Фродо Бэггинс

От бега рад был отдохнуть;

Кольцо искал без упоенья,

Не находил — без сожаленья,

Давя и доброту, и злость,

С тех пор, как Смеагорла гость

Стащил его, Горлума, Прелесть

Из подземелий Мглистых гор,

И не вернул до этих пор.

Уж это всё давно приелось;

Но в гости просит Саурон,

И отказать не может он.

XI

И, получив письмо с Мордора,

Горлум сердечно тронут был;

Язык письма такого скоро

В нём думы снова возмутил;

И вспомнил он своё Колечко,

Беседу с хоббитом при свечках,

Загадки, яростный бросок...

Но Бильбо с Прелестью убёг.

Быть может, снова овладела

Горлумом тягостная лень,

Но, проленившись целый день,

Решил он приняться за дело.

Теперь в Мордор перелетим,

Где Саурон встречался с ним.

XII

Минуты две они молчали,

Но Горлум к Майя подошёл

И молвил: "Вы ко мне писали,

Не отпирайтесь. Я прочёл.

Мене опасные заданья

Приносят лишь очарованье;

И мне, и вам нужно одно

Кольцо, — волшебное оно;

Я зол на мерз-с-ского хоббита,

Который утащил Кольцо, —

Хоть и не помню уж лицо;

Всё будет — верьте! — шито-крыто!"

Такую речь толкнул Горлум,

Напрягши весь горлумий ум.

XIII

"Когда б ты мне притараканил

Кольцо, — Гортхаур отвечал, —

Награду б я тебе доставил.

Тебя никто не замечал,

Когда ты крался тёмной ночью

Иль прыгал по болотным кочкам,

И лучше одного тебя

Шпиона не сыскал бы я.

Когда ты выполнишь заданье,

Тебе — я правду говорю! —

Я три болота подарю

Для рыболовства и купанья.

Когда бы ты помочь мне смог,

Ты был бы счастлив... сколько мог!" -

XIV

"Но я не создан для блаженс-с-ства!

Ему чужда душа моя;

Напрасны эти совершенс-с-ства:

Их вовсе недостоин я.

Поверьте (Мелькор мне порукой),

Мне жизнь такая будет мукой.

Как я болота б ни любил,

Но без Кольца мне свет не мил.

Я ненадолго в этом мире,

И, только выполнив приказ,

Я сразу бы ушёл от вас

И совершил бы харакири,

Найдя покой свой среди льдин

Или в горе Ородруин". -

XV

"Горлум, не надо убиваться:

Кольцо твоих не стоит слёз.

Я сам хотел бы с ним расстаться,

Но только, вот ведь в чём вопрос,

Его спалить я должен лично,

По доброй воле и публично,

Чтобы никто не наезжал,

Что я его от всех зажал.

Ты посуди: Исильдур в реку

Колечко вышвырнул; оно

Упало медленно на дно

И там ржавело век от века;

Такие вот дела, браток:

Его срок годности истёк.

XVI

Мечтам и годам нет возврата;

Не обновлю Кольцо моё,

Не вправлю камень в три карата

В творенье древнее своё.

Послушай же меня без плача:

Мелькор пошлёт тебе удачу;

Так отправляйся ж завтра в путь

Кольцо Единое вернуть.

Его к вулкану притаранить

Тебе судьбою суждено,

И будет сплавлено оно,

Раз не могу его исправить;

А после, Мелькором храним,

Спокойно прыгай вслед за ним".

XVII

Так проповедовал Владыка.

Сквозь слёз не видя ничего,

Без стона, оханья и крика

Прослушал Смеагорл его.

Он подал посох. Машинально

(Как люди говорят, печально)

Горлум на посох оперся

И в путь свой дальний собрался.

Прошёлся кругом по Мордору,

Вернулся снова, и никто

Не смел ему пенять на то:

Имели смертники в ту пору

Свои счастливые права;

О том нам говорит молва.

XVIII

Вы согласитесь, мой читатель,

Что очень мило поступил

Со Смеагорлом наш приятель;

Не в первый раз он тут являл

Души майарской совершенство,

Хоть Валинорское агентство

В нём не щадило ничего:

Враги его, друзья его

(Что, может быть, одно и то же)

Его честили так и сяк:

Мол, он дурак, подлец и Враг, —

И норовили дать по роже.

Уж эти мне Валары, блин!

Уж этот Эру мне, кретин!

XIX

А что? Да так. Я усыпляю

Пустые, чёрные мечты;

Я только в скобках замечаю,

Что нет презренной клеветы,

В Раздоле эльфами рождённой

И Светлой чернью ободрённой,

Что нет нелепицы такой,

Ни эпиграммы площадной,

Которой бы Валар с улыбкой,

В кругу эльдаров и людей,

Без всяких, вроде бы, затей

Не повторял стократ с ошибкой;

А впрочем, сам Илуватар

Не лучше всяческих Валар.

XX

Хо-хо! Читатель благородный,

Ты скажешь: это всё фигня?

Позволь, а может быть, угодно

Тебе услышать от меня,

Единый Эру что такое?

А он — созданье вот какое:

Его должны мы почитать,

Любить, душевно уважать

И, по обычаю народа,

Молиться в храме иногда,

И если повезёт, тогда

Он в остальное время года

На нас не будет наезжать

И земли в море погружать.

XXI

Зато вот Мелькор с Сауроном

Надёжней Эру и Валар:

Кто с ними, тот средь бурь и стонов

Обещанный получит дар.

Конечно так. Но вихри злые,

Но своенравие Стихии...

И Мелькор смылся на Восток,

А Саурон, как зверь, жесток.

К тому ж и армия Истари

Для эльфов, орков и людей

Несёт поток своих идей;

И Радагаст нам свет не дарит,

И Гэндальф нам несёт обман,

И злобно шутит Саруман.

XXII

Кого же чтить? Кому же верить?

Кто помогает нам один?

Кто все дела, все речи мерит

Услужливо на наш аршин?

Кто клеветы про нас не сеет?

Кто нас заботливо лелеет?

Кому порок наш не беда?

Кто не наскучит никогда?

Единой Истины искатель,

Трудов напрасных не губя,

Любите самого себя,

Достопочтенный мой читатель!

Предмет достойный: ничего

Любезней верно нет его.

XXIII

Что дальше было в Чёрном Зданье?

Увы, не трудно угадать!

Послав Горлума на заданье,

Гортхаур начал собирать

Своих назгулов и Балрогов

(А если рассуждать нам строго,

Девятку юных назгулей

И Балрога на склоне дней),

Чтоб обсудить, кого повесить,

Кого, напротив, наградить,

Как дальше быть, что дальше пить;

Один и Девять — будет десять,

Плюс Саурон, плюс орк Углук —

Получится двенадцать штук;

XXIV

Так повествуют фолианты;

А для счастливого числа

Наследница Унголианты

Шелоб ещё в совет вошла.

Качая важно головою,

Злодеи шепчут меж собою:

"Пора всех, на фиг, выносить,

Иначе больше нам не жить!.."

Пошли планировать сраженья;

Балрог Гэндальфа на себя

Берёт, опасности любя;

Углук же, в страхе пораженья,

Твердит, что орки всей толпой

Лишь с Боромиром примут бой.

XXV

Час от часу пленённый боле

Красами Йовин молодой,

Моргул — главназгул поневоле —

Не хочет ввязываться в бой.

Когда увидел он роханку

Неподалёку от Ортханка,

Решил затеять разговор.

Но Йовин шлёт его... в Мордор.

И что же? Любовью упоённый,

В смятенье нежного стыда,

Он только смеет иногда,

Кольцом немножко ободрённый,

Кружиться в небе под окном,

В её не залетая дом.

XXVI

Когда пытается в окошко

Он к милой Йовин залететь,

Роханка юная, как кошка,

Дубиной Моргула огреть

И вышвырнуть назад стремится,

И он летает, словно птица,

Когда, разгневавшись, она

Его швыряет из окна.

Но вновь назгулу одиноко,

И к Йовин лезет он в трубу;

Но, видя Моргула в гробу,

Хохочет девушка жестоко

И подливает вмиг бензин

В горящий под трубой камин.

XXVII

В Мордор приедет, и в Мордоре

Роханкой занят он своей,

И пишет он, себе на горе,

Поэмы и баллады ей;

И про Изгарные про горы,

Про Саурона, про Мелькора, —

Или дракона в облаках

Рисует красками слегка;

Добыв альбом воспоминаний,

Пониже подписей других

Он оставляет нежный стих,

Безмолвный памятник мечтанья,

Мгновенной думы долгий след,

Всё тот же после многих лет.

XXVIII

Конечно, вы не раз видали

Роханской девушки альбом,

Что все подружки измарали

С конца, с начала и кругом.

Сюда, назло правописанью,

Стихи без меры, по преданью

В знак дружбы верной внесены —

Обычай милой старины.

На первом листике встречаешь:

"A Elbereth Gilthoniel..." —

Под подписью: "Galadriel", -

А на последней прочитаешь:

"Моя тетрадь; пусть пишет в ней

Кто хочет (КРОМЕ НАЗГУЛЕЙ!!!)".

XXIX

Тут непременно вы найдёте

Два Древа, звёзды и цветки;

Тут, верно, клятвы вы прочтёте

В любви до гробовой доски;

Какой-нибудь пиит армейский

Тут подмахнул стишок злодейский.

В такой альбом, мои друзья,

Признаться, рад писать и я,

Уверен будучи душою,

Что всякий мой усердный вздор

Заслужит благосклонный взор,

И что потом с улыбкой злою

Не станет важно разбирать,

Остро иль нет я мог сказать.

XXX

Но вы, несущие обломы

Под свет назгуловских очей

Великолепные альбомы,

Мученье модных рифмачей,

Вы, освящённые проворно

Гондорским Древом чудотворным

Или мифрильным топором,

Пускай сожжёт вас Манвэ гром!

Когда блистательная дама

Мне свой in-quarto подаёт,

И дрожь, и злость меня берёт,

И шевелится эпиграмма

Во глубине души моей, —

Так нет, пиши сонеты ей!

XXXI

Но не сонеты Моргул пишет

В альбоме Йовин молодой;

Его перо приколом дышит,

А не любовью лишь одной;

Что ни заметит, ни услышит

О Йовин, он про то и пишет:

И, полны истиной живой,

Текут пародии рекой;

Порою назгул вдохновенный

В порывах сердца своего

Поёт, фиг знает, для кого,

И свод пародий драгоценный

Представит некогда для всех

Всю повесть назгульских утех.

XXXII

Но тише! Слышишь? Критик строгий

Повелевает сбросить нам

Пародии венок убогий

И нашей братье рифмачам

Кричит: "К Мелькору эту пакость!

Не надоело ли вам квакать,

Стебаться надо всем со злом?

Довольно, пойте о другом!" —

"Ты прав и, верно, нам укажешь

На яд, верёвку и стилет

И детектив на склоне лет

Писать, должно быть, нам прикажешь;

Не так ли, друг?" — "Ничуть. Куда!

Пишите оды, господа,

XXXIII

Как их писали в наши годы,

Как было встарь заведено..." —

"Одни торжественные оды!

И, полно, друг; не всё равно?

Подумай, так ли плох сатирик?

Коварный Эгладора лирик

Ужели для тебя сносней

Прикольных наших рифмачей?" —

"Но всё в пародии ничтожно;

Пустая цель её жалка;

Меж тем цель оды высока

И благородна..." Тут бы можно

Поспорить нам, но я молчу:

Эпохи ссорить не хочу.

XXXIV

Поклонник славы и свободы,

В волненье чувства своего,

Моргул писал бы, может, оды;

Но Йовин слала вновь его.

Случалось ли поэтам стёбным

Читать на пиршестве загробном

Свои творенья? Говорят,

В таких придурков полетят

Бутылки, яйца, помидоры, —

Что, мол, ты хоть за упокой

Свои пародии не пой,

Что, мол, иди-ка ты... к Мелькору.

Вот так и Йовин назгулю

Твердила на я вас люблю...

XXXV

Но я плоды моих мечтаний

И гармонических затей

Читаю старой обезьяне —

Подруге юности моей, —

Да после третьего стакана

Очередного таракана

Поймав нежданно на полу,

Душу трагедией в углу,

Или (но это кроме шуток),

Тоскою древнею томим,

Бродя над берегом пустым,

Пугаю стадо диких уток:

Вняв пенью сладкозвучных строф,

Они слетают с берегов.

XXXVI

Так что же Йовин? Кстати, братья!

Терпенья вашего прошу:

Её вседневные занятья

Я вам подробно опишу.

Роханка в виде неодетом

В седьмом часу вставала летом

И отправлялась налегке

К бегущей под горой реке;

Её она переплывала

Пятнадцать раз туда-сюда, —

Домой бежала лишь тогда;

Потом свой допинг допивала

И одевалась. Только вряд

Вы носите такой наряд:

XXXVII

Доспех стальной она носила,

Ушанку с кепкой заодно,

Носки, колготки из мифрила,

И чёрный пояс с кимоно,

И туфли. Сим убором чудным,

Безнравственным и безрассудным,

Она старалась показать,

Что на людей ей наплевать, —

А также на назгулов, урхов,

Драконов, Балрогов, орлов,

Троллей, тангаров и эльфов, —

И прочих тварей и придурков.

Своим обычаям она

Всю жизнь свою была верна.

XXXVIII

Прогулки, спарринги, удары;

Рукой разбиты кирпичи;

Ногой разбиты макивары;

О щит поломаны мечи;

Узде послушный конь ретивый;

Обед весьма неприхотливый;

Часа четыре ночью сна;

Уединенье, тишина:

Вот жизнь роханская святая;

И незаметно Йовин ей

Предалась, дивных летних дней

В ученьях ратных не считая,

Забыв и Рохан, и друзей,

И скуку праздничных затей.

XXXIX

Таких немного в Средиземье,

Такую грех не полюбить,

Увидеть раз её — везенье,

А раз увидев — не забыть.

Вот почему девицу эту

В кругу Мордорского Совета

Моргул печально вспоминал

И слишком долго размышлял,

Решив в конце прихлопнуть Мерри, —

Мол, этот маленький хоббит

И без него бы был убит,

Мол, Светлым в этом нет потери

И Йовин на него опять

Не за то не станет наезжать.

XL

Покой на западной границе

Недолго правит и царит:

Мелькнёт, подобно дивной птице,

И вновь надолго улетит.

Уж всё вокруг войной дышало,

Уж реже солнышко блистало,

Короче становился день,

Восток и Запад скрыла Тень:

Валары снова облажались;

Ложился на поля туман,

Драконов шумный караван

Летел на север; приближалась

Для всех весёлая пора;

Война стояла у двора.

XLI

Встаёт заря во мгле холодной;

В Морайе шум работ умолк;

С своей волчицею голодной

Выходит на дорогу волк;

Его почуя, конь роханский

Хрипит; лазутчик саруманский

Коня грызёт до самых ух

И тихо переводит дух;

Добычей делится с волчицей

И, отпуская в час ночной

Курумо донесенье-вой,

Бежит к Исене он напиться,

И воет вечный друг ночей

С волчицей верною своей.

XLII

И вот уже трещат доспехи

И серебрятся средь полей...

(Читатель рифмы ждёт успехи;

На, вот возьми её скорей!)

Светлее Светлого Совета

Блистает хирд, в мифрил одетый,

И орков радостный народ