Каприз богини

— Что на треть увеличивает стоимость обучения.

— И это ещё не все расходы. В лицее принята специальная форма одежды. Ежедневная и парадная. Это тоже денег стоит. Плюс форма для общей физкультуры и для отдельных спортивных секций, которые тоже являются обязательными. Не забудь про учебные принадлежности, домашний компьютер или ноутбук со смартфоном и про карманные расходы. Короче говоря, когда всё подсчитаешь, прослезишься.

— И ты можешь меня обеспечить необходимой суммой, чтобы я смог там учиться?

— Необходимой суммой ты сам себя обеспечишь. У тебя впереди ещё почти год, успеешь заработать.

— Интересно, каким образом?

— Об этом мы поговорим отдельно. Давай закончим про лицей. Что тебя ещё интересует?

— Каникулы у них бывают?

— Да, в каждый сезон ровно по неделе.

— Даже летом?

— Вместо летних каникул ученики проходят ежегодную практику в посольствах и консульствах за рубежом.

— В общем, я понял, требования к ученикам и их родителям очень высокие.

— Да. Дипломы получают 30-35 человек ежегодно. Редко, когда больше. Все выпускники практически автоматом зачисляются в университет на третий курс. И потом при распределении первыми идут выпускники лицея.

— Вообще-то дипломатическая работа меня совершенно не прельщает. Вот язык подтянуть, от этого я не отказался бы.

— Так я его тебе и так подтянула, ты даже не заметил, да?

Я был вынужден признаться, что заметил, но думал, что это мои знания ещё с прошлой жизни.

— Эти твои знания никуда не делись. Просто я поставила тебе произношение. Это такой специальный корректирующий курс, который заносится сразу в память человека, и он воспринимает его действие как само собой разумеющееся. Поэтому ты ничего и не заметил, в отличие от Даши и твоей учительницы английского.

Тем временем мы с Дашей успели занять столик и, усевшись друг напротив друга в дальнем уголке общего зала, принялись за обед, время от времени бросая друг на друга испытывающие взгляды. Добравшись до десерта, я решил, что можно немного поговорить.

— А откуда ты узнала про этот лицей? — перешёл я с Дашей на английский язык.

— У меня там сестра, Арина, на 4-ом курсе учится, — поддержала она мою инициативу, отвечая тоже по-английски.

— Ты знаешь, я не отказываюсь с тобой общаться, но пойми, у меня свободного времени не очень много. И у меня есть несколько вопросов.

— Спрашивай, — разрешила она.

— Уже одно то, что твоя сестра учится в таком дорогом и суперэлитном учебном заведении, и ты тоже собираешься учиться там же, говорит о том, что твоя семья не бедная, а родители твои не простые люди. С другой стороны, ты вдруг оказалась здесь, в самой заштатной муниципальной школе и даже не средней, а вообще девятилетке. Ты можешь объяснить это противоречие?

— Мои родители дипломаты. Весной этого года моего папу назначили послом в одной не самой благополучной для проживания стране. Страна небольшая и посольство тоже небольшое. На семейном совете решили меня с собой не брать. Потому что продолжать образование я могла только, находясь на дистанционном обучении. Оставить меня дома тоже не рискнули, поскольку я оказываюсь практически без присмотра.

— А как же твоя сестра?

— У неё совершенно нет времени, чтобы ещё и за мной присматривать. Она уходит из дома в четверть восьмого и приходит к четырём, а бывает и к пяти часам пополудни. Затем после небольшого перекуса сидит за домашними заданиями. После ужина смотрит по телевизору новости, читает, а иногда выполняет какую-нибудь срочную работу, заданную ей в лицее и ложится спать в десять, чтобы на следующий день встать в половине седьмого.

— А нанять для тебя гувернантку?

— Я отказалась, заявила, что сбегу из дома.

— Почему?

— У меня все годы, пока я училась в школе, была гувернантка, но, в прошлом году я с ней поссорилась, и она уехала домой.

— И тебя отправили сюда в ссылку?

— У меня здесь папина тётя живёт, Вероника Матвеевна. Она уже на пенсии и согласилась пожить этот год со мной.

— А почему бы ей не пожить в столице вместе с тобой?

— Бабушка Ника не согласилась. Понимаешь, хотя она и на пенсии, но ещё работает, преподаёт вьетнамский язык в МГУ. Это занимает у неё три дня в неделю.

Чай был допит, и мы, покинув столовую, направились в свой класс. Поднявшись по лестнице на свой этаж, мы медленно шли по коридору и продолжали разговор, на английском, разумеется.

— Я понимаю, что взамен ты тоже должен что-то получать. Скажи, чего бы ты хотел?

Я остановился и с интересом посмотрел на неё. Даша под моим взглядом покраснела и сказала:

— Я не знаю, о чём ты подумал, но я имела в виду следующее. Ко мне на дом приезжают из Москвы репетиторы. Каждый день я занимаюсь с ними по школьной программе. Репетирую 4 предмета — русский и английский языки, историю и математику. Я предлагаю тебе присоединиться ко мне. Сначала просто будешь сидеть рядом и слушать. А потом видно будет. Может быть, они согласятся и тебе давать индивидуальные задания за небольшую доплату.

— А сколько ты им платишь?

— По полторы тысячи рублей за один урок. Я думаю, что за дополнительную тысячу они согласятся заниматься и с тобой.

— Это очень щедрое предложение. Я, пожалуй, соглашусь, но у меня возник один вопрос.

— Слушаю тебя, говори.

— Зачем я вообще тебе нужен, если ты репетируешь английский с профессиональным педагогом? Да и бабуля твоя, наверное, английский неплохо знает.

— Отвечаю. Ты, разумеется прав, но, во-первых, у тебя отличное произношение, а во-вторых мне не хватает разговорной практики. Ещё вопросы есть?

— Нет.

— Ну, вот и отлично. Пошли в класс, скоро уже звонок будет.

Глава 3. Родственники

— Рассказывай, Эдик, — сказала Вера Николаевна, откидываясь на спинку большого кожаного дивана и устраиваясь на нем поудобнее.

Эдуард Григорьевич, наоборот, встал с кресла с намерением во время рассказа расхаживать перед огромным телевизором, как перед доской, словно он находится в университете и читает лекцию в аудитории, полной студентов, внимающих каждому его слову.

— Таня! — крикнула Вера Николаевна, — где ты, мы ждём тебя.

Бегу, уже, — ответила Таня, их 17-тилетняя дочь, вбегая в комнату из кухни с чашкой чая в одной руке и смартфоном в другой. Она с ходу пристроилась на другой конец дивана и приготовилась слушать, допивая остатки чая.

— Сегодня, — начал свой рассказ Эдуард Григорьевич, — я получил документ, ставящий последнюю точку в истории о гибели наших родственников в авиакатастрофе от 30 июля 2013 года в аэропорту Домодедово города Москвы. Итак, что мы имеем. Я для полноты картины изложу всё по порядку. Из трёх членов семьи Цветковых, летевших этим рейсом, выжил один, а именно Цветков Георгий Васильевич, 1998 года рождения. Его родители умерли от ожогов, как, собственно говоря, и все погибшие пассажиры. Все они сгорели.

Тут Эдуард Григорьевич повернулся к супруге и добавил, обращаясь к ней:

— Установлено, что твоя дочь и её муж погибли во время посадки самолёта. Вот официальный ответ на твой запрос о гибели твоей дочери, зятя и внука.

Эдуард Григорьевич достал из папки, лежащей на столике у стены, какой-то листок и потряс им в воздухе.

— В этом же документе написано, что их сын выжил и после выписки из больницы был передан работникам органов опеки и попечительства московской области. Их родство подтверждается генетической экспертизой. Акт этой экспертизы прилагается. Мне удалось организовать официальный запрос в Пермь, где проживала семья Цветковых, чтобы сняли отпечатки пальцев, проживающих в их квартире. Официально было признано, что в комнате, в которой проживал сын Цветковых, обнаружились его многочисленные отпечатки пальцев, и удалось собрать достаточно материала для проведения генетической экспертизы. Результаты проведённых исследований с вероятностью в 99,9 процентов указывают на то, что пациент городской клинической больницы номер N, записанный под именем Цветкова Георгия Васильевича действительно таковым и является.

Эдуард Григорьевич замолчал и, выдержав паузу, продолжил:

— Подведём итог сказанному. У нас появляется возможность, во-первых, просить установить опеку над Георгием Цветковым со стороны Веры Николаевны, являющейся его родной бабушкой по материнской линии, во-вторых, претендовать на наследство, оставшееся после гибели дочери и зятя. Со стороны зятя родственники отсутствуют, поскольку он был детдомовцем и круглым сиротой. Так что мы, вместе с Георгием Цветковым являемся единственными родственниками погибших.

Эдуард Григорьевич замолчал, но не сел, а продолжал стоять в задумчивости.

— Ты закончил свой доклад, Эдик? — спросила его супруга.

— Да. Хочется только добавить, что мы подошли к точке невозврата. Или мы продолжаем политику бойкота, которая проводилась нашей семьёй в отношении твоей дочери и её семьи с момента её замужества, или принимаем мальчика в нашу семью. Наследства нам, понятное дело, не нужно. Но тогда возникает задача сберечь его до совершеннолетия Георгия, иначе он рискует ничего не получить. Всё разворуют. От квартиры, до ночного горшка.

Эдуард Григорьевич замолчал, но тут же встрепенулся:

— Чуть не забыл, а это очень важно. У мальчика огнём изуродовано лицо, и он ходит в маске. Какая-то сердобольная медсестра ему сшила. Вот теперь всё, я закончил.

Вера Николаевна оглядела своих домочадцев и взяла слово.

— Вот что я вам скажу, дорогие мои. Дети не отвечают за своих родителей. Я не переношу на своего внука обиду, которую мне нанесла его мать, моя дочь. Она умерла, и теперь не я ей судия. Бог рассудит, кто из нас был прав. Я не против того, чтобы приютить мальчика и взять над ним опеку, сохранить для него наследство, оставшееся от его родителей. Взять на себя обязательства, предусмотренные в таком случае законом и даже сверх этого, дать ему полноценное образование. У меня только есть одно пожелание, мои дорогие. Я не хочу ворошить старую историю, поссорившую меня с дочерью, и прошу не рассказывать её моему внуку ни при каких обстоятельствах. Я очень надеюсь, что у моей дочери хватило ума не говорить о ней своему сыну. Я чего боюсь? Если он узнает и примет сторону матери, то я потеряю и вновь приобретённого внука. А если я успею к тому времени прикипеть к нему, то кто знает, переживу ли я ещё один разрыв? Скорее всего, что нет. Что скажете, мои дорогие? Вы моя семья. Как скажете, так и будет. Я подчинюсь вашему решению.

Вера Николаевна повернула голову к дочери и спросила:

— Твоё решение, Таня?

— Я за.

— За что за? — переспросила ее мать.

— За то, чтобы Георгий жил с нами.

Затем они обе посмотрели на главу семьи. Он вздохнул и сказал:

— Кончилась наша спокойная жизнь. Чувствует моя интуиция, что ждут нас впереди хлопоты и превратности. Но, я тоже за то, чтобы взять Георгия в нашу семью. Возможно, это господь шлёт нам испытание и негоже нам от него отказываться. Но, рано или поздно он узнает о твоём разрыве с дочерью. И тогда у него сразу возникнет подозрение в нашей виновности, иначе почему ему не рассказали.

— Что ты предлагаешь?

— Не вдаваясь в подробности, просто сообщить ему об этом факте при случае. Мы не скрываем, но и вспоминать об этом, не желаем, как о неприятном инциденте, случившемся давным-давно. Тем более, что одной стороны конфликта уже нет в живых.

— А вторая сторона вот-вот сама умрёт, — добавила Вера Николаевна, — и ворошить прошлое, значит загонять её в могилу.

— Ну, как-то так.

— Хорошо, если только в таком формате, то я согласна, — сказала Вера Николаевна.

Её муж прошёл к дивану и сел между женой и дочерью со словами:

— Ну, раз мы главный вопрос решили, то осталось обсудить некоторые детали.

* * *

Остров мне понравился. У него был ровный пологий берег по всему периметру, кроме одного участка протяжённостью в три километра, где горная гряда выходили к воде, образуя скалистый обрыв. Зато там мы с Эстой впоследствии устроили вышку для прыжков в воду.

Посередине острова находилась скалистая возвышенность, которая с одной стороны шла до берега, образуя там высокий обрыв, а с другой стороны имела пологие склоны, по которым было удобно бегать кроссы. Весь остров, за исключением скалистой части гор и береговой линии был покрыт вполне проходимым негустым лесом и кустарником. Крупной живности не наблюдалось.

Была там и удобная лагуна для купания. Практика использования этого острова заставила нас с Эстой устроить на нем в дальнейшем множество полигонов для разных целей. Начиная с крытого стадиона, защищённого от ветров, но без трибун, имеющего только круговую дорожку для бега и прочие спортивные снаряды и площадки и кончая всевозможными специальными площадками, предназначенных, как для спортивных состязаний, так и для отработки магических заклинаний. У подножия горы Эста приготовила площадку для будущего дома. Впоследствии мы с Эстой поставили здесь жилой дом, при строительстве которого отработали множество магических конструкций, заменяющих существующие технологии, которые было трудно применить здесь, вдали от цивилизации.

В результате здесь спокойно, не напрягаясь можно было устроить военно-спортивный лагерь и пропускать через него призывников для прохождения курса молодого бойца. Не хватало только казарм и некоторых хозяйственных построек. Но такой задачи перед нами пока не стояло, и всем этим богатством я пользовался один.

Вставал в шесть утра, натягивал на себя спортивный костюм с кроссовками и выбегал из детдома на улицу, направляясь на окраину города, до которой было около трёх километров, бегом естественно. Там, нырял в овраг, исчезая из поля зрения возможных наблюдателей, и Эста открывала для меня портал на остров.

Там, первым делом скидывал с себя лишнюю одежду и продолжал бег, пытаясь по ходу плести выученные ночью новые плетения и повторяя ранее разученные. Уже через месяц, времени на утреннюю тренировку стало не хватать, и однажды прямо на острове мне пришла в голову одна идея.

— Скажи, Эста, а ты можешь устроить так, чтобы на нашем острове время шло в два раза быстрее, чем в остальном мире, устроить такую временную локацию?