После обещанного или анонсированного вкусного обеда мы поехали на вокзал, где сели в уже знакомый нам по Парижу "Thalys" на маршруте "TGV" до Берлина. Билеты были куплены заранее и мы приехав на вокзал сразу прошли на платформу, куда строго по расписанию втёк красиво сверкая своими зеркальными тонированными стёклами скоростной поезд. На пути до Берлина мы даже поговорить особенно не успели. Почти половину пути Карл восхищался и благодарил за подаренный ему подписанный для него и его семьи золотой диск. Такой же получила фрау Бауэр, но она наслаждалась своей радостью молча. Только потом я узнал, что она повесила коробочку с подписанным диском на стену прямо над своим столом и с гордостью рассказывала, что я их клиентка и подарила ей этот диск на память. Вообще, было бы наверно некрасиво раздаривать золотые диски, пока трёхсоттысячный диск ещё не продан и формально золотого я не имею. С немецкой педантичностью это всё очень важно и имеет большое значение. И вот, когда Фишер со свойственным ему профессионализмом быстро подготовил контракт, вернее всё сделала фрау Бауэр и мы сидели, занимались вычиткой бумажной версии контракта, к нам вбежал всклокоченный паренёк из работников Центра с криком: "Включайте скорее новости на центральном канале. Пять минут назад был анонс!" — и, не дожидаясь нашей реакции, сам кинулся включать стоящий в стороне телевизор. К началу выпуска новостей мы уже спокойно расположились перед телевизором. Начали с главной самой свежей новости.
Вихлястый какой-то странный молодой парень в не менее странной одежде с экзальтацией буквально кричал в микрофон на фоне какого-то торгового центра у плаката, на котором узнал себя, тот самый знаменитый момент из последнего концерта, где я со вскинутой вверх рукой зажимающей микрофон. Пока парень бесновался, камера скользнула на рекламный плакат, который извещал, что на втором этаже продаются диски с песнями Саган. Тут камера снова взяла в кадр корреспондента, который сообщил, что всего восемнадцать минут назад зафиксирована продажа трёхсоттысячного диска казахской певицы Саган. И уже почти двадцать минут люди покупают золотые диски исполнителя впервые за последние двадцать шесть лет получившего этот статус за диск песен на немецком языке. И дальше он просто забился в каком-то припадке, но продолжал выдавать информацию, при этом сдабривая её эпитетами "Wundermädchen-Sagan" и "Wunderstimme".** Ничего умнее, чем спросить.
— А как же продавали диски, ведь весь тираж и есть триста тысяч? Но где-то остались не проданные, а в Берлине, к примеру, скупили все и ещё хотят. А продавать золотой диск, пока он золотым ещё не стал — моветон... — Все почему-то стали смеяться моей наивности. И Фред меня успокоил:
— Не волнуйся, начали продавать золотые чуть раньше, люди даже рады были, а то, что чуть раньше, так и ничего страшного. Скупят и те, что остались не проданные из не золотых. Ведь сам золотой диск немного дороже, а кто-то посчитает, что ему лучше сэкономить пару десятков пфеннигов и купить не золотой диск. Главное, что теперь уже официально объявили, и я тебя поздравляю! Нет! Я нас всех поздравляю! У нас в агентстве впервые есть артист с золотым диском!
Пока организовывали шампанское, мне уже притащили маркер и я подписал первый золотой диск всему агентству "Лореллея". Хорошо, что принесли красный маркер, а не чёрный. Красный на золотом поверх чёрного текста очень хорошо смотрится. Тут же подписал и Фишеру с его секретаршей. Подписывать кому-то ещё в агентстве Фред категорически запретил и даже от экземпляра для него отказался. Выпили шампанского за контракт и золотой диск. Тут сообразили, что нужно было с шампанским и диском сфотографироваться. Мне вручили бокал и диск, который я вроде бы вручаю Фреду. В кадре изображают фон два дяденьки и Фишер. Да, ладно, мне сказали, как стоять и что делать, про улыбку я и сам догадался. Фред немного расстроился, что на фото самый презентабельный вид у Фишера. Сам Фред одет опрятно, но не официально, он так обычно по агентству ходит в брюках и пуловере. Я сам в джинсах, хорошо, хоть не драных, а красных и белом вязаном кардигане. И на голове у меня лёгкая всхолмлённость после обнимашек с Алей. На что я заметил, что есть куча народа в очень красивых костюмах и не менее красивых платьях, а золотой диск у нас. Фреда фраза проняла. Он тут же велел её записать и не удивлюсь, если высечет в граните... За обедом шумное обсуждение продолжилось. О том, что у нас поезд вежливо напомнила фрау Бауэр, а то бы мы точно опоздали. Мы с Алей помчались собираться, Хрюша за нами потому, что явно начиналась какая-то очень интересная игра...
В поезде зашёл разговор о гостинице, я посетовал на дороговизну, хотя сама гостиница мне понравилась. Фишер сказал, что об этой гостинице слышал только хорошие отзывы. Потом позвонил кому-то и они минут пять говорили. Закончив разговор, спросил, а не давали ли нам, когда мы выписывались какие-нибудь карточки? Я вспомнил, что действительно была какая-то карточка, которую я нашёл среди бумаг, когда мы уже вернулись из Парижа. Что я и сказал. И тогда Карл предложил позвонить сейчас в гостиницу, представиться и поинтересоваться наличием свободных номеров. А в случае если номера есть, уточнить размер оплаты. Я это и сделал. Оказалось, что эта гостиница входит в число мест, которые объединяет то, что их владельцы любят собак и объединены в неформальное общество собачников Германии. И когда мы остановились там впервые, к нам присматривались, и мы платили по максимальному гостевому тарифу. Но когда мы уезжали, с нами уже познакомились и для таких клиентов есть совершенно другие условия предоставления услуг. Теперь нам не составит труда как угодно бронировать номер или несколько номеров обычных или для проживания со своими животными. А тот номер, за который мы платили почти тысячу марок сутки, теперь нам обойдётся всего в триста. Фишер хихикнул, что когда они осознают, кто ты такая, они могут ещё снизить цену и вообще зарезервировать за мной один из номеров. Ну, может про номер он горячится, но ВИП — клиентом я точно теперь буду. На таких условиях я ничего не имел против этой уютной гостиницы, а если они ещё в два раза скинут цену, я их просто залюблю до икоты, сам не справлюсь, Хрюшу попрошу, она их залижет, она это может...
В Берлине мы остановились всего на два дня. Все вечера Аля, соскучившаяся по дому торчала в сети. Тем более, что новостей у нас хватало и впечатления из неё просто выплёскивались через край. Валера усталый и довольный первый день просто отсыпался в соседнем номере. На второй день сделал набег на магазины и пришёл со здоровенным чемоданом, который сам по себе тоже был заказом и подарком любимой сестрёнке. К слову, когда мы только вернулись в Дюссельдорф, я попросил после выгрузки из микроавтобуса не уходить мою команду Валеру, Ирэн и Симону — мою гримёршу. У присутствующего тут же Фреда уточнил, что он платит им заплату (кстати, на время нахождения в Германии Фред положил Валере зарплату как временному работнику, и по не самой низкой ставке), но это мои работники и моя команда, и я имею право их поощрять, в том числе деньгами, это ведь не отразится на их работе и зарплате? Фред согласился, что это резонно. И я перевёл им всем по полторы тысячи марок, на что Фред сморщился и сказал, что семисот марок было бы даже много, и я порадовался, что почти угадал с суммой. Валерию согласно нашей договорённости уже в Берлине добавил ещё тысячу и велел сказать, если ему понадобятся деньги, я ему их дам. В принципе парень за этот месяц с небольшим заработал больше четырёх тысяч марок, что почти со всех сторон даже для Германии очень неплохой заработок, а для России, так, вообще.
За эти два дня у нас, наконец, была возможность пробежать по магазинам. Вот ведь русская натура — откладывать дела до самого последнего предела. Причём в Берлине магазины хоть и больше, но дороже процентов на тридцать. Что нам мешало спокойно закупиться подарками в Дюссельдорфе? И ведь до начала серии концертов было вполне довольно времени, и мы даже несколько раз ходили бродить по местным торговым центрам. Но бродили, именно побродить и присмотреться, а не купить, а это очень разное отношение и настрой. В результате из всех возможных подарков у нас была только кукла для Ленуськи. Я когда её увидел просто не смог пройти мимо. Вы представляете себе настоящую расписанную фарфоровую куклу? Нет это был новодел, и никто не пытался выдать её за старый раритет. Просто какой-то мастер — энтузиаст сделал форму, отлил фарфоровую головку и ручки, которые расписал и обжёг, залил глазурью и потом сам или попросил кого-то сшить для куклы платье. Подозреваю, что и тело для куклы делал тот же человек, что шил платье. В итоге на прилавке сидит такая лялька в красивом платье, лицо и руки из расписанного фарфора, на голове красивый в комплект платью капор закрывающий почти всю голову. Почти как живая, если бы не блеск глазированной поверхности фарфора. Мне было совершенно всё равно сколько это стоит, но я хотел Ленуське подарить эту куклу. Я ещё в первой жизни однажды видел похожую, только старинную конца девятнадцатого века или уже начала двадцатого. Видели бы вы как эта женщина брала в руки эту куклу, которую ей когда-то отдала мама, а раньше ею играла её бабушка и прабабушка. На платье у куклы была самая настоящая серебряная брошь, мне почему-то казалось, что брошь довольно дорогая, при этом женщина явно не страдала от избытка денег, но у меня язык бы не повернулся посоветовать ей оценить и продать брошку или куклу. Это была уже не кукла, это была история этой семьи. Эта хрупкая кукла прошла сквозь все несчастья выпавшие за это время нашей несчастливой стране и сохранилась, собой являя память, эстафету поколений, почти святым из той самой песни-вопроса "С чего начинается Родина?". Я не знаю, станет ли для Ленуськи эта кукла по-настоящему дорога, сможет ли она передать свою нежность и память с этой куклой своей дочке или внучке? Я не могу этого знать, мне остаётся только надеяться и дать моей любимой племяшке шанс.
Ещё мы купили какую-то жутко редкую фиговину для Никиты — это один из мальчишек художников. Я не очень понял смысл, но из рассказа Али вынес, что есть какая-то очень сложная художественная техника, для которой эта вот штука необходима. Но у нас её достать или найти невозможно, поэтому делают сами, заказывают через знакомых мастеров, мудрят как умеют, но эти эрзацы всё равно уступают специально изготовленному инструменту. И вот мы эту штуку случайно нашли и купили. Она красиво упакована в специальный чемоданчик, к ней куча каких-то дополнений, словом, круто до такой степени, что даже не измерить. Вот и всё, а тех, кому мы просто обязаны что-то купить только у меня человек десять. Самое главное — это Верочка и Ниночка с семьёй и если ещё что-то найдём для племяшки то обязательно купим. Нет, я не так сказал. Мы не случайно найдём, а обязательно будем искать и обязательно купим, но найти подарок девочке всё-таки довольно просто. А вот угодить взрослым и сделать так, чтобы это не было чем-то формальным — это задача с большой буквы "Зы". Ещё хочу сделать подарки Марии Сергеевне и Людмиле Михайловне, Стас-Васу и Надежде Андреевне, Генриетте Генриховне и Розе Давидовне, ещё обязательно привезти что-нибудь Гному — Петровичу, Виталию с Ленкой и маленькой Женечкой и её бабушкой. Больше десяти человек получилось. Это мне ещё легко, у Али список раз пять больше, но там большинству можно просто сувениры привезти, вплоть до магнитиков на холодильник.
Вот с таким боевым настроем мы и отправились тратить деньги и покорять Берлинскую торговлю. Нет, удобно, конечно, иметь такую узнаваемую физиономию, но только не в этот раз. Может единственная кореянка, вернее самая известная кореянка Германии благодаря недавней трансляции концерта, а теперь не дали забыть и подстегнули общественный интерес сообщением о золотом статусе моего диска. Мы с Алей оставили зверей дома и едва зашли в ближайший магазин, как там случился паралич и столбняк. А потом просто молчаливая толпа глазеющих на нас берлинцев дышала нам в затылок, а продавцы за прилавками и в отделах замирали столбиками и с трудом реагировали на внятную речь. При этом постоянно жужжали снимающие без остановки телефоны. А нам в ответ приходилось улыбаться и делать вид, что ничего не происходит. А количество народа явно прибывало, и вскоре мы оказались тупо блокированы на этаже собравшейся толпой. Чего мне стоило уговорить заведующую отделом, который нас практически загнали, выпустить нас незаметно через внутренние служебные помещения, пока Аля отвлекала внимание толпы, одному Богу известно. Словом, мы сумели выскользнуть и спрятаться в гостинице. В Дюссельдорфе такого не было или просто не успело набрать оборотов, ведь после концертов мы с Алей по городу не бродили. Взяли себе кофе и по куску вишнёвого торта, чтобы заесть сладким стресс и решить, что нам дальше делать. Я даже пожалел немного, что в здешней Европе не случилось засилья негров и арабов, как в нашем мире. Как мне жаловался один приятель после поездки в Париж, что он пошёл гулять по центру французской столицы и ради интереса решил посчитать соотношение коренных парижан и мигрантов, при этом любые сомнения изначально решил принимать в пользу французов, что среди галлов вполне хватает чернявых, кудрявых, смуглых и носатых, не трусы же с них снимать, чтобы проверить на факт обрезания. Сказал, что бросил заниматься этой глупостью, пока прогуливаясь по набережной Сены, часа за полтора не встретил ни одного даже условно возможного француза. Досчитал до тридцати встречных негров, арабов и китайцев или вьетнамцев и плюнул, причём буквально в Сену и пошёл искать где бы выпить. Здесь, к счастью такого не было, встречались экзотические лица, но вполне в численных пределах туристов и размещённых в столице иностранцев. Будь здесь арабы валом, нашли бы где-нибудь хиджаб, закрыли лица и пошли по делам, пусть узнают, если сумеют. Но здесь этот номер не пройдёт. Здесь такие гаремные затворницы сами по городу без сопровождения мужчин или евнухов не гуляютя. А если и появляются, то только короткими перебежками от машины до гостиницы и обратно, при этом табунком и при пастухах.
Сидим, дуем кофе, заедаем вкусным тортом и думаем. Как не морщим ум, но ничего умного не придумывается. Ну, не в полицию же обращаться. Никто же нам ничего плохого не делал, не угрожали, не было опасности для жизни и здоровья. Людей просто гнало любопытство, а телевидение раскрутило мою популярность за рамки всех разумных пределов. Нет, эта волна схлынет, успокоится, спадёт острота и ажиотаж. Но нам-то сейчас нужно. Когда Аля ругнулась в адрес немцев не столько из-за любви к немцам, а ради объективности возразил, что накрути ситуацию телевидение и другие СМИ у нас, и окажись мы в Москве или даже в родном Е-бурге, такая толпа бы нас просто на ленточки разобрала. Обязательно нашлась какая-нибудь нервная кликуша или другой придурок, который подтолкнул бы толпу не со зла, а скорее по дурости, вот только нас бы это не спасло. Наши люди бы так дисциплинированно стоять и смотреть не стали. Она вначале вскинулась, но по мере того, как я говорил, поникла и признала, что такое испытать у нас тоже бы не хотела. К счастью у гостиницы нас вроде бы никто не ловит. Мы достали наши вещи и стали думать и комбинировать. К сожалению, Алю даже в магазин не пошлёшь, докупить то, что нам нужно, ведь паразитка ни слова ни бум-бум, даже на изучавшемся в школе английском. Как не прикидывали, но без тёмных очков нам никак не обойтись. Вспомнил, что буквально в паре кварталов видел на углу "Оптику". Объяснил ей, что она сейчас как немая туристка пойдёт в аптеку с отделом очков. Дал ей бумажку, на которой подробно написал, что нам требуется и проэкзаменовал, куда ей идти. А уж заплатить карточкой она точно сможет, не бином Ньютона.
