Прекрасный новый мир (Мв-23)

К началу 1956 года, ни у кого не хватало сил для победы — и все стороны испытывали еще и проблемы в собственном тылу. Не хватало войск, чтобы надежно контролировать даже свою территорию — что вызывало запредельную жестокость: проще вырезать население захваченной деревни, чем пытаться ее удержать.

Анна Лазарева.

Красивое зрелище — закат над Невой. А я, наверное, ленинградкой была и останусь — никогда Москва родной не будет.

Родная Петроградка — только не поеду я на улицу Плуталова, где наш дом был до войны, не хочу душу травить. Стою на набережной возле домика Петра — слева от меня дом военморов, громадное здание со статуями на крыше, до самого Нахимовского училиша — вот лет через тридцать на пенсию выйду, будем здесь жить с моим Адмиралом, внуков в коляске катать вон по той аллее. А передо мной китайские львы — перед войной еще мне мама это место показала, и рассказала его секрет, что есть поверье, если здесь мысленно заветное желание загадать и очень-очень попросить, то сбудется. Я в сорок первом просила — чтоб вернуться живой, и все у меня было хорошо... эх, надо было еще и за родителей попросить, вот ведь дура и эгоистка! Скажете, суеверие — ну так разве убудет, если попрошу? Вот про йогу всякое говорят — и товарищ Ефремов в "Лезвии бритвы" будет утверждать про "скрытые возможности человека"... да и аутотренинг в будущем станет широко известным. А ведь в справке, что для меня приготовили, я прочла, что высшая ступень йоги, "карма-йога", может менять реальности, управлять прошлым и будущим — это значит, открывать параллельные миры? Без всяких хитрых машин, а просто, соответствующей медитацией, если есть сильная психика и соответствующая тренировка? Ой, ну так я совсем в поповщину скачусь!

"Победа" ждет — шофер внутри, а мой сопровождающий вылез, грамотно держит окружающую обстановку. Но опасности рядом нет, как и прохожих поблизости — сажусь в машину, и вот захотелось, прошу свернуть с набережной на Мичуринскую. Места, еще по довоенной жизни знакомые — мимо пожарной части, через улицу Куйбышева, и направо. К дому, где некий гражданин, через арку пройдя, попал неведомо куда — адрес запомнился, и захотелось взглянуть своими глазами... ну и вспомнить еще раз ту атмосферу питерских дворов Петроградской стороны, где я росла. Вот и он, дом с башенкой, царской еще постройки — выходим, и первая подворотня во двор, меж двух подъездов. Двор-колодец, из окна до окна на другой стороне не то что докричаться можно — а и докинуть что-то, была бы сила и большое желание. Не совсем прямоугольник — дома в несколько корпусов (или флигелей), соединенные переходами, так что получаются ниши. В одной вижу дверь черного хода — ну да, с парадной "чистые" квартиранты входили, ну а со двора, прислуга. А в нише напротив — чернеет зев подворотни, судя по расположению, не на улицу выходит, а в соседний двор — это, я полагаю, та самая и есть. Пройдя через нее, всего шагов двадцать, оказываюсь в соседнем дворе, который чуть больше — справа детский уголок вижу, песочницу и качели, слева помойные баки, а впереди еще одна арка, которая на соседнюю улицу ведет. Ничего необычного не наблюдаю, где-то радиола играет или патефон. Возвращаюсь назад.

-Простите, вы ищете кого-то? Могу вам помочь?

Оглядываюсь — ко мне спешит пожилой мужчина, в потертом армейском кителе и галифе, а на ногах домашние тапочки. Судя по мундиру, не участковый, а управдом, из отставников. Что ему ответить — могу сказать, что жил тут раньше кто-то знакомый или из родни, но во-первых, управдом и кого-то из довоенных жильцов знать может, а во-вторых, отчего не воспользоваться случаем, информацию получить? Так что показываю удостоверение СПБ — товарищ проникся, репутация наша известна. Подтянулся, спрашивает — какие будут распоряжения? Ну если только на вопрос ответить — у вас во дворе ничего необычного не наблюдалось?

-А, так это вы из-за Лешки-шляпника — управдом совсем не удивился — наш участковый, товарищ Костин со всех показания собирал, как будто и правда, что-то серьезное случилось. А Лешка парень ничего, в смысле что плохого за ним не замечено — но шебутной какой-то. С армии пришел, и нет бы остепениться, в вуз пойти, или хотя бы на серьезную рабочую профессию — а то, на фабрику Самойловой, головных уборов, что тут на Певческом рядом совсем, устроился, оттого и "шляпник". Говорит, далеко ездить лень, а так пять минут до проходной, больше времени на себя. Не женат — к Лизавете Федосовой из 18 квартиры шуры-муры подбивал — так додумался ее кота парашютистом запустить к ее же зонтику привязав, вон из того окна. Кот лишь испугом отделался — ну а Лизка Лешку теперь даже на порог не пускает. Ну и пьет он, не то чтоб до безобразия, в пропорции — но в тот день, достоверно было, да и сам не отрицает. Так народ наш через ту подворотню часто ходит — и мусор вынести, и к остановке трамвая напрямик. И никогда ничего не случалось!

Тут управдом замялся, и чуть помолчал, и добавил:

-Хотя знаете... сам же товарищ Костин, участковый наш, рассказывал. Первый раз в пятидесятом было, сразу как только он у нас появился. Идет он, значит, по этому двору — и вдруг слышит, из-за той самой подворотни крики, что-то вроде "стой, москаль проклятый", и выстрелы! Он свой ТТ выхватил и туда — а там ничего. И время было, еще не поздний вечер, и лето, окна открыты, и люди во дворе — и спокойно все. Решил, что галлюцинация — он ведь с войны контуженный, да еще с бандеровцами повоевать успел, пока его по ранению не комиссовали. А второй раз, тоже мне говорил, как мы культурно сидели недельки две назад — как зашел он в эту подворотню, там всего двадцать два шага до следующего двора, измерить можете — и говорит, вдруг как торкнуло, вроде дольше прошел, а конца не видно? Обернулся и назад пошел, шаги считая, сорок семь вышло — и вышел не в наш двор, как должен, вернуться же хотел, а в тот, напротив! Тоже решил, что был просто сильно уставши — но уверял, что абсолютно трезвый, на службе не употребляет категорически. Наверное, потому он и к Лешкиным сказкам отнесся всерьез — бумагу с него взял, и еще народ опрашивал, не видел ли кто и чего. Ну а что тут рассказывать? Вы в эти дворы ночью загляните — а ведь приходится кому-то, с вечерней смены, и с трамвая идти — так просто жуть, как в кино про восемнадцатый год, бандитизм и разруху. Будет тут в голову всякое лезть — особенно если кто необразованный и несознательный, в поповщину верит.

Что ж, товарищ, спасибо, вы нам помогли! С участковым полезно будет подробнее побеседовать, может он еще что-то видел, или по должности слышал от жильцов. Нашему сотруднику будет втык — должен был про оба случая узнать и упомянуть в рапорте. Хотя даже по максимуму, если тут люди постоянно ходят, и за столько лет, всего три сомнительных эпизода... но все же делаю зарубку в памяти, после этого гражданина со шляпной фабрики (его ФИО и адрес в бумагах есть) вызвать для более подробной беседы.

А пока, дела текущие. Завтра в психиатрическую больницу на Пряжке прибудет авторитетная комиссия из Военно-Медицинской Академии — отчего не сегодня, так ведь официально организовать надо, по всей бюрократии, самую настоящую комиссию из ВМА, и глава комиссии, профессор оттуда (уже оказывавший содействие нашей Службе), и надо людей подобрать и проинструктировать, на оба сценария. Если нужный нам человек, это пациент — то забрать в ВМА для исследования, как интересный случай. А если это не пациент а кто-то из персонала — то найти какое-нибудь нарушение и арестовать виновного по сугубо уголовной статье. Ведь нам не нужны — ни лишня огласка, ни мученики за идею?

А пока, раз вечер свободный — могу позволить себе культурный отдых. Иначе перегоришь на постоянном нервном форсаже!

Приехав в гостиницу, прошу сопровождающих подождать. Поднявшись в номер, переодеваюсь. Хотя в "Бродячей собаке" нет дресс-кода (цепляются же словечки из будущего), все и так знают, что прийти туда, например в байкерской коже, категорически не принято. Ну а я желаю, на пару часов, Незнакомкой из стихов Блока побыть, тем более что Люся мне "выходной" наряд подобрала на этот образ. Темно-серое платье из струящегося шелка (такого тонкого, что юбка-клеш, мой любимый фасон, кажется прямой и узкой), плечи открыты. Длинные перчатки, до локтя, по тогдашней моде. Синий плащ поверх — не "бэтвумен", а классическая накидка до пола. А шляпа та же, вполне в образ — поля в ширину плеч, и темная вуаль — без страусовых перьев обойдусь, пожалею бедных африканских птичек. Знаю, что в реалии в то время, "одна и без спутников" прийти в кабак могла лишь дама полусвета — если только это вообще не было алкогольной галлюцинацией пьяного поэта — но мы-то стихи о возвышенном учим!

Доехали быстро. Не "скука загородных дач", а самый центр Питера — если до угла пройти, увидите бронзового Пушкина перед Русским Музеем, а справа всего в одном квартале, Невский проспект. И никаких гопников, "гуляющих за шлагбаумами", тут нет — зато постовой бдит на углу. Милицейская форма, после войны принятая, на дореволюционную похожа: белые кителя и фуражки летом, черные шинели и барашковые шапки зимой — а еще, додумался же кто-то, в Москве и Питере милиционеров патрульно-постовой службы вооружить шашками! Здравое зерно было — если в первые годы после Победы был иногда такой разгул преступности, что милицейские патрули с автоматами ходили, то сейчас основная масса преступлений, с которыми приходится иметь дело сотрудникам ППС, это "слесарь Вася бузотерит по пьяни" — стрелять на поражение, все ж жалко дурака, но если у этого Васи в руках что-то острое или тяжелое, то скрутить его врукопашную может не каждый — вот и решили, что милиционер с длинным клинком легко обезвредит антиобщественную личность с ножом или кастетом, не доводя до смертоубийства. А в итоге же, в двух столицах милиционеры удостоились от народа прозвища "городовые". Или даже, "японские городовые" — оттого, что вместо шашек им выдали катаны ("син-гунто", японский армейский меч, трофеи войны сорок пятого) — тоже кто-то решил, имущество к делу пристроить, зачем добру пропадать? Юрка Смоленцев (у которого одно из увлечений, все что связано с холодным оружием — это отдельная история, как он клинок "гурда" на Кавказе искал) утверждал, что это даже лучше:

-Шашку из уставного положения, справа на боку, лезвием назад — быстро не достанешь. А если носить по-японски, слева и лезвием вперед, то тут хорошо проходит самурайский прием, когда выхватывание из ножен сразу переходит в рубящий удар снизу вверх по диагонали.

Ну, посмотрим, чем этот эксперимент закончится — не оправдает, отменим! А вот будку для постового вполне могли бы предусмотреть, если он тут круглосуточно стоит. Народ тут же "будочников" вспомнит — ну, язык без кости, зато порядок на улице! "Бродячая собака" открыта всю ночь — как и во времена Блока. Вон и стоянка такси чуть поодаль — в ожидании, клиентов развозить; там нашу "победу" и оставим.

Спускаюсь по лестнице в полуподвал — подобрав длинный подол платья, вместе с полами плаща. Внутри все восстановлено с максимальной достоверностью — благо, еще и свидетели остались, кто ту "Бродячую собаку" посещал. Холл с фикусами, стойка гардеробной, дверь в туалетную — и влево, коридор, в котором посетители прямо на стенах автографы оставляли (до того как завели специальную книгу) — как сказал мой Адмирал, "первый в России интернет-чат, еще до интернета". В конце коридора барная стойка — и зал со столиками и эстрадой; справа дверь в еще одну комнату, "курительную", из которой есть выход наружу, на задворки Михайловского театра — а по стенам развешены памятные фото знаменитостей, кто тут бывал. Анна Ахматова, Николай Гумилев, Алексей Толстой, Владимир Маяковский, Игорь Северянин, Надежда Тэффи, Мейерхольд, Аверченко, Хлебников, Мандельштам — и другие, советской публике менее известные. Рядом висят — портреты тех, кто принял Советскую Власть, и кто предпочел "дюжину ножей в спину революции" — ну а время всех примирило: когда "Бродячую собаку" разрешали, то сам товарищ Сталин сказал, они были частью нашей истории, нашей великой культуры, и нет у нашей власти к ним никаких счетов — тем более к тем, кого уже и в живых нет.

Слышала, что Ахматова часто тут вечер проводит — ну вот, и сейчас вижу Анну Андреевну за столиком в углу. Королева поэзии меня увидела, царственно кивнула. Я себе место заранее заказала, по телефону — но в зале публики было на удивление мало, что даже странно: обычно это заведение, в вечернее время, пользуется намного большей популярностью. Приняв приглашение, сажусь рядом с Ахматовой, а мой сопровождающий напротив. Официант приносит заказ — уха стерляжья, шампиньоны с картошкой, салат оливье (с рябчиком, а не колбасой), напитки. Цена соответствует — но все ж дешевле чем в "Астории", и вполне в границах моих командировочных. Да и не грех за комфорт доплатить!

-Анна Петровна, позвольте спросить, вы тут по работе? — интересуется Ахматова — а то вас тут даже боятся. "Черную королеву ждем" — и кое-кто из завсеглядаев решил исчезнуть, как бы не вышло чего.

-Да нет, просто хочу приятно провести вечер — отвечаю я — а если кому-то причинила неудобство, то искренне сожалею. В следующий раз инкогнито приду, чтобы публику не смущать.

Любопытно даже, отчего творческая интеллегенция нашу Службу не любит? С технарями общаюсь нормально... да и с гуманитариями, иногда — как например, когда мы в Львове кино снимали (прим.авт. — см. Красные камни), да и Анна Андреевна сейчас вполне "наш" человек, после того как на "Воронеже" побывала в "творческой командировке" (прим. — см. Война или мир). Но в целом же, среди людей пишущих-сочиняющих намного чаще встречается совершенно неуместное фрондерство, свободу им подавай от всего! Ну вот и сейчас — за столиком справа компания, двое молодых людей, две дамы, по виду явно люди творческие — и один, в нашу сторону взглянув, продекламировал:

Тише, тише, господа!

Господин Искариотов, патриот из патриотов, приближается сюда!

Может и не хотел нас задеть, а лишь перед своими покрасоваться — но у меня слух отличный. И Анна Андреевна тоже брезгливо скривилась — "ах моська, лает на слона". Но непорядок — я, да и смею предположить не я одна, сюда отдохнуть пришла, а обстановка в зале, как на похоронах.

-Товарищ, простите, вы кого имели в виду? — громко спрашиваю я — вы что-то против Советской Власти, нашей власти имеете, она вас обидела чем-то? Это ведь при проклятом царизме, те держиморды-искариотовы из Третьего Отделения старались "как бы чего не вышло", и "не сметь свое суждение иметь". А у нас свободомыслие очень даже поощряется. Я тоже гуманитарий, на филфаке ЛГУ училась — но так вышло, что технари мне ближе и понятнее, и потому пример приведу, вот колесо, оно круглым должно быть — а статья была в "Технике-молодежи", что товарищи ученые, проектируя транспорт для иных планет, испытывали уже и колеса квадратные, эллиптические, многогранные — считая что по сильно пересеченной местности это может быть эффективнее? Но даже если завтра поедет такой марсоход по другой планете — что вы скажете про умственные способности того, кто предложит на всем наземном транспорте колеса на квадратные менять? Или же — вот Анна Андреевна соврать не даст — когда-то и в поэзии были такие же эксперименты, "дыр бур щил", свободный поиск новых форм. А сейчас, в живописи есть такое направление, абстрационизм — который изначально был не более пробой, вот нарисуй например лошадь, в несколько штрихов, затем этот уберите, этот добавьте — и до какого момента ясно, что это лошадь а не что-то еще? Как внутренняя кухня мастеров, имеет полное право на жизнь — но кто объявит это как "самое лучшее и современное искусство, в противовес старому", тот или дурак, или вредитель, под бульдозер его шедевры! Да хоть в жизни обыденной — вот помню, еще в детстве, паренек один с нашего двора умел собакой гавкать, просто не отличить — мы смеялись. А представьте, что в будущем придумают нашим детям на четвереньках ходить, и лаять или мяукать вместо разговора — тех, кто это за норму примет, вы будете считать в здравом уме? Товарищ, вы понимаете, к чему я это рассказываю?