Чен выбежала, почти спотыкаясь, чувствуя себя огромной в условиях слабой гравитации. Призрачно-голубой лик Нептуна парил над ними, безмятежный, невозмутимый.
Волны света уже проникали сквозь вещество спутника, сверкая на его небольших горных вершинах. Это было жутковато, красиво. Флиттер был сплошной затененной массой в центре светового шоу под поверхностью.
Хассан тяжело дышал, таща все еще сопротивляющуюся Бейлисс по мерцающей поверхности. — Вы думаете, деревья, наноботы могли проникнуть в вещество флиттера?
— Почему бы и нет? Подойдет любой интерфейс; они подобны вирусам...
— А мы сами? Могут ли они пересечь границу и воплотиться во плоти?
— Я не хочу это выяснять. Да ладно, черт возьми.
Логический свет заполонил невысокий хребет, взрывной, вызывающий.
— Они, должно быть, растут в геометрической прогрессии, — проворчал Хассан. — Сколько времени пройдет, прежде чем спутник исчезнет? Дни?
— Скорее часы. И я не знаю, сможет ли масса углерода размером со спутник устоять против силы тяжести. Нереида может разрушиться.
Теперь Хассан одной свободной рукой изо всех сил пытался открыть люк флиттера. — Этот, по крайней мере, навсегда останется непригодным для жизни. Утрачен значительный кусок недвижимости.
— Система большая.
— Не бесконечна. И все из-за высокомерия одного человека...
— Но, — сказала Бейлисс, ее улучшенные глаза сияли, когда она поглаживала кубы данных у себя на поясе, — какой приз мы, возможно, получили.
— Садитесь в чертов флиттер.
Чен оглянулась на разрушенный купол. Распростертое тело Марсдена, подвергнутое воздействию вакуума, наполнилось светом.
Бассейн за пределами Неба был безграничен. Он и его братья могли расти вечно, неограниченно, без выбраковки! Он взревел от восторга, устремляясь вперед, распространяясь...
Но что-то было впереди него.
Он замедлился, сбитый с толку. Это было похоже на брата. Но так непохоже на него самого, так измененное.
Возможно, это когда-то был брат — но из отдаленной ветви, которая каким-то образом уже выросла вокруг этого большого бассейна.
Брат замедлил свой собственный рост и наблюдал. Любопытный. Осторожный.
Было ли это возможно? Был ли бассейн конечным, в конце концов, хотя и неограниченным? И неужели он так скоро обнаружил его пределы?
Ярость, негодование захлестнули его могучее тело. Он собрался с силами и прыгнул вперед, с ревом заявляя о своем намерении поглотить этого незнакомца, этого далекого брата.
Ева сказала: — Великая сеть червоточин покрыла систему. И повсюду люди находили жизнь...
ПАУТИНКА
3825 год н.э.
Флиттер дернулся.
Лвов испуганно оторвала взгляд от своей информационной панели. Червоточина за полупрозрачным корпусом флиттера была залита полосами сине-белого света, которые неслись навстречу флиттеру и мимо него, создавая у Лвов впечатление огромной, неконтролируемой скорости.
— У нас проблема, — сказала Коб. Пилот склонилась над своим собственным информационным пультом, на ее худом лице появилась хмурая складка.
Лвов слушала синтезированный на своей информационной панели шепот о слоях температурной инверсии в азотных атмосферах; теперь она постучала по панели, чтобы отключить ее. Флиттер представлял собой прозрачную трубу, обманчиво теплую и удобную. Невероятно хрупкую. У астронавтов бывают проблемы в космосе, подумала она. Но не у меня. Я не герой, я всего лишь исследователь. Лвов было двадцать восемь лет; она не планировала умирать — и уж точно не во время обычного четырехчасового прыжка через червоточину Пула, которая служила людям в течение пятидесяти лет.
Она вцепилась в свою панель так, что побелели костяшки пальцев, задаваясь вопросом, должна ли она испытывать страх.
Коб вздохнула и отодвинула свой компьютер; он поплыл перед ней. — Проверь свой скафандр и пристегнись.
— Что случилось?
— Наша скорость прохождения червоточины увеличилась. — Коб натянула на себя свой собственный удерживающий ремень. — Мы достигнем конечного терминала через минуту...
— Что? Но мы должны были двигаться еще полчаса.
Коб выглядела раздраженной. — Я знаю это. Думаю, интерфейс стал нестабильным. Червоточина прогибается.
— Что это значит? Мы в опасности?
Коб проверила герметичность скафандра Лвов, затем придвинула к себе свой компьютер. Коб была белокожей, с волевым лицом, уроженкой Марса, возможно, пятидесяти лет. — Что ж, назад мы не можем повернуть. Так или иначе, через несколько секунд все закончится, держись крепче...
Теперь Лвов могла видеть сам интерфейс, конечную точку червоточины: интерфейс представлял собой сине-белый тетраэдр, угловатую клетку, которая обрушилась на нее из бесконечности.
Светящиеся распорки пронеслись над флиттером.
Корабль вылетел из коллапсирующей червоточины. Вокруг убегающего корабля забурлил свет, когда напряженное пространство-время уступило место потоку тяжелых частиц.
Лвов мельком увидела вращающиеся звезды.
Коб швырнула флиттер в сторону, подальше от источника энергии...
Произошел крен, разрыв в картине за корпусом. Внезапно перед ними замаячила планета.
— Лета, — сказала Коб. — Откуда это взялось? Мы ударимся — мы слишком близко...
Лвов увидела плоский, сложный ландшафт, серо-малиновый в свете набухшего спутника. Вид был тускло освещен, и он дико раскачивался, когда флиттер кувыркался. И, растянувшись между миром и спутником, она увидела...
Нет. Это было невозможно.
Видение исчезло, растворилось в темноте.
— Вот оно, — закричала Коб.
Изверглась пена, заполнив флиттер. Пена попала в уши, рот и глаза Лвов; она была ослеплена, но обнаружила, что может дышать.
Она услышала столкновение, скрежет, который длился несколько секунд, и представила, как флиттер врезается в поверхность планеты. Она почувствовала сильный крен, отскок.
Флиттер остановился.
Синтезированный голос выдал неясные инструкции по мерам безопасности. Слышался скрип, когда остывал корпус.
Во внезапной тишине, все еще ослепленная пеной, Лвов попыталась восстановить в памяти то, что она видела. Паутина. Это была паутина, протянувшаяся от планеты к ее спутнику.
— Добро пожаловать на Плутон. — Голос Коб был задыхающимся, ироничным.
Лвов стояла на поверхности Плутона.
Изоляция скафандра была хорошей, но из него просачивалось достаточно тепла, чтобы вокруг ее ног шипели облака азота, и там, где она ступала, во льду выжигались кратеры. Сила тяжести составляла всего несколько процентов от g, и Лвов, уроженке Земли, казалось, что ее вот-вот сдует.
Над ней были облака, тонкие перистые облака: скопления аэрозоля, взвешенные в атмосфере из азота и метана. Облака закрывали костяно-белые звезды. Отсюда Солнце и спутник Харон были скрыты массивом квазипланеты, и было темно, темно на темном, пострадавший ландшафт был виден только как набросок в свете звезд.
Флиттер вырыл траншею длиной в милю и глубиной в пятьдесят ярдов в древней поверхности этого мира, так что Лвов находилась на дне долины, окруженной стенами из азотного льда. Коб вытаскивала оборудование из покореженного остова флиттера: скутеры, информационные панели, боксы жизнеобеспечения, оборудование Лвов. Как увидела Лвов, большая часть вещей была достаточно прочной, чтобы пережить удар, но не ее собственное оборудование.
Может быть, геолог и смог бы передвигаться с молотком и набором пакетов для образцов. Но Лвов была специалистом по атмосферным явлениям. Чего она собиралась добиться здесь без своего оборудования?
Теперь ее страх исчез, сменившись раздражением, нетерпением. Она была в пяти световых часах от Солнца; ей уже не хватало онлайн-сетей. Она ударила ногой по льду. Она застряла здесь, не могла ни с кем поговорить, и не было даже вычислительной мощности для создания виртуальной среды.
Коб закончила разбираться с обломками. Она тяжело дышала. — Давай, — сказала она. — Давай выберемся из этой канавы и осмотримся. — Она показала Лвов, как управлять скутером. Это была простая платформа, ее струи инертного газа управлялись поворотами поднятых ручек.
Бок о бок Коб и Лвов поднялись из траншеи от крушения.
Лед Плутона был насыщенного малинового цвета с примесью органического фиолетового. Лвов смутно различала узоры на поверхности льда; они были похожи на барельефы, диски размером с обеденные тарелки, с замысловатой сложностью снежинок.
Лвов неуклюже приземлилась на край траншеи от аварии, тупой нос скутера с хрустом врезался в поверхность льда, и она была благодарна низкой силе тяжести. Вес и тепло скутеров быстро стерли ледяные узоры.
— Мы находимся недалеко от экватора, — сказала Коб. — Альбедо выше на южном полюсе: мне сказали, что там шапка метанового льда.
— Да.
Коб указала на ярко-голубую искру высоко в небе. — Это интерфейс червоточины, где мы появились: в пятидесяти тысячах миль отсюда.
Лвов прищурилась на созвездия, не отличающиеся от тех, среди которых она выросла на Земле. — Мы застряли?
Коб сказала с разумным терпением: — На данный момент. Флиттер разбит, а червоточина схлопнулась; нам придется возвращаться к Юпитеру длинным обходным путем.
Три миллиарда миль... — Десять часов назад я спала в гостиничном номере на Ио. А теперь это. Какой бардак.
Коб рассмеялась. — Я уже отправила сообщения во внутреннюю систему. Их получат примерно через пять часов. За нами пошлют спасательный ВЕС-корабль. Он будет заправляться здесь льдом Харона...
— Сколько времени?
— Это зависит от готовности корабля. Скажем, десять дней на подготовку, затем десятидневный перелет сюда...
— Двадцать дней?
— Нам ничего не угрожает. У нас припасов на месяц. Хотя жить нам придется в этих скафандрах.
— Лета. Предполагалось, что это путешествие продлится семьдесят два часа.
— Что ж, — раздраженно сказала Коб, — тебе придется позвонить и отменить свои встречи, не так ли? Все, что нам нужно сделать, это подождать здесь; будет неудобно, но мы в достаточной безопасности.
— Ты знаешь, что случилось с червоточиной?
Коб пожала плечами. Она уставилась на далекую голубую искру. — Насколько я знаю, ничего подобного раньше не случалось. Думаю, сам интерфейс стал нестабильным, и это сказалось на горловине... Но я не понимаю, как мы так быстро упали на Плутон. Это не имеет смысла.
— Как так?
— Наша траектория была космоподобной. Сверхсветовой. — Она искоса взглянула на Лвов, как будто смутившись. — На мгновение показалось, что мы движемся быстрее света.
— Через обычное пространство? Это невозможно.
— Конечно, это так. — Коб потянулась, чтобы почесать щеку, но ее пальцы в перчатках наткнулись на лицевую панель. — Думаю, я поднимусь к интерфейсу и осмотрюсь там.
Коб показала Лвов, как получить доступ к блокам жизнеобеспечения. Затем она пристегнула к спине свой компьютер, забралась на борт своего скутера и оторвалась от поверхности планеты, направляясь к интерфейсу. Лвов наблюдала, как она уменьшается.
Изоляция Лвов приближалась. Она была одна, единственный человек на поверхности Плутона.
Ответ из внутренней системы пришел в течение двенадцати часов после крушения. С Юпитера отправлялся ВЕС-корабль. На переоборудование корабля потребуется тринадцать дней, затем восьмидневный полет к Плутону, затем еще одна задержка для получения свежей реакционной массы на Хароне. Лвов раздражали временные рамки, она была неугомонной.
Была и другая почта: обеспокоенные записки от семьи Лвов, раздраженное требование обновлений от ее научного руководителя, а для Коб — приказы ее работодателя отметить как можно больше обломков флиттера для спасения и анализа. Корабль Коб был коммерческим транзитным судном через червоточину, нанятым Оксфордом — университетом Лвов — для этого путешествия. Теперь, казалось, между Оксфордом, фирмой Коб и страховыми компаниями начнется сложная битва за ответственность.
Лвов, находящейся в пяти световых часах от дома, было трудно асинхронно отвечать на письма. Она чувствовала себя так, словно ее вычеркнули из онлайн-сознания человечества. В конце концов она подготовила ответы своей семье и удалила остальные сообщения.
Она снова проверила свое исследовательское оборудование, но оно действительно было непригодным. Она попыталась уснуть. Скафандр был неудобным, вызывал клаустрофобию. Она беспокоилась, скучала, немного была напугана.
Она начала систематический осмотр поверхности, совершая на своем скутере расширяющиеся спиральные обходы вокруг места аварии.
Ландшафт был удивительно сложным, освещенная звездами скульптура из перистых хребтов и изящных ущелий. Она держалась в нескольких сотнях футов над поверхностью; всякий раз, когда она летела слишком низко, ее жар вызывал вздымающийся пар от хрупкого азотного льда, стирая древние черты, и она испытывала неясное чувство вины.
Она обнаружила больше деталей, похожих на снежинки, как правило, в виде небольших скоплений по восемь или десять штук.
Плутон, как и его спутник-близнец Харон, представлял собой каменный шар, покрытый толстой мантией из азотно-водяного льда с примесью метана, аммиака и органических соединений. Он был похож на большое стабильное ядро кометы и едва ли заслуживал статуса "планеты". В системе были спутники крупнее Плутона.
За пятьдесят лет, прошедших с момента создания червоточины Пула, здесь побывала лишь горстка посетителей. Никто из них не потрудился прогуляться по поверхности Плутона или Харона. Лвов поняла, что червоточина была построена не как коммерческое предложение, а как своего рода трюк: звено, которое, наконец, соединило все планеты системы с узлом быстрого транзита на Юпитере.
Она устала от своего утомительного исследования. Она убедилась, что может найти след от аварии, подняла скутер на высоту в милю над поверхностью и полетела к южной полярной шапке.
Коб позвонила от интерфейса. — Кажется, я начинаю понимать, что здесь произошло — тот сверхсветовой эффект, о котором я говорила. Лвов, ты слышала о волне Алькубьерре? — Она сбросила изображения на стол Лвов — портреты интерфейса червоточины, различную графику.
— Нет. — Лвов проигнорировала ввод и сосредоточилась на управлении скутером. — Боже, почему червоточина должна стать нестабильной? Каждый день по всей системе совершаются сотни быстрых переходов через червоточины.
— Червоточина — это изъян в пространстве. Она в любом случае нестабильна по своей сути. Горловина и терминалы поддерживаются открытыми благодаря активным петлям обратной связи, включающим нити экзотической материи. Это материя с отрицательной плотностью энергии, своего рода антигравитация, которая...
— Но с этой червоточиной что-то пошло не так.
— Возможно, настройка была не идеальной. Присутствия массы флиттера в горловине было достаточно, чтобы червоточина вылетела за край. Если бы червоточина использовалась более интенсивно, нестабильность могла бы быть обнаружена раньше и устранена...
Над серо-белым полюсом Лвов летела сквозь клубы аэрозольного тумана; голос Коб что-то шептал ей, отдаленный, бессмысленный.
