Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я приподнял бровь и попытался заглянуть в глаза напротив, но Тома тут же начала коситься куда-то вбок, деланно не замечая немого вопроса. Ветер прошелся по ней, теребя на виске прядку осеннего цвета, и улетел, а тишина на нашем пятачке осталась, став оглушительной.
Сглотнул, безуспешно пытаясь смочить внезапно пересохший рот, и перевел вопрошающий взгляд на Ясю. Та заломила брови домиком и беззвучно шевельнула губами.
Что?
Я напрягся, пытаясь разобрать.
"Потом"?
Еще раз, словно не доверяя своим глазам, посмотрел на Тому и, неловко кивнув, шагнул вбок. Вслед мне полетел отчетливый вздох облегчения.
Линейку я провел в странном оцепенении. Нет, я здоровался с ребятами, кивал и что-то отвечал, кривился в нужных местах улыбкой. Но мы были порознь — мир и я.
"Да, здоров! Сергея Захарова на химию послали? Угу, слышал. Да, скоропортящийся талант. Зорь, а ты еще больше похорошела. Не, ну правда же! И ты, Кузь, и ты, куда ж без тебя... В каком месте похорошела? А коленки у тебя красивые. Нет, и раньше нравились. Да точно говорю! Что значит "негодяй"? Почему раньше не говорил? Так, это... Молчал, глубоко изумленный..."
Но все это я выдавал на автомате, почти без участия сознания. Между мной и миром словно опустилось толстенное стекло, истребив оттенки и приглушив звуки. Пашка, чутко уловив мое состояние, переводил разговоры на себя. Впрочем, новый класс, слепленный из двух половинок, деловито принюхивался и притирался, и ему было не до одного выпавшего в астрал соученика.
Мелькнул вдали вглядывающийся в меня Гадкий Утенок. Я кинул ей слабую улыбку, и она вспыхнула в ответ искренней радостью. Я смущенно отвел глаза.
"Хм... А не такой уже и гадкий", — мой взгляд, невольно став оценивающим, вильнул в ее сторону еще раз. — "Тоже вытянулась. Пожалуй, уже больше девушка, чем девочка".
Энергично потрясая букетом, толкнула короткую речь загорелая Тыблоко, под умильными взглядами родителей пробежала с колокольчиком вдоль шеренги сияющая восторгом первоклашка, вырвался из распахнутой двери школы на свободу и разлился в прозрачном сентябрьском воздухе первый звонок... Учебный год начался.
День прошел как кинолента, прокрученная в дымину пьяным механиком. Некоторые события проскочили мимо меня целиком, другие же запомнились в мельчайших и совершенно ненужных подробностях. От первого урока, вместившего в себе классный час и комсомольское собрание одновременно, память удержала лишь фрагменты Зиночкиной речи про всенародное обсуждение новой конституции. На химии начали электролитическое равновесие, но на слове "диссоциация" мой мозг забуксовал и впал в кому до перемены. Третьим уроком шла литература. Что там было — убей, не помню. Что-то ел на большой перемене, но что? Лишь к английскому я собрался и вышел из состояния грогги — Эльвиру лучше не злить. Впрочем, ее сарказм был еще по-летнему благожелателен, и часть урока я просто медитировал, разглядывая уходящие вдаль ленинградские крыши и купола Исакия на горизонте.
Тома на весь день прилепилась к Яське и выглядывала из-за ее плеча как осторожный солдат из-за бруствера отрытого в полный рост окопа. Даже домой они пошли вместе, хотя, вообще-то им в разные стороны. Отходя от школы, Яся быстро обернулась. Я крутанул пальцем воображаемый телефонный диск и, получив ответный кивок, побрел домой.
Серия отжиманий прочистила мозги и вернула способность связно мыслить. И что это было?
— Вдруг повеяло холодом от любимой души... — немузыкально провыл я, умудрившись сфальшивить на каждой ноте.
"Не обида. Нет, точно не обида. И не как с чужим, было бы безразличие. Она боялась. Не меня, а нашей встречи. А, значит..." — моя мысль замерла, отказываясь делать еще один шаг вперед.
Кляня Тому, Ясю, себя и весь белый свет, схватил трубку.
— Алло? Ясь? Привет. Ну?!
— Что ну?! Баранки гну! — взорвалась вдруг обычно выдержанная Яся и резко замолкла.
Я тоже помолчал, потом уточнил:
— Что случилось? Можешь сказать-то?
Она чуть слышно вздохнула, и от наступившей после этого тишины у меня по спине промаршировали мурашки.
Я кашлянул и скорректировал позицию:
— Или намекнуть?
— А сам не понял?
— Лучше знать, чем подозревать. У реальности есть границы, а у воображения — нет. Я тут себе уже такого напридумывал...
— Лето у Томы прошло насыщенно, — сухо констатировала Яся, — под его конец она влюбилась. И не в тебя.
Мое сердце пропустило удар, а где-то под ложечкой поселился злой комок, такой, что, казалось, плюнь на пол и от дерева вверх потянется едкий дымок.
— Ей показалось... — сказал я неожиданно охрипшим голосом и, прокашлявшись, повторил, пытаясь убедить скорей себя, — ей показалось. Затменье сердца какое-то нашло.
Трубка с сочувствием промолчала.
Я собрался с силами и уточнил:
— Ленинградец?
— Нет. Местный, крымский.
— И... — я запнулся, формулируя, — и как далеко все зашло?
— Далеко, — подтвердила мои худшие опасения Яся, а затем уточнила, охотно закладывая подругу, — даже целовались.
Я смог кривовато усмехнуться, услышав в Яськином голосе легкую зависть.
Могло было быть и хуже, да, могло...
— Понятно... — протянул я.
Хотелось бы сказать, что задумался, но это было бы неправдой. Голова моя была бесподобно свободна от любых мыслей. Я бездумно парил над миром, связанный с ним лишь тоненьким телефонным шнуром.
— Ну? Что делать-то будешь? — нетерпеливый голос Яси вырвал меня из этого по-своему сладостного состояния.
— Страдать и думать, — бросил я первое пришедшее в голову, — хотя... Все уже придумано до нас. Поэтому так: бороться, искать, найти и не сдаваться. Три четверти я уже сделал, неужели на последней четверти сломаюсь? Не... Не дождетесь!
— Молодец, — серьезно похвалила меня Яся, — борись. Я буду за тебя болеть.
— Болеть и немного подсуживать?
Яся хихикнула:
— Это ж неспортивно, как можно?
— Не можно, а нужно, — решительно сказал я, — всем нам нужно. И мне, и тебе, и, главное, Томе. Ты же ей настоящая подруга, да? Целоваться-то любой дурак может, а вот картошку посадить на даче... Да еще не на одной сотке... Вот где по-настоящему испытывается сила чувства!
Она засмеялась в голос:
— Да, семья чтит твой подвиг. Мы с Томкой вчера как раз картошку жарили с грибами, так мама Люба напомнила нам, кто ее по весне сажал.
— Вот! — от этого известия я немного воспрянул духом. — Ее тоже в судейскую бригаду надо включить, она дочке плохого не пожелает.
Мы еще немного вымученно пошутили, затем я закруглил разговор. Бросил в сердцах трубку и поморщился, сгоняя с лица походящую на оскал улыбку.
"О, боже... Ну почему?! Почему, несмотря на весь опыт, это опять так тяжело?! Как в первый раз", — эта мысль тяжело ворочалась в голове до самого вечера. И глубокой ночью, измученный злой бессонницей, я продолжал думать о том же, — "о женщина, порождение крокодила, имя тебе — коварство! Вроде как понарошку проскользнет в твою жизнь, как кошка мягким шагом сквозь чуть приоткрытую дверь, поначалу незаметная, как легкий утренний туман, и вот, не успеешь понять как, а она уже стала той частью мира, без которой эта реальность перестает существовать. Как им это удается?! Кто дал им такой злой талант? Зачем?! И мир уже не сладок, а ты — лишь жалкая муха, ворохающая опаленными крылами в паутине жизни..."
Глава 3
Понедельник, 05 сентября 1977, утро
Ленинград, ул. Чернышевского.
День не задался с самого утра. Да что там день! Жизнь не задалась! Что по сравнению с этим предательски скисшее молоко и завтрак сухими хлопьями? Синти мрачно толкнула дверь консульства и, зайдя на территорию США, привычно огляделась. Увы, но пальм за ночь опять не появилось. Шепота теплого моря вдали — тоже. А ведь так хочется!
Она сто раз прокляла тот день, когда, выпучив глаза, побежала впереди собственного визга докладывать Фреду о странном иероглифе. Был бы ум — промолчала. Ну, не заметила я, имела право! И грелась бы сейчас на Тайване. Но нет, захотелось отличиться... И теперь эта подвисшая операция держит ее здесь как цепь каторжника. Дура, о боже, какая дура!
В коридоре столкнулась с новичками — сладкой парочкой недавно приехавших архивариусов. Вот понаберут же таких уродов в консульство! Отойдя, украдкой вытерла руку о юбку. Брезгует она такими. Да все тут брезгуют.
Нет, понятно, один из русских эмигрантов, может быть полезен, для него язык родной. Но почему у него взгляд такой глуповатый, вечная заискивающая улыбка и дурацкая страсть к коллекционированию значков? Сразу прицепился к ней с глупыми вопросами, где в Ленинграде собираются эти... как их... филателисты? Нет, не то... В общем, и термин дурацкий, и архивист такой же. И второй не лучше, вобла сушеная. Ходит, молча очками поблескивает, и пальцами мерзко хрустит на собраниях. Бр-р. Интересно, кто у них муж, а кто — жена?
Громко хлопнув дверью, она вошла в кабинет и, не здороваясь с Мередит, села за свой стол у окна. Война у них, война. Во-первых, эта сучка в последние месяцы ходит слишком довольная. Видимо, с Фредом у нее все сладилось. Нет, боже мой, я бы с ним на одной грядке не села, но обидно. А недавно, когда из-за плохого настроения все валилось из рук, эта подлюка намекнула что-то про ранний климакс, а потом мерзко хихикала, пока Синти соображала, как ответить. Нет, сообразить-то она сообразила, всю правду вывалила, не задумываясь... Да, может и не надо было всю-то... Ну, да ладно, что теперь поделаешь.
Синти налила кипятка, высыпала пакет "три в одном" и приготовилась, как начальство и приказало, думать. Вообще-то оно дало неделю на составление реалистичного плана. Ха, так и сказал, противно шевеля рыжеватыми прокуренными усами, — "реалистичного, а не как обычно. Пошевели между ушами".
Задание неожиданно захватило Синти, но чуть в другом ракурсе. Вот как бы так реалистично закрыть операцию и со спокойной совестью переместиться на Тайвань? Сходу приходила только одна заманчивая мысль: слить канал утечки русским. Тихо-тихо, аккуратно-аккуратно, но, чтобы факт засыпки инициативника не прошел мимо внимания Фирмы. И все, мавр сделал свое дело, мавр может умывать руки и ехать к морю.
"Об этом можно подумать", — решила она, помешивая жижицу, — "об этом стоит подумать. Только очень осторожно. Пока только подумать".
Резкий звонок вырвал ее из волнующих кровь мыслей.
— Синти, — голос у Фреда был холоден, как лед на полюсе, — иди ко мне, детка.
"Нет", — запаниковала она, пытаясь закрыть авторучку. Колпачок дергался как заколдованный, и никак не надевался на перо. — "Нет. Он же не может читать мысли, правда? Да еще на расстоянии! Успокойся, дурочка".
Помогло. Авторучка покорилась и легла на место, а Синти двинулась к боссу, постаравшись придать себе непринужденный вид. Но Фред лишь скользнул по ней раздраженным взглядом, и это было привычно. Она с облегчением выдохнула. Нет, похоже, не читает. Слава богу. Придет же такое в голову!
Выглядел он странно. Нервный, растрепанный больше обычного, недовольно жующий ус. Пожалуй... Да, пожалуй, она впервые видит его серьезно обескураженным. Приятное зрелище.
— Садись, — процедил он сквозь зубы и махнул в сторону стула у стены.
Синти села, одернула юбку, изобразила пай-девочку и преданно уставилась на босса.
— Лоханулись мы, похоже, — начал он, но тут в дверь постучались. — Да, заходите.
"Вот это да. А эти-то голубки чего приперлись?" — успела подумать Синти, удивленно разглядывая входящих в кабинет начальника станции архивариусов, — "уп-с... Архивариусы ли"?
Да, на работников канцелярского фронта они походить перестали. Куда-то стекли с лиц придурошные улыбки, исчезли выдающие неуверенность движения, взгляды стали одинаковыми — холодными и властными.
— Хм... — выдавил из себя Фред, — знакомься еще раз, Синти, обещанное усиление прибыло. Джордж и Карл. Работают под корягой, как ты, надеюсь, уже поняла. Вчера мы ту ситуацию погоняли, всплыла одна, хм... ранее не в полной мере оцененная нами подробность. Давай, девочка, напрягись, и выдай еще раз в самых мелких деталях тот свой забег по парку. Все, что помнишь. Вообще все, вплоть до того, что и где у тебя чесалось.
Синти откинулась на спинку, дунула на челку, и, заведя взгляд на потолок, стала вслух вспоминать полупрозрачный весенний парк, еще не крашеные скамейки, тяжелые бетонные мусорницы, шахматистов на солнышке и натыкающиеся на нее взгляды прохожих.
— Глупо, — заметил Карл, — в таком приметном костюме идти на операцию.
— А что делать? — развел руками Фред, — она всегда в нем по парку бегала. Местная достопримечательность, можно сказать. Сменила бы костюм — насторожила бы наблюдателей.
Опять поплыли аллеи, влажный гравий под ногами и черточка на дорожке в первой "мертвой зоне".
— Вспоминай штрих, — приказал, нависая над ней, Карл, — чем могло быть нарисовано? Пальцем? Палкой? На какую глубину? Равномерна ли ширина? Как вывернут гравий? Форма штриха в начале и конце?
Синти зажмурилась, пытаясь выдавить из памяти более четкую картинку, и не преуспела.
— Я ж бежала. Хорошо хоть черту заметила, — принялась оправдываться она.
Карл и Джордж многозначительно переглянулись.
— Хорошо, — неожиданно мягким голосом согласился Джордж, — отложим на потом.
Нераспустившаяся сирень, темная застоявшаяся вода, выгнутый дугой мостик, мужчина и женщина средних лет ошалело смотрят на бегущий американский флаг. Поворот, вторая "слепая зона" и иероглиф "эр". Восторг и уверенность. Обогнула подростка. Шок в третьей "мертвой зоне". Пустая четвертая зона, пятая. Еще круг. "Сань" в третьей зоне.
— Все, стоп, — скомандовал Карл. Главный он у них, что ли? — В первый раз этого знака точно в третьей зоне не было?
— В двух предыдущих зонах-то я увидела? А здесь уже ожидала. Нет, точно не было, — в этом Синти была уверена на сто процентов.
И ее начали потрошить. Покажи на карте трассу. Сколько метров круг? Сколько времени бежишь? У подростка была в руке ветка? Какой длины? Кончик мягкий или твёрдый? Хорошо, потом... Как одет? Особые приметы? Хорошо, потом...
— Ну что, — подвел черту Карл, — надо рыть глубже. Синти, тебя когда-нибудь гипнотизировали?
"Что"? — взгляд Синти испуганно заметался. — "Что он сказал?! На что намекает? Нет, не хочу! У меня есть кое-какие нехорошие мысли. И знать их никому не надо"!
— Нет, — выдавила она с трудом и сцепила под столом кисти.
— Не волнуйся так. Это обычная, абсолютно безвредная процедура.
"Да-да, ищи дуру".
— Она поможет тебе вспомнить важные подробности...
"Иди нахер"!
— ...и с честью выполнить важное для нашей страны задание.
"Он меня что, за малолетнюю идиотку держит"?
— Мы будем задавать вопросы только относительно этой ситуации с инициативником.
"Вот их-то я и боюсь".
— Фред будет присутствовать и контролировать нас.
"Успокоил, мля...".
Синти еще раз дунула на челку и лучезарно улыбнулась:
— Конечно, я готова.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |