— О, люди! Опомнитесь! О, небеса! Смилуйтесь! Я, Константин Парус, исповедник с фрегата 'Соленый Тур' под флагом империи Снов, пишу эти строки после того, как море приняло тело, а Создатель душу последнего из моей духовной паствы. Знание, которое открылось мне, слишком ужасно, чтобы я смог разобраться в его истинном значении, и решить что лучше для людей: узнать правду, или и дальше находиться в блаженном неведении? Я доверю это послание океанским волнам, и пусть Создатель сам осуществит свою волю! Потому что, если в настоящий момент кто-то читает эти строки, значит так должно быть! Часы мои сочтены, и я лишь смиренно прошу Создателя: дать мне силы завершить начатое. Итак, я приступаю, описывая все настолько подробно, как сумел запомнить — стараясь не упустить ни одной детали. Поскольку не мне решать, что в этой исповеди важнее...

Мы шли фордевинд вдоль южного побережья где-то между 22-м и 24-м градусами восточной долготы, в поисках захваченной пиратами шхуны 'Волшебная Лия'. Сообщение поступило из корвета 'Мгновенный'. Они подобрали в море помощника капитана, которому удалось вырваться из рук матросов, поднявших мятеж.

Южный тропик радовал на удивление уютной погодой. Океан едва-едва шевелился, ленивый ветер почти не надувал парус, а фрегат держался так близко берега, как только позволял рельеф дна. Марсовые привычно высматривали в ломаной линии берега каждую бухту, где могли скрываться пираты. Кроме них на вантах висели все свободные от вахты матросы, отчасти для развлечения, отчасти в надежде заработать несколько монет. Поэтому плот, который отлив медленно сносил в океан, увидело сразу несколько глаз.

На плоту был распят истощенный мужчина лет тридцати, тело которого являло одну сплошную рану. Не буду останавливаться на перечне всех пыток, которые судя по его состоянию, пришлось вытерпеть несчастному, потому что лишь при упоминании о них, сердце мое обливается слезами. Хочу только отметить, что увидев его вблизи, половина матросов выблевывала свой завтрак. А все это люди смелые, с увечьем и смертью знакомые не по рассказам в таверне.

Белый, словно полотно на парусах, корабельный хирург суетился около несчастного, пытаясь привести его в сознание, одновременно накладывая на ужасные раны обезболивающий бальзам. Несчастный уже давно должен был либо умереть, либо обезуметь...

И, словно пытаясь доказать обратное, незнакомец открыл глаза.

— Воды... — едва прошептали его пересохшие уста, вернее те кровавые лохмотья от них.

В глазах неизвестного была лишь боль... огромная, как летнее небо. Но остатки здравого ума все еще теплились в них.

— Вы нас слышите? — спросил капитан Изид. — Вы можете говорить? Если можете, назовите себя.

— Где я? — были следующие слова незнакомца, после того как врач влил в него добрую кварту густого макового отвара.

— Вы на борту фрегата империи Снов.

— Исповедника... Ради Создателя, позовите исповедника!

— Я здесь, друг мой! Все ужасы уже позади. Ты — среди друзей...

— Слушайте меня внимательно! — неожиданно громко и внятно заговорил несчастный, наверное, подействовала обезболивающая микстура. — Слушайте, потому что лишь осознание тайны, которую я должен поведать, удерживает меня при жизни! Примите как исповедь и поверьте, что все сказанное, правда, а не бред безумца!

— Никому из нас наверняка не ведом час кончины, — ответил я скорее по привычке, потому что давно понял, что мученик держался при жизни лишь боясь унести в могилу невероятную тайну. — Все в воле Создателя. Но наши молитвы будут сопровождать твою душу. Назови свое имя, чтобы они обрели завершенность.

— Мое имя вам ничего не скажет, да я и сам уже не уверен, какое из имен, что остались в памяти, принадлежит мне. Я — путешественник. Поиски нового, неизведанного, носили меня по свету, и мало оставалось мест, где я еще не бывал. Чрезвычайная легкость в изучении языков служила мне хорошую помощь, и я ходил из страны в страну, знакомился с разными обычаями, изучал странные народы... В этот закоулок Полуденного континента я попал несколько лет тому. В то время, обо мне уже слышали, как о путешественнике бывалом и удачливом даже в Зелен-Логе. Узнав, что я собираюсь в очередную экспедицию, ко мне обратился Мастер-хранитель. От имени Академии он предложил мне большие средства, с условием, что я обязательно зайду в некий район, где при неизвестных обстоятельствах исчезли два хранителя. Путешествуя в одиночку, я не нуждался в деньгах, но дома оставались пожилые родители... А в предложении Оплота не было ничего зазорного, и мы быстро пришли к согласию.

Высадившись на Черном мысе, я не спешил выполнять поручения Оплота, рассудив, что прежде, чем лезть в опасное место, необходимо ознакомиться с местными языками и обычаями. Мастер Казарус, вероятно, согласился бы со мной, потому что ему важен был результат поисков, а не еще один исчезнувший эмиссар.

— Вот! — перебил чтеца наставник Блажен. — Слышали? Рассказчик сам отсылает нас во времена Казаруса!

— Безусловно, — согласился Остромысл. — Мы все отметили этот момент. Продолжай, юноша...

— Высадившись на Черном мысе, я не спешил выполнять поручения Оплота, рассудив, что прежде, чем лезть в опасное место, необходимо ознакомиться с местными языками и обычаями. Мастер Казарус, вероятно, согласился бы со мной, потому что ему важен был результат поисков, а не еще один исчезнувший эмиссар.

Так минуло несколько лет...

Побывав везде, где лишь можно и пожив среди множества племен, я решил, что достаточно приготовился к важнейшему испытанию. Вождь племени Гепардов, с которым я подружился ближе других, всячески пытался отговорить меня от этого путешествия, говоря, что там, за горами, плохое место, и что ни один человек оттуда еще не возвращался... Но для настоящего исследователя, чем опаснее — тем интереснее. И, дождавшись окончания сезона дождей, я пустился в путь.

Представьте себе мое удивление, когда после недельного путешествия дикими дебрями, с северного склона высокой горы, я неожиданно разглядел у ее подножья ухоженные поля, сады, стада коров и довольно большое селение...'

На этом месте послушник кашлянул и умолк.

— Ну, в чем дело? — недовольно вскинулся Блажен.

— Эта страница совершенно не читаема, наставник, — объяснил тот. — Размытые и неразборчивые каракули.

— Да, — согласился тот, взглянув на протянутые листы. — Время не пошло на пользу документу. Жаль, но ничего не поделаешь. Продолжай с того места, где слова становятся понятными.

* * *

— ... какой благословенной показалась мне эта неведомая страна! Нарядные, уютные домики, ухоженные, взлелеянные сады. В каждом селении, пусть даже всего из дюжины жилищ, красивая каплица. А какая чистота! Мощеные камнем дороги, посыпанные толченым кирпичом и песком дорожки. Бордюры и низенькие штакетники, ограждающие цветники перед ухоженными и опрятными домиками аккуратно побелены известью. Даже дымоходы, и те, казалось, старались спрятать дым, чтоб не нарушать общее впечатление. Хотя секрет, наверняка, в том, что никто не клал в очаг сырые дрова.

Так случилось, что тот день, когда я вошел в первый на моем пути городишко, был воскресным, и все население, в праздничных нарядах собралось на утреннюю мессу. Вокруг себя я видел лишь счастливые, добродушно улыбающиеся лица. Взрослые мужчины и женщины искренне радовались жизни, воспринимая его, как бесценный дар, к которому нужно относиться бережно и уважительно. Что ж, если миссионеры хранителей, попав в этот волшебный мирок, решили здесь осесть и забыли об остальном мире, то кто сможет упрекнуть их за это? Только не я...

Выбрав один из домов, я решил попроситься в гости и познакомиться с особенностями здешней жизни поближе. Наверно, это было легкомысленное решение, но добродушие, которым так и веяло отовсюду, очень уж к этому располагало.

Поднявшись по резному крыльцу, я постучал специально повешенным рядом с дверью деревянным молоточком о косяк.

— Просим, просим! — послышались из-за застекленных дверей веселые, беспечные голоса взрослых и детей. А мгновение позже на пороге показался хозяин дома. Крепкий мужчина моих лет, румяное лицо которого так и сияло.

— Слава Создателю! — поздоровался я учтиво.

— Пусть Его милость всегда пребудет с нами, — искренне ответил хозяин. — Милости просим. Давненько нас никто из высокочтимых наставников не навещал...

Не ведаю, почему он принял меня за наставника и кто они, но выяснения этого, как и многих других вопросов, решил оставить на потом.

Мужчина посторонился, пропуская меня внутрь. Пройдя просторные сени, я очутился в горнице, где стоял стол, накрытый для праздничного обеда, вокруг которого собралось все семейство: мать и трое подростков.

— Милости просим, присоединяйтесь... Отобедайте с нами.

— Просим, просим, — поддержала мужа хозяйка, а старшенький мальчик между тем придвинул шестой стул. Девочка достала с полки тарелку и искусно вырезанную ложку.

— Благодарю, но...

— Будете благодарить потом, — мило улыбнулась женщина, насыпая в тарелку щедро приправленный овощами гуляш, — если понравится моя стряпня. Кто знает, к чему вы в столице привыкли...

Спорить было напрасно, и я присел к столу. Младший сынишка тут же поднес мне миску с водой для мытья рук.

Хозяин занял свое место и начал молитву. Тонкие голоса детей и супруги так ладно сливались с его густым басом, так что я и не заметил, как присоединился к ним.

Ели медленно, с чувством достоинства, смакуя каждый кусок... И только после того, как моя тарелка, словно по волшебству, опустела — хозяин начал разговор.

— Меня зовут Улаф, господин наставник... Я и моя семья счастливы, что вы выбрали наш дом для отдыха. Позволите поинтересоваться: далеко путь держите?

— Не очень, — ответил я пространно, обдумывая: как держаться дальше и что именно рассказывать.

— Давно из столицы? — поинтересовалась хозяйка. — Как здоровье Солнцеликого? — и тут же стушевалась под укоризненным взглядом мужа. — Извините, мое праздное любопытство, но в храме возносили молебен, вот я и подумала...

— Гм... — тянуть с правдой больше не было смысла. Ничего не зная о здешней жизни, я мог обмолвиться в любую минуту и уж тогда, вряд ли хозяева продолжали б принимать меня с прежней гостеприимностью. — Прежде всего, я хотел бы извиниться перед вами, за возникшее недоразумение... Я, уважаемые хозяева, не тот, за кого вы меня принимаете... По правде говоря, я впервые в вашем городе, как и вообще в стране... Я — чужеземец...

После этих слов, в комнате установилась такая тишина, что можно было расслышать биение сердец. Некоторое время и взрослые, и дети сидели неподвижно, таращась на меня широко раскрытыми глазами. А затем начался ад...

С диким визгом старший мальчик вцепился в косы сестры и стал свирепо дергать их во все стороны. Да так увлеченно, что не заметил, как младший, ухватил с кухни тяжелую сковородку, подкрался к брату из-за спины и с силой врезал ему по голове. Тот вскрикнул и, обливаясь кровью, свалился на пол.

Хозяйка нервно хохотнула и медленно потянулась рукой за ножом.

— Как вы меня допекли, — проговорила почти шепотом и так свирепо блеснула глазами, что девочка и младший с визгом прыснули в другую комнату.

Зато хозяин прищурился и очень нехорошо ухмыльнулся.

— Ты действительно чужестранец? Не обманываешь?

Потрясенный столь внезапными переменами, я смог только кивнуть.

— Ну, наконец-то! Слава, Создателю, дождались! Сиди здесь и никуда не уходи, я быстро, — мужчина вскочил и выбежал за дверь.

Перспектива, остаться наедине с разозленной мегерой, гоняющейся с ножом за собственными детьми, меня не привлекала, поэтому, я торопливо выскользнул следом за Улафом.

Мой хлебосольный хозяин, торопливо вошел в дом напротив, а вскоре оттуда послышался звон бьющейся посуды и, чуть погодя — отчаянный визг.

Я долго колебался, не зная, что предпринять, а когда решил вмешаться, двери отворились, и во двор вышел Улаф.

— Ты даже не поверишь, сколько я ждал, чтоб разложить ее, не упрашивая... — проговорил он довольно, поправляя одежду и крепко беря меня за руку. — Ну что, чужестранец, поехали в столицу? Порадуем принца... Хе-хе, я уже чувствую себя бароном!

— Чужестранец! Улаф нашел чужестранца! — загудело между людьми, которые сбежались на крики о помощи, словно побежало сухой стерней пламя. И хоть большинство из горожан тут же умчались прочь, гул только нарастал.

Улаф грубо потянул меня к коновязи перед корчмой на площади. Там стояли чьи-то кони. Не спрашивая позволения, он выбрал двух, вскочил в седло одного из них и указал мне на второго.

— Садись.

Удивляясь и возмущаясь, я все же послушался. Наверно, сказалась растерянность от невероятности происходящего. Кто знает, какие здесь обычаи? За долгие годы путешествий мне часто приходилось сталкиваться с нравами, которые возмутили бы любого, но у коренной житель считались нормой.

Мы не успели отбыть, как двери корчмы распахнулись, и оттуда выскочила целая толпа вооруженных людей.

— Эй! — воскликнул один из них. — Улаф ты что, спятил?! Это же мои кони! Ребята! Держи конокрадов!

Воины решительно двинули к нам, и на мрачных лицах я не увидел ничего хорошего.

— Прочь с дороги! — властно рявкнул Улаф, а потом прибавил. — Я сопровождаю Искупителя! И если вы не последние дурни, не теряйте времени!

Те недоверчиво переглянулись, а затем ринулись обратно в корчму. И звуки, которые донеслись оттуда, уже не могли иметь ничего общего с тихим полднем в городке, где каждый житель только-то вышел из церкви.

И так же, с небольшими отличиями, повторялось в каждом селении, в котором мы останавливались, чтоб сменить лошадей. Впереди стелился рай, каким воображает его человек, а позади — оставался ад, который начинался после слов Улафа: 'Я везу Искупителя!'...

— Как-как?! — переспросил Остромысл. — В рукописи действительно упоминается Искупитель?

— Да, Мастер-Хранитель, — подтвердил Блажен, бросив взгляд на текст. — Подумать только: на Полуденном континенте верили в Искупителя! Невероятно! Неужели именно оттуда распространилась эта страшная ересь, захватившая почти весь мир и даже после Армагеддона уцелевшая на островах?

— Похоже, наставник, что ты поспешил с групповым чтением, — задумчиво продолжил Остромысл. — Наверное, стоило сначала самому изучить ее содержание. Слишком важными и опасными могут оказаться знания, изложенные здесь. Но теперь уж ничего не поделаешь — стог легче зажечь, чем потушить. Поэтому, прошу всех, о найденном манускрипте никому не рассказывать. Это понятно?!

— Да, Мастер-Хранитель! — хор голосов был довольно слитным и в чем-то даже искренний.

— Хорошо... А я, в свою очередь, обещаю: если в ближайшие дни по Оплоту не поползут ненужные слухи, то чтение послания брата Парвуса будет продолжено в вашем присутствии.

Глава шестая