Дети Гамельна. Ярчуки

Рядом громко фыркнул Угальде.

Капитан задумчиво грыз чубук трубки. Звёзды обещали ясную ночь. Разведённый в яме костерок жадно похрустывал сухими ветками. Молодёжь, на сей раз, обойдясь без перепалки, разобралась по часам сама. Видно, лейтенант не зря пообещал резать уши за непослушание.

Место под ночёвку Котодрал нашёл доброе. И ручей под боком плещется, и от ветра укрытие имеется. Кто рискнул строиться посреди степи — неизвестно. То ли казаки паланку19 городили да бросили, то ли посполитый рисковый попался да хатку возвел. Одна из стен давным-давно рассыпалась в саманное крошево, но прочие держались крепко и рушиться не собирались — капитан специально походил, придирчиво осматриваясь. А то мало ли чего, вдруг да придётся держать оборону.

Дикое Поле не зря носит свое имя. И Дикое оно не только потому, что толком не распахивали, а ещё из-за того, что нет здесь постоянной власти. Да и вообще никакой нету, кроме той, что дают сабли да пули. Вот и стреляют тут часто и в охотку.

Проезжающие ночевали здесь не раз. Следов много человечьих да конских, а посреди земляного пола имелась неглубокая яма, заполненная пеплом. Холодным, правда, и дождем подмоченным. Засрано вокруг опять же. И неудивительно: люди сюда частенько захаживают — хатка у шляха как раз — захочешь, мимо не проедешь.

* * *

Невесомое облачко дыма рассеялось в ночном воздухе. Мирослав прислушался к звукам лагеря: эх, сменять бы всех молодых да резвых на одного-единственного бойца из прежнего состава. Хрен с ним, если не Гавел с Вольфрамом, то хотя бы Мортенс. Тот хоть и был треплом похлеще Збыха, зато действительно умел всякое.

Во рту разлилась мерзкая горечь. Капитан вздохнул. Ну ничего, бывало и хуже. По крайней мере, знают с какой стороны браться за оружие. И тот же Угальде вроде неплох. Впрочем, за испанца ручался сам Отец Лукас, а тот, хоть и был мерзопакостной древней развалиной, хорошо разбирался в людях и оружии. Ну и людях, что сами были оружием.

— Герр капитан, — помня недавнюю выволочку, сержант Йозеф был тих несообразно своему росту. — Ужин готов. Вы с нами?

— Нет. Я решил помереть от голоду!

Получившееся блюдо Збых называл кулешом. Мол, самая степная еда! Миску наваливай, жри да нахваливай! Жрать получалось, нахваливать — не особо. Один Литвин наворачивал свою стряпню, чуть ли не с урчанием. То ли оголодал, то ли показать хотел, что не пересолил. Сам дурак, никто испорченное варево в глотку не пихал.

— Так, мои любезные, — совсем не любезным тоном произнес капитан. И, дождавшись, пока все наёмники посмотрят на него, а не на соседскую миску, где кулеш определенно вкуснее, продолжил:

— Часовым не дремать, кого поймаю спящим — хрен обкорнаю. Мы не посреди Дечина. Тут могут и сожрать. Никто, думаю, не хочет, чтобы его сапог встал поперек горла какой-нибудь гадины?

Магнусс прочистил горло кхеканьем и сказал:

— Того несчастного съела змея, капитан. А змеи же, они дневные твари. Им ночью холодно.

Мирослав тяжело вздохнул:

— Люди тоже твари дневные. Но спроси-ка у нашего лейтенанта, дрогнет ли рука, если он будет резать чью-то глотку не под солнцем, а в темноте и на ощупь? Его соплеменники во Фландрии плевали на подобные условности, когда драли с голландцев шкуры.

Усы испанца волшебным образом растопырились. Да и сам лейтенант приосанился.

— Дневная или ночная, — раздражённо продолжил Мирослав, — даже упырь выскочит на солнечный свет, если почует добычу. А мы сейчас говорим о мерзкой и пакостной твари, что шагов тридцать в длину и толщиной с винную бочку. Думаешь, она нажралась каким-то тощим татарином?!

— Шагов тридцать в длину, — задумчиво протянул Угальде, перемигнувшись с Мирославом. — Эту тварь вообще возможно убить?

— И не таких бобров любили, — непонятно, зато убедительно произнес капитан. Но, глянув на моментально покислевшие лица молодых бойцов, усмехнулся и продолжил: — Лет сто назад, правда, чуть поближе к Азову...

— Азов — это где? — тут же встрял неугомонный Збых.

— Лиг двести на восток, — пояснил Котодрал, оглянувшись на командира. — Это тот, где местные степные разбойники пять лет оборонялись от султанского войска20? Правильно?

— Правильно. Тот самый городок, — кивнул Мирослав, выпустил клуб дыма, помолчал немного. — Ну так вот, где-то в степях, подальше от нас, ближе к Азову, завелась подобная сволочь. Жрала овец, коров, лошадей. Людьми тоже не брезговала. Многих съела...

Пауза затянулась.

— И?

— А потом приехали два десятка янычаров из самого Стамбула. И они, помолившись всем Богам, которых помнили, взяли свои ятаганы да изрубили ту змеюку на куски. Стамбульские янычары — ребята хваткие, привычные ко многим страстям.

-... Но редкие сволочи! — глубокомысленно добавил лейтенант. И, поддернув рукав рубахи, коснулся шрама, безобразно протянувшегося по левой руке от кисти до локтя. Словно некий повар-шутник хотел срезать одним движением всю мякоть с костей...

Кто-то из молодых судорожно сглотнул.

— Змею проще угробить, чем дракона! — испанец подкрутил длинный ус. — Мой славный прадед собственными руками убил сразу троих драконов в горах Сьерра-де-Гредос! Правда, у них у всех в брюхе оказалось не мясо невинных девственниц, а обычнейшая трава.

— Ну это понятно, что беднягам пришлось харчиться травой! Откуда в Толедо девственницы?

— Збых, заткнись! Диего, спрячь оружие! — рявкнул Мирослав, остановив грядущее смертоубийство.

Литвин с испанцем обменялись недобрыми взглядами.

"Боже, если ты все же есть на небе, — взмолился капитан, — помоги мне саморучно их всех не поубивать!"

— Хорошо, если нашего неведомого дружка действительно сожрала змея, а не кто-либо иной, — вернулся к разговору Мирослав. — Ночные тут тоже водятся. Всякие. Степь — она древняя. Помнит многое...

— Расскажи, — сквозь зубы бросил Угальде. Лейтенант вернул клинок на место, но на Збыха таращился кровожадно. Литвин не отставал...

— Да тут и рассказывать особо нечего. Я-то не учёный. Но если не растекаться словесным поносом, то жил здесь задолго до всех библейских времен народ, что привносил в жизнь народов, живших по соседству, много доброты, тепла и всяческих чудес. Волосы врагам отрезал вместе с кожею и возил, прикрепив к седлу. Поговаривают ещё, что любимым напитком у тех степняков была жаркая кровь врага, которую они пили прямо из горла, до конца его, в смысле врага, не прирезав. Опять же, якобы могли живому вражине печенку выгрызть. Но это вряд ли, — капитан почесал подбородок. — Я как-то пробовал. Очень неудобно — ребра в рожу колют. Послушать ученых про этих самых скифов, и выйдет, что они куда хуже турок с маврами. Но так, думаю, и не бывает — агарян переплюнуть трудновато. Да и рассказы о том, что творили местные, скорее всего, враньё. В людском обычае приписывать соседям всякие мерзости. Хотя, та же шляхта свой род от этих злодеев выводит...

— Может и не врали, — пожал плечами Угальде. — Один мой товарищ из Бразилии, тот самый, что из бывших вояк, нечто подобное рассказывал и о тамошних аборигенах.

— Признаюсь, я не верю, что скифы ближе к Ночным, чем прочие люди.

— Шкифы? — не сумел справиться с трудным словом Збых. — Герр капитан, а что эти твои "шкифы" знали о змеях?

— О змеях? — задумался Мирослав. — Не считая того, что Апи — змееногая женщина, то, можно сказать и ничего не знали.

— Апи?

— Их божественная мать, — выпустил капитан в бархатное небо колечко дыма.

— Знаешь, эль команданте, — тихо сказал испанец, — я начинаю верить в те россказни...

— Эй, мои любезные, выходим до рассвета! — неожиданно сказал Мирослав. — Кто будет зевать в седле — разобью морду!

Банда, ворча и оглядываясь на окружающий мрак, начала готовиться к сну. Вытаптывали траву, расстилали одеяла с плащами — что у кого было...

Капитан, дождавшись того момента, когда заснули все бойцы, кроме тех, чей черед охранять сон товарищей, сам лёг у стены и, глядя в небо, слушал, как потрескивают угольки в костре. И не заметил, как провалился в сон.

* * *

...Каменные стены возносились до самых туч, упираясь зубцами в серые подбрюшья. Откуда-то сверху слышалась ругань, летели камни, изредка доносились хлопки выстрелов — враги сидели в осаде не первую неделю и порох берегли, стреляя лишь наверняка. Ну или когда страх до последних костей пробирал.

Хлюпала под ногами болотная жижа, так и норовила перелиться в сапоги. Вода и грязь были повсюду, тяжелый бердыш ощутимо колотил обухом по загривку, пищаль оттягивала руки. Ударило в плечо, будто тараном, опрокинуло на спину...

Светлые, будто тот, кто писал образ, без меры развел краску, глаза смотрели прямо в душу. А губы, яркие, чуть припухшие — будто искусанные-зацелованные, шептали:

— Я тут...

Над ухом точно бомбарда разорвалась. А после такая канонада разразилась, что хоть святых выноси. Мирослав сбросил попону, которой прикрывал мёрзнущие ноги, выдернул из кобуры-напузника "утиную лапу". Трехствольный пистолет плевался пулями куда меньшими, чем могли изрыгнуть старшие рейтарские братья, но был удобнее в тесноте свалки.

Капитан с вывертом ущипнул себя за плечо, взвыл от боли, зато проснулся окончательно. Ему доводилось бывать в борделях. Один раз даже в борделе горящем. Но то, что творилось здесь — было хуже. Полковые фрау разбегались с визгом, но хоть без стрельбы.

Мирослав прочистил глотку, набрал полную грудь воздуху и взревел так, что, наверное, в самом Стамбуле султан икнул. Вроде подействовало — мельтешения стало поменьше.

Первым на командирский рык явился лейтенант. Испанец был без своего роскошного пояса, зато с двумя пистолетами в руках.

— Что случилось?

— Густав, что был дозорным, что-то увидел, начал стрелять. Остальные спросонок поддержали. Ну и я сдуру, — повинился Угальде и смахнул кровь с рассеченного лба — видать, со стеной встретился. Древний саман выдержал, а старая голова — не особо.

Капитан выругался затейливо и длинно. Помянул пап — лейтенантова и Римского, всех "посланных" с их "благими вестями", и всех виновных в том, что он не сидит в кабаке с пивом и девками, а мучается посреди степи с дюжиной кретинов!

— Всё сказал? — Угальде дождался, пока у командира кончится дыхание.

Мирослав добавил еще пару витков к узлу ругани, глотнул из протянутой лейтенантом фляги.

— Никого не пристрелили с перепугу?

— Да вроде нет, но ещё не проверяли, — признался заместитель и умчался собирать бойцов.

— Там, там, баба была! Лохматая! — трясся дозорный, поднявший тревогу. Все свои четыре пистолета он разрядил в куст, что рос в десятке шагов от границы, очерченной пламенем костра. — Она за кустом стояла! И на вас всех смотрела, будто сожрать собиралась!

— С сиськами? — хмуро спросил Мирослав.

— Что? — не понял Густав. — Кто с сиськами?

— Баба была с сиськами?

— Нет...

— И в руках у неё ничего не было?

— Да вроде ничего...

— И зачем же ты стрелял? Может, это и вовсе мирная селянка была?

Дозорный посерел лицом — точь-в-точь как небеленое полотно, но лишь замотал головой.

Впрочем, то, что наёмников навестила вовсе не селянка, стало и так понятно, когда подсветили факелами. Пропала одна из запасных лошадей. Не растаяла в ночи — в реденьком ивняке остался след, будто турки пушку к Константинополю волокли...

* * *

— Капитан, — тронул за плечо Збых, — сходишь со мной?

Литвин выглядел на удивление серьезным — будто и не он вовсе.

Мирослав перемену оценил.

— Сам не справишься, княжич?

— Мы и с тобой вместе не справимся. Но попробовать надо.

— Ну надо, так надо, — криво усмехнулся капитан и кивнул испанцу, который словно ненароком оказался рядом. — Диего, мы с паном Збыхом отлучимся. Хочет он кое-что мне показать завлекательное. К рассвету вернемся. Если что...

— Я остаюсь за старшего, знаю, — Угальде щелкнул ногтем по рукояти даги. — Эль команданте, принести твой любимый мешок?

Капитан оглянулся на Збышека. Тот качнул головой:

— Твои колокольцы не помогут.

Лейтенант исчез, будто и не было его. Мирослав поперхнулся от удивления. Литвин одними губами произнес: "Потом!"

Шли долго. Лагерная возня затихла где-то по правую руку. Збышек ломился кабаном сквозь кусты — Мирослав едва поспевал. После был крутой подъём на холм, больше похожий на одинокую скалу. Сыпались вниз глыбы, крошился под пальцами выветренный камень...

Литвин походил по вершинке, присел перед плоским камнем, выщербленным посредине, вскинул ладонь к глазам, высматривая что-то на сереющем горизонте:

— Пришли, — и тут же продолжил, — мой прадед знал Йожина-Трансильванца. Хорошо знал.

Капитан молча кивнул. На один вопрос ответ получен. Что же до прочих — так все будет... Сомнения, что парень набрехал вербовщику, улетучились окончательно. Можно знать о колокольцах, на чей звук любая нечисть несется, как акула к пролитой крови. Можно услышать о Йожине. Но обо всём сразу знает лишь тот, кому это знать положено.

— Серебряные голоса хороши, если звать Ночных. Нас же навещала гадина из тварного мира. И её надо звать иначе.

— Уверен, что сможешь?

— Нет, не уверен. Я лишь видел, как зовут, но я не жрец гивойтов21, и даже не ублюдок тех, кто звал.

Мирослав снова промолчал. Получится — щеголять парню в шелковых портянках. Не выйдет — тоже не велика беда. Есть и другие пути.

* * *

Мелкие камешки Збышек выложил кругом. Не сказать, что ровным, но не особо кривым. Разделся, сложив одежду возле тропки, что привела на вершину. Придавил пистолетом — чтобы порывом ветра не унесло. Дернул подбородком, мол, стой здесь. Мирослав кивнул, понял, не дурак, чтобы через оградку переступать.

Оставшийся в одних исподних портках Литвин зябко поёжился. Протёр лицо, плесканув из фляги. Выплюнул на ладонь медяк, вложил ребром в выщерблинку валуна. Хлопнул себя по лбу, кинулся к вещам. Капитан хмыкнул — давненько подобный нож на глаза не попадался. Как раз со времен светлых глаз...

Кремень вспарывал кожу литвина легко, не хуже инструмента цирюльника. И кровь брызгала так же охотно. Глубокие порезы закручивались спиралью, обвивая руки и торс, пересекались...

Странное дело, Мирослав всю свою долгую жизнь думал, что с ползучими гадами разговаривают шипящим, змеючим языком. Но закрыть глаза — огромный кот рядом. Мурлычет песенку, глаза сами закрываются. Лишь бы в сон не провалиться.

Збых кружился долго — пока кровь не схватилась корочкой. Потом Литвин крестом упал напротив щерблёного камня:

— Гивойте мушу дево! Гивойте! — взмахнул руками — будто плыл. Засохшая вроде кровь плесканула снова. Обильно, точно из шейных жил порванных...

...Збых, спешно натягивая рубаху, выстукивал зубами так, что куда там скелетам из Тотентанца22! Кровь, по-прежнему выступавшая из многочисленных порезов, пачкала и без того грязную ткань. Парня пошатывало, и Мирослав с тревогой подумал о будущем спуске со скалы. Тут бы веревка пригодилась да пара крючников поздоровее и сноровистее.

Не получилось. Ну что, пора идти другим путём. За свою долгую жизнь капитан успел привыкнуть, что так случается чаще всего.