили от стены.
— Все, наверное, это слышали, — сказала Спата. — Не только Эграфф и те, кто с ним.
— Это то, на что я рассчитываю, — сказал Рикассо. — И вы можете последовать моему объявлению, вернув весь корабль в режим аварийной готовности. Ворги еще не покончили с тобой, во всяком случае, надолго. Ты знаешь, почему этого было так легко убить?
Уголок рта Спаты дрогнул от беспокойства. — Мы загнали его в угол.
— Ты загнал в угол калеку. Интересно, куда делись его передние конечности? Я тебе скажу. Другие ворги разобрали его на части. Они разобрали его на все, что можно было использовать, а затем бросили вам, как кусок мяса. Это то, что делают ворги. И где-то на борту этого корабля почти наверняка есть такой, который теперь обладает полной функциональностью локомотива.
Подергивание лица Спаты стало более настойчивым. Он прочистил горло. — Передай мне трубку, — сказал он одному из своих людей, хотя сам был достаточно близко, чтобы дотянуться до нее. — Это ... коммандер Спата. Вспышка воргов еще не... локализована. Всем гражданам и активному персоналу проявлять максимальную бдительность.
— Возможно, вы захотите переосмыслить этот переворот, — сказала Мирока. — Только до тех пор, пока это дерьмо не уберут.
За это Мирока получила удар в живот прикладом арбалета, заставивший ее согнуться пополам от боли, усугубленной, без сомнения, раной, которую она уже получила.
— Ты не должен был этого делать, — сказал Кильон.
— Будь осторожен, доктор, — сказал Спата. — Человек в твоем положении должен следить за тем, что он говорит. Затем он кивнул двум летчикам, которые привели их к нему. — Приведи девочку ко мне.
Кэйлис попыталась удержать Нимчу, но ее дочь вырвали у нее и потащили к Спате.
— Они много значат для тебя, не так ли? — спросил Спата у Кильона.
— Они человеческие существа.
— Одна из них, несомненно. Вот в этой я не так уверен. — Он на мгновение взглянул на Кэйлис. — Ты не возражаешь? — Одним быстрым движением он обхватил одной рукой голову Нимчи, нежно, но крепко обхватив ее, в то время как другой раздвинул ее волосы. — Это реально, не так ли? Такое аккуратное и правильное. Конечно, сейчас мы не можем разглядеть это как следует: мешают волосы.
— Это просто родимое пятно, — сказал Кильон.
— Конечно, это родимое пятно, доктор, что еще это может быть? Дело в том, что это устрашающе правильное и нарочито выглядящее родимое пятно.
— Отпусти ее, — сказала Кэйлис.
Спата позволил волосам Нимчи снова упасть на родимое пятно. Все еще держа ее другой рукой, он потянулся к ножнам, прикрепленным к его поясу, и вытащил изящно выглядевший смертоносный кинжал. Кэйлис двинулась, чтобы схватить его, но Спата оказался проворнее; он поднес лезвие на волосок от лица Нимчи и удержал его там.
— Отойди. Я не собираюсь причинять ей боль. Я просто хочу получше рассмотреть эту... штуку.
Он начал срезать ее волосы пучками, сосредоточившись на затылке. Нож прошуршал по спутанным прядям, издавая едва слышный звук, когда резал. Нимча задрожала. Ее глаза были широко раскрыты и испуганы.
— Чего ты хочешь от нас? — спросил Кильон.
— Правду, доктор. Больше никакой лжи. У тебя был шанс выбрать чью-либо сторону, но ты принял неправильное решение. Теперь Рой начинает с чистого листа. Граждане заслуживают того, чтобы знать, что они скрывали. — Он швырнул один из пучков на пол. Нимча вздрогнула, когда лезвие коснулось ее головы, оставив крошечный кровоподтек.
— Она всего лишь девочка, — сказал Кильон. — Вот и все.
Спата вернул нож в ножны, завершив свою работу. За исключением нескольких рваных пучков там, где лезвие не задело кожу, он удалил большую часть волос, которые первоначально скрывали родимое пятно, оставив Нимчу с лысиной, похожей на неуместную тонзуру.
Он порезал ее всего в одном или двух местах, кровь уже подсыхала.
— Она тектомантка, — сказал он. Затем он развернул ее лицом к своей аудитории. — Они настоящие. Мы всегда это знали. Но я никогда не думал, что мы наткнемся на кого-нибудь из них.
— Она не желает нам ничего плохого, — сказал Рикассо.
— Тогда почему ее мать — и вы — были так полны решимости скрыть от нас ее истинную природу?
— Такие придурки, как ты, могут быть фактором, способствующим этому, — сказала Мирока и тут же снова оказалась на полу, выкашливая зуб, на этот раз из того места, где ее ударили по лицу.
— Верните их под стражу, — сказал Спата. — На этот раз в настоящие камеры содержания — и убедитесь, что они разделены, включая грязных крыс.
— Вы не можете разлучить мать и дочь, — сказал Кильон, повышая голос. — Они ничего не сделали!
Его ударили прикладом винтовки в грудь, выбив из него дух одним взрывным вздохом. Он уронил свою сумку, рухнув на пол так, что его голова оказалась всего в спане от дергающейся, выпучившей глаза головы ворга.
— Я предупреждал тебя, — сказал Спата.
Кильона рывком поставили на ноги. У него не было сил сопротивляться; их едва хватало, чтобы встать. Он поймал взгляд Рикассо, и все, что Рикассо мог ему предложить, — это с жалостью покачать головой, выражая полную беспомощность их положения.
Затем в удивительно быстрой последовательности последовало несколько событий. Первой была вспышка движения из дыры в стене, через которую прорвался ворг. Вторым был выстрел из винтовки, когда охранявший дыру летчик попытался выстрелить в существо из стали и сухожилий, которое со скоростью молнии проскочило в щель. Третьим был крик, когда летчик понял, что ворг схватил его, его передние когти из синего металла впились в его правую руку, пронзая плоть и мышцы, пока не зацепили кость, увлекая его за собой, отступая в темноту. Винтовка с грохотом упала на пол. Летчик исчез в проеме, как мешок с мусором, который увозят на утилизацию. Его крики продолжались, эхом разносясь по замкнутому пространству.
Прошла секунда, возможно, две — достаточное время для того, чтобы присутствующие поняли, что произошло, но недостаточное для того, чтобы кто-либо из вооруженных летчиков и охранников что-либо предпринял по этому поводу. К тому времени, как они направили свое оружие в сторону отверстия, ворг и его добыча исчезли. Только шаркающий, царапающий звук — удаляющийся с каждой секундой — давал хоть какой-то признак того, что существо все еще двигалось.
— ...черт возьми, — сказал Спата, и на секунду его напускная уверенность исчезла. Когда она вернулась, в ней было что-то полупрозрачное и тонкое, как бумага, как слишком туго натянутая барабанная перепонка. — В служебное помещение. Я хочу, чтобы этого человека вернули обратно!
Один из летчиков нажал на предохранитель своего пистолета. — Разрешите открыть полуавтоматический огонь, сэр.
— Нет... нет. Слишком много линий пожаротушения. Только одиночный огонь. Займитесь этим!
Трое мужчин осторожно пролезли в отверстие. — Слишком темно, сэр! — крикнул один из них приглушенным голосом. — Мы в любом направлении можем видеть только на несколько спанов!
