Это было против правил. Как бы. Но к этому относились терпимо, и вряд ли это было чем-то уникальным — до тех пор, пока Дюра соблюдала несколько негласных соглашений. Например, сдерживала свою реакцию на смерть Эска, держась подальше от овдовевшей Филас.
Еще одна глупость, подумал Адда. Когда-то людей насчитывались сотни — даже во времена деда Адды взрослых было больше сотни — и, возможно, тогда условности о супружеской измене имели бы смысл. Но не сейчас.
Он покачал головой. Адда отчаялся в людях задолго до рождения Фарра.
— Они хотят вернуться, — сказала Дюра ровным голосом. — Но я продолжу. Филас пойдет.
Женщина Филас, с серым и пустым лицом, с волосами, вяло лежащими на угловатом черепе, выглядела для Адды так, словно ей все равно нечего было терять. Что ж, подумал он, если это помогло двум женщинам разобраться в их собственных отношениях, тогда ладно.
Однако это должна была быть какая-то охотничья экспедиция.
Он поднял копье.
Дюра нахмурилась. — Нет, — сказала она. — Я не могу просить тебя об этом...
Адда прорычал мягкое предупреждение, чтобы она заткнулась.
Фарр выпрямился над горящим углублением. — Я тоже пойду, — радостно сказал он, повернув лицо к Дюре.
Дюра положила руки ему на плечи. — Ну, это просто смешно, — сказала она тоном родителя. — Ты же знаешь, что слишком мал, чтобы...
Фарр ответил блеющими протестами, но Адда нетерпеливо перебил его. — Пусть мальчик идет, — прохрипел он Дюре. — Думаешь, ему будет безопаснее с этими собирателями листьев? Или вернуться туда, где раньше была сетка?
Встревоженный взгляд Дюры переходил с Адды на ее брата и обратно. Наконец она вздохнула, приглаживая волосы. — Хорошо. Пошли.
Они собрали свое нехитрое снаряжение. Дюра обвязала вокруг талии кусок веревки и засунула за спину короткий колющий нож и щетку для чистки; к веревке она привязала небольшой пакет с едой.
Затем, не сказав больше ни слова остальным, они вчетвером — Адда, Дюра, Фарр и вдова Филас — начали медленное, осторожное восхождение к темной корке.
3
Они двигались молча.
Сначала Дюре легко давалось это движение. Дерево скользило под ней, почти безликое, медленно расширяясь по мере того, как она взбиралась по нему вверх. Ствол дерева рос вдоль направления магполя, и поэтому двигаться вдоль него означало двигаться в самом легком направлении, параллельно магполю, при этом сверхтекучий воздух практически не оказывал сопротивления. Плыть почти не было необходимости; Дюра обнаружила, что достаточно надавить на гладкую, теплую кору руками.
Она оглянулась. Покрытые листвой верхушки деревьев, казалось, теперь сливались в пол по всему миру, и открытый воздух за его пределами был скрыт от нее. Ее спутники легко двигались вдоль ствола позади нее: вдова Филас, по-видимому, безразличная к окружающему, Фарр с широко раскрытыми наглазниками и вытаращенным взглядом, с широко открытым ртом и напряженной грудью, ловящей разреженный воздух, и милый старина Адда сзади, держа копье перед собой, его здоровый глаз постоянно обводил сложную тьму вокруг себя. Все трое — голые, лоснящиеся, с привязанными к ним веревками, сетями и маленькими мешочками — выглядели как маленькие, пугливые зверьки, когда пробирались сквозь лесные тени.
Они отдыхали. Дюра сняла со своего веревочного пояса скребок для чистки и поработала над руками и ногами, убирая кусочки листьев и коры.
Адда скользнул к ней по очереди, ее лицо было настороженным. — Как дела?
Глядя на него, Дюра подумала о своем отце.
Конечно, она и раньше участвовала в охотах — как и большинство взрослых людей, — но всегда могла положиться на тактическую осведомленность, глубокое, укоренившееся знание Звезды и всех ее путей Лога и других.
Она никогда раньше не руководила.
Часть ее сомнений, должно быть, отразилась на лице. Адда кивнул, его морщинистое лицо оставалось нейтральным. — Ты справишься.
Она фыркнула. Понизив голос настолько, чтобы только Адда мог слышать, она сказала: — Возможно. Но что в этом хорошего? Посмотри на нас... — Она махнула рукой в сторону маленькой компании. — Мальчик. Две женщины, обезумевшие от горя...
— И я, — тихо сказал Адда.
— Да, — подтвердила она. — Спасибо, что остался со мной, Адда. Но даже если каким-то чудом эта группа новичков добьется успеха, мы вернемся только с двумя, может быть, тремя воздушными свиньями. Больше мы не сможем удержать. — Она помнила — в лучшие дни своего детства — охотничьи отряды из десяти или дюжины сильных и ловких мужчин и женщин, с триумфом возвращавшихся к сетке с целыми стадами диких свиней. — И что хорошего это даст? Люди умрут с голоду, Адда.
— Может быть. Но, возможно, все не так плохо. Мы могли бы найти пару свиноматок, возможно, с поросятами... достаточно, чтобы восстановить наше поголовье. Кто знает? И послушай, Дюра, ты можешь вести только тех, кто хочет, чтобы им руководили. Не кори себя слишком сильно. Даже Лог руководил только с согласия. И помни, Лог никогда не сталкивался с такими тяжелыми временами, как те, что наступают сейчас.
— Послушай меня. Когда люди достаточно проголодаются, они обратятся к тебе. Они разозлятся, разочаруются и будут винить тебя, потому что винить больше некого. Но руководить ими будешь ты.
Она обнаружила, что дрожит. — У меня нет выбора, не так ли? Вся моя жизнь, с момента моего рождения, была своего рода логикой, которая привела меня к этому моменту. И у меня никогда не было выбора ни в чем таком.
Адда улыбнулся, его лицо превратилось в мрачную маску. — Да, — резко сказал он. — Но раз так, какой выбор есть у любого из нас?
* * *
Казалось, в лесу не было воздушных свиней.
Маленький отряд стал раздражительным и усталым. После еще полудня бесплодных поисков Дюра позволила им отдохнуть, поспать.
Когда они проснулись, она знала, что ей придется вести их дальше по нисходящему потоку. По нему и выше — глубже в лес, к корке.
К югу — по нисходящему потоку — воздух был плотнее, магполе сильнее. Свиньи, должно быть, убежали в ту сторону после сбоя. Но все знали, что нисходящий поток — опасное направление для передвижения.
Люди последовали за ней с разной степенью энтузиазма.
Лес был густым, сложным. Шестиногие корковые пауки шмыгнули от Дюры при ее приближении и бросили паутину, натянутую между стволами деревьев. Коконы пиявок и других неопознаваемых существ густо облепили стволы, похожие на бледные, раздутые листья.
Скат повернул к ней свою слепую морду.
Адда предупреждающе зашипел. Дюра прижалась к стволу дерева перед собой, обхватив его руками и стараясь успокоить прерывистое дыхание. Дерево, прижимавшееся к ее животу и бедрам, было твердым и горячим.
Дуновение воздуха у нее за спиной, слабая тень.
Она повернула голову вправо, почувствовав, как шероховатость коры царапает щеку. Ее наглазники повернулись, следуя за скатом, который совершенно бесшумно скользил мимо. Существо представляло собой полупрозрачный лист шириной по меньшей мере в рост человека. Сейчас он был не более чем на расстоянии вытянутой руки от нее. Она могла распознать основную архитектуру всех животных мантии: скат был построен вокруг тонкого цилиндрического позвоночника, а шесть крошечных сферических глаз окружали детскую пасть, расположенную в центре его туловища. Но плавники ската были растянуты на шесть широких тонких пластин. Эти крылья были равномерно расположены по всему телу и колыхались при его движении; электронный газ искрился вокруг передних краев. Мякоть была почти прозрачной, так что было трудно даже разглядеть крылья, и Дюра могла видеть темные фрагменты какой-то еды, проходящие по цилиндрической кишке ската.
Скат был единственным животным — не считая людей — которое передвигалось, размахивая конечностями, а не разбрызгивая реактивные снаряды, как свиньи или кабаны. Двигаясь бесшумно, без сладковатого запаха реактивных снарядов, скат был эффективным хищником. И его пасть, хоть и крошечная, была окружена зазубренными, рвущими кожу зубами.
Скат скользил мимо четырех людей в течение нескольких ударов сердца, очевидно, не подозревая об их присутствии. Затем, по-прежнему бесшумно, он уплыл в тень леса.
Дюра досчитала до ста, прежде чем оттолкнуться от ствола дерева.
Вихревые линии здесь были плотными, почти переплетались между собой среди деревьев. Звезда, вращение которой постоянно замедлялось, постепенно вытесняла вихревые линии из мантии... пока не происходил новый сбой, когда линии рассыпались на смертоносные фрагменты, прежде чем установиться.
Воздух стал заметно разреженнее. Дюра почувствовала, как ее грудная клетка напряглась от этого дефицита, а сердце колотилось, стремясь наполнить энергией мышцы; из разных точек своего тела до не доносились негромкие хлопки выравнивания давления. Она, конечно, знала, что происходит. Воздух состоял из двух основных компонентов: нейтронной сверхтекучей среды и электронного газа. Нейтроны разрежались; большее давление здесь обеспечивал газ свободных электронов. Когда она поднесла руку к лицу, то увидела призрачное сверкание электронов вокруг своих пальцев, яркое в полумраке и вызывающее тусклые блики от густеющих листьев.
Но теперь ее зрение, казалось, ухудшалось. Воздух все хуже переносил высокочастотные, высокоскоростные звуковые волны, которые позволяли ей видеть. И, что еще хуже, воздух — каким бы разреженным он ни был — терял свою сверхтекучесть. Он стал казаться липким, тягучим; и когда она пошевелилась, то почувствовала легкий ветерок, слабый, но, несомненно, присутствующий, который теребил ее лицо и пряди волос, затрудняя движение.
Она поймала себя на том, что дрожит при мысли о том, что это липкое вещество застывает в тонкой сети капилляров, питающих ее мышцы, — сети, которая поддерживала само ее существо.
Людям не суждено было жить здесь. Даже свиньи проводили рядом с коркой не больше времени, чем требовалось. Она вдыхала вязкий воздух, чувствуя, как он сворачивается в ее капиллярах, и тосковала по открытому пространству мантии под крышей-лесом, по чистому, свежему, густому воздуху.
Во всех направлениях вокруг нее мир заполняли стволы деревьев. По мере того, как видеть становилось все труднее, стволы, параллельные, слегка изгибающиеся, следуя за магполем, внезапно показались искусственными, зловещими в своей правильности, как нити какой-то огромной сети вокруг нее. Она обнаружила, что ее охватывает медленная паника. Ее грудь вздымалась от неприятного воздуха, дыхание с шумом застревало в горле. Потребовалось сильное, сознательное усилие, чтобы продолжать двигаться, усилие воли только для того, чтобы держать руки на стволе дерева.
Она беспокоилась за Фарра. Даже в полумраке она могла видеть, насколько он расстроен: его лицо было белым и, казалось, выпученным, глаза полузакрыты; казалось, он едва осознавал, где находится, и неуклюже двигался вдоль ствола.
Дюра заставила себя отвести взгляд, продолжать. Она ничем не могла ему помочь. Не сейчас. Лучшее, что она могла сделать, — это двигаться дальше, чтобы принести домой результаты успешной охоты. И, как сказал Адда, с ней мальчику, вероятно, было безопаснее, чем где-либо еще...
По крайней мере, Адда был рядом с Фарром. Дюра поймала себя на том, что просто, по-детски благодарит бдительных ксили за присутствие старика и поддержку.
* * *
Когда подъем закончился, это произошло так неожиданно, что поразило ее.
Ствол дерева, по которому она следовала, утолщался едва заметно, в конце концов достигнув слишком большого размера, чтобы она могла обхватить его руками. Теперь, внезапно, четкие линии ствола превратились в сложное переплетение корней, которые образовали полукруглую платформу над ее головой. Взглянув вверх, она увидела корни, уходящие в тусклую, полупрозрачную внутреннюю часть самой корки; они выглядели почти как человеческие руки, проникающие глубоко в тончайшую твердь в поисках богатых нейтронами ядер молибдена, стронция или криптона.
Оглядевшись, она увидела, как корневая система дерева слилась с корнями его соседей по лесу, так что их ковер образовал непроницаемый потолок над лесом. Среди корней проросло несколько прядей пурпурной травы. Стволы деревьев, следуя линиям магполя, сходились с корневым потолком под косым углом.
Вскоре к ней присоединились остальные. Четыре человеческих существа прижались друг к другу, цепляясь за расшатанные корни для устойчивости. Теперь было так темно, что Дюра едва могла разглядеть лица своих спутников, очертания их худых тел. Глаза Филас были тусклыми от усталости и апатии; Фарр, дрожа, обхватил себя руками, и его рот был широко раскрыт, когда он с трудом втягивал остатки воздуха. Адда был, как всегда, безропотен, но лицо его было напряженным и бледным, и Дюра видела, как сгорбились его старые плечи над худой, тяжело вздымающейся грудью. Адда достал листья из объемистого мешка у себя на поясе. Дюра с благодарностью откусила еды. Какой бы несытной и неудовлетворительной эта еда ни была, она, казалось, придала ей сил. Фарр продолжал дрожать; Дюра обняла его и притянула ближе к себе, надеясь передать достаточно тепла своего тела, чтобы остановить дрожь.
Фарр спросил: — Мы на корке?
— Нет, — прорычал Адда. — Истинная внешняя корка все еще находится в миллионах человеческих ростов над нами. Но мы добрались до корней; это все, что мы можем сделать.
Голос Филас в разреженном воздухе звучал низко и резко. — Мы не можем оставаться здесь долго.
— Нам это не понадобится, — сказала Дюра. — Но, может быть, нам стоит вскрыть ствол и снова запустить ядерное горение, прежде чем мы здесь застынем. Адда, не мог бы ты...
Старик резко поднял руку. — Нет времени, — выдохнул он. — Просто послушайте... все вы.
Дюра нахмурилась, но ничего не сказала. Все четверо погрузились в молчание, нарушаемое только их неровным дыханием. Дюра чувствовала себя маленькой, уязвимой, изолированной, карликовой из-за необъятности корневой системы над их головами. Каждый инстинкт приказывал ей бежать, соскользнуть обратно с дерева и пробиться сквозь стену верхушек деревьев на открытый воздух, где ей самое место; и она могла видеть те же побуждения на застывших лицах остальных.
Там. Шорох, отдаленное ворчание... Они исходили из корневой системы, откуда-то слева от нее.
Лицо Адды исказилось от разочарования. — Черт бы все это побрал, — прошипел он. — Я ничего не слышу; мои уши превращаются в кашу.
— Я слышу их, Адда, — сказал Фарр.
Дюра указала. — Туда.
Адда кивнул, удовлетворенно прикрыв здоровый глаз. — Я знал, что это не займет много времени. Сколько?
Дюра и Филас посмотрели друг на друга, каждая надеялась на ответ на лице другой. Дюра сказала: — Не могу сказать, Адда... Думаю, больше одной.
Несколько секунд Адда непрерывно ругался, проклиная свой возраст, свои слабеющие способности. — Что ж, ну и на Кольцо с этим, — сказал он наконец. — Нам просто нужно надеяться, что в стаде их не слишком много. — Настойчивым, резким шепотом он дал им подробные инструкции о том, как в случае нападения кабана они должны рассеяться... и работать поперек потока магполя, а не пытаться бежать вдоль него. — Потому что именно так пойдет кабан. И, поверьте мне, кабан будет чертовски проворнее вас. — В сумерках его лицо было убийственной, леденящей душу маской.
