Космический странник

Воодушевленное настроение от встречи с родителями было испорчено. Но дома всё быстро забылось в любовной страсти и радости покупки автомобиля. Если сначала у женщин была своя спальня, то теперь они чаше спали все вместе, втроем. После любви Света заговорила:

— Ты знаешь, Лена, Лёвушка, я призналась маме, что люблю тебя. Пришлось сказать, что дорогу сестре не перейду. Попросила не говорить отцу, но знаю, мама расскажет. И что теперь будет?

— И что теперь будет? — повторил Лев. — Да ничего не будет. Надо сознаться, что мы дружно живем все вместе. Множество супружеских пар имеют тайно на стороне любовников или любовниц. А вот открыто иметь — это почему-то аморально. Священники трахают мальчиков — это многим известно. Да ну эту философию в зад. Нам хорошо! А это значит — морально! — подвел итог Лев.

VIII

Весна, май, почки, листья, цветы... Просохло или впиталось в землю небольшое озерцо в лощине перед въездом на тракт, ведущий в город и райцентр. В Валентиновке появились полицейский автомобиль и Следственного комитета машина. Опрашивали всех жителей по поводу обнаружения автомобиля с трупами на отвороте в Валентиновку. Все, не сговариваясь, отвечали одинаково, что никто там даже близко не появлялся — зимой сугробы снега, а весной озеро, через которое не проехать. В принципе, эту информацию знали и полицейские, и следаки. Но для проформы опрос был необходим.

Капитан юстиции Разгулова опрашивала всех в доме Льва Фомичева.

— Вы, Лев, неплохой домик построили, большой и живете втроем. А вы, девочки, по-моему Ивлеевы?

— Я Фомичева, — недовольно ответила Елена, — а это моя сестра. Она ещё с осени к нам приехала.

— Ну да, в Сосновке все в курсе, что воспитательница в интернате соблазнила паренька из Валентиновки, заставив потом жениться, — решила уколоть хозяйку дома капитанша.

— Конечно, все знают, что ты бы сама хотела поиметь моего мужа, — отпарировала Елена, — осмотрела дом — проваливай.

— А ты особо-то нос не задирай, Елена, ещё увидимся, — отпарировала Разгулова.

— Это считать угрозой? — недовольно спросил Лев.

— Ну что вы, Лев, как можно... — ответила кокетливо капитанша и пошла на выход, словно по подиуму, виляя задницей.

— Вот сука! — бросила после Елена, — она на тебя запала, Лёва.

— Ну... это её проблемы, а проблемы у неё будут, — с ухмылкой ответил Лев.

Уже на следующий день в Валентиновке снова появилась полицейская машина. Доставила повестку Льву Фомичеву явится в Следственный комитет к Разгуловой. Тут делать нечего, пришлось на следующий день ехать.

— Лев...

— Лев Валентинович, — сразу поправил он следователя.

Она внешне не отреагировала.

— Лев Валентинович, я допрашиваю вас в качестве свидетеля по уголовному делу No... В машине были обнаружены три трупа, но мы с вами об этом уже говорили. Жарко...

Она сняла китель и расстегнула несколько пуговиц на форменной рубашке. Потянулась, словно выставляя на показ грудь третьего размера.

— Продолжим, Лев Валентинович, дело не только в криминальных трупах — в машине были обнаружены коктейли Молотова. Но до Валентиновки они не доехали по независящим от них причинам. И что им было нужно сжечь в Валентиновке? Естественно, ваш пельменный цех. Мы опросили других жителей района. Фигуранты опознаны, как скупщики мяса. Но теперь население продает мясо вам, Лев Валентинович. Это мотив расправиться с вами. Что скажете по этому поводу?

— Скажу, что вы поработали неплохо, Евгения Петровна. Теперь вы обвините меня в покупке мяса у населения? — спросил он.

Разгулова усмехнулась, потом улыбнулась.

— Необходимо было кое-что уточнить. Но разве нам не о чем поговорить?

Она вышла из-за стола и села на стул напротив, явно демонстрируя свои ножки. Кстати, красивые ножки.

— Я приглашаю вас, Лев Валентинович, к себе домой.

— Да, у вас славные ножки, Евгения Петровна, это отрицать неуместно. Но мне нравятся женщины с более полными ножками, и постарше. Я могу идти?

— Проваливай, — фыркнула следователь, застегивая пуговицы на рубашке. — Старухи ему нравятся, дают, видимо, лучше. Козел, — добавила она, когда Лев уже вышел из кабинета.

Этого красавчика Разгулова заметила ещё в школе, хотя учился он на два класса младше. Мальчика хотелось соблазнить невероятно. И теперь, обладая властью, решила всё равно поиметь его.

Отвергнутая женщина — это хуже атомной бомбы. И Лев Фомичев это понимал прекрасно. Но он живет в Валентиновке, а она в Сосновке. В Валентиновке Разгуловой делать нечего, а вот он в Сосновке бывает частенько. Значит, брать его будут в Сосновке. А за что? По доносу за изнасилование, за кражу, подкинут оружие или наркотики? Или ещё за что-то. И предложение будет одно — СИЗО или секс. Бред, но это Россия, здесь всё возможно. Особенно, ели баба озабоченная. Он прочитал её мысли — озабоченная хотела секса любым путем. Хочешь — получишь! Мысль мелькнула и стала обрастать содержимым.

Через пару дней все знакомые Разгуловой сотрудники Следственного комитета и полиции получили на телефон её снимки. Абсолютно голая фигурантка поставила одну ногу на кресло и одевает чулочки с ажурным ободком. На другом фото она лежит на диване в одних чулочках, призывно держа в руках по бокалу вина. Фото получили не только рядовые сотрудники, но и руководство. Фотографии отправлены с её номера и поэтому сомнения в подлинности не возникали.

Разгулову сразу же вызвал к себе начальник районного СК. Старый и пузатый полковник оглядел её масляно и заявил:

— Я договорюсь экспертизой, и фотки признают монтажными. Но ты, Женечка, в обеденное время станешь делать мне минет и иногда будешь вставать рачком.

Ошарашенная Разгулова смотрела на своего начальника с непониманием. Видела, как он смотрит на неё и чуть ли не пускает слюни. Она ещё не знала, про разосланные фотографии с её телефона.

— Ну иди сюда, моя девочка, иди, — стал приговаривать начальник, вставая с кресла и расстёгивая ширинку на брюках.

— Вы виагры объелись, товарищ полковник или таблетку дуралина проглотили, — возмутилась Разгулова, — спрячь свои тухлые яйца, хрен старый, — бросила она и, возмущенная, выскочила из кабинета.

Прошла в свой, пытаясь что-то соображать. Но дельные мысли в голову не приходили. Вскоре к ней зашел начальник помельче и замкнул дверь.

— Давай быстренько на столе, — заявил он, расстегивая свои брюки.

— Ты охренел что ли, майор?! — возмутилась Разгулова, — пошел вон из кабинета.

— Охренел?! — возмутился он, — а зачем тогда свои голые фотки мне на телефон сбросила? Не хочешь на столе — становись раком.

— Ты чё плетешь, какие фотки?

— Вот эти, — со злостью показал майор.

Увидев, Разгулова просто осела в кресло. Заявила обреченно:

— Это фотомонтаж, я ничего не отправляла...

В дверь забарабанили. Она повернула ключ и открыла. В кабинет буквально ворвался начальник отдела кадров со своим подчиненным.

— Замкнулись, уже трахаетесь вовсю. Удостоверение на стол, гражданка Разгулова, вы уволены в связи с отсутствием доверия. Удостоверение! — зло крикнул кадровик.

— Но это фотомонтаж, разобраться надо, — заявила Разгулова.

— Удостоверение! — закричал кадровик, — ты уволена, а не согласна — в суд подавай. Удостоверение...

Разгулова шла домой, ничего не понимая. Фотографии сделаны в её доме, вернее, смонтированы так. Но кому она перешла дорогу, кто и как отправил фото с её телефона, который находился всегда при ней? Этот вопрос так и останется для неё открытым. Фомичев не проявится, а хотелось бы, конечно. Но наживать себе врага, пусть пока бессильного, он не станет.

IХ

Лето...

Лето изумрудится в деревьях,

На березах, соснах, тополях,

На лучисто-солнечных сплетеньях,

Зависает жаром на полях.

Расстелилось светом над отчизной,

Под высоким небом голубым,

Тучкою брыкается капризной,

Дождиком балуется грибным.

Утро, напоенное росою,

Засверкает в капельках воды,

И природа радостной слезою

Заблестит от сказочной мечты.

Отклубится вечером закатом,

Отпылит дорогой на ветру,

Ночью освежится ароматом,

Бодростью вспорхнувши поутру.

Лето воплотилось жаждой жизни

В травах и кустарниках, лесах,

Муравьи, козявки, даже слизни

В собственных блуждают чудесах.

Лето — непременно царь природы

Среди прочих жизненных времен,

Теплотою веет от погоды,

Когда мир любовью озарен.

Лето... Любовью Лев Фомичев занимался сполна и обделен не был. Он смотрел на своих женщин, копошащихся в огороде. Обе деревенские и к крестьянскому труду приучены с детства. Две сестры с замечательными фигурками осматривали грядки, а потом поливали их из лейки теплой водой. Водопровода в Валентиновке, естественно, не было, а только колодец. Но Лев сварил металлический бак на три куба и закачивал в него студеную воду из колодца вечером. За ночь она нагревалась и более-менее теплой можно было поливать грядки.

Закончив полив, сестры уселись за летний стол на улице под навесом от солнца и дождя.

— Послушай, Лев, давно хотела спросить тебя: почему у нас на грядках нет сорняков? — поинтересовалась Елена.

Лев понял, что это не праздный вопрос для обеих сестер. Светлана тоже заинтересованно ждала ответа.

Он пожал плечами, потом ответил:

— Красавицы, что вы садили, например, вот на этой грядке?

— Лёва, ты не видишь что ли — там редиска растет. Разве об этом мы тебя спрашивали?

— А вот на той грядке, на той и вот на этой? — спрашивал Лев.

— Лёва, я тебя сейчас побью, — чувствуя какой-то подвох, незлобно возмутилась Елена.

— Правильно, — словно подвел итог Лев, — там вот растет морковь, а там чеснок, а здесь свекла. И всё это вы, красавицы, посадили собственноручно. А кто из вас садил сорняки, почему они должны расти на наших грядках, если вы их не садили? — с улыбкой вместо ответа спросил Лев.

От такого ответа женщины сначала обалдели, а потом рассмеялись.

— И всё-таки, Лёва, почему в огороде не растут сорняки? — теперь уже спрашивала Светлана, — на картошке ведь их тоже нет.

— Нет, это правда, — согласился Лев, — ещё в прошлом году в ночь на Ивана Купалу я пригласил на совещание разных клиентов: одуванчика, осота огородного, пырея ползучего, вьюнка, мокрицу и других представителей вида сорняков. Мы договорились, что я их не выдергиваю из земли и не мешаю расти. Но за это они должны прорастать в другом месте, не на моём огороде. Ударили по рукам, подписали договор и всё на этом. Теперь понятно, красавицы?

Тишина во дворе Фомичевых висела минут пять, а потом разразилась хохотом. Смеялись все, а женщины приговаривали: "Договор он подписал, сказочник народный, — смеялись женщины, — но не народный, а наш, — подвели они итог". Больше о сорняках не спрашивали.

Вскоре услышали шум подъехавшей машины, все вышли на улицу, увидев Ивлеева.

— Папа, ты почему один приехал, без мамы? — спросила Светлана.

— Может быть, вначале в дом пройдем, чаю выпьем? — предложил как-то грустно отец.

— Конечно, Степан Федорович, конечно, проходите, мы все рады вас видеть, — ответил Лев.

— Папа, ты голодный, кушать будешь? — спросила Елена.

— Нет, доча, чаю выпью с удовольствием. Но лучше на веранде, а то злющие комары уже проснулись от спячки.

Сестры оторопели — комаров у них во дворе тоже не было, но они это как-то не замечали даже. Но быстро пришли в себя и молча метнулись в дом. Притащили электрический самовар, запарник, разного варенья.

— Папа у нас комары еще, видимо, не проснулись, лето только началось ещё. А на улице всё-таки свежее утром.

Сестры налили всем чай. Степан Федорович отпил глоток, заговорил:

— Аня заболела, сейчас лежит в больнице на обследовании. Врачи говорят, что рак молочной железы и необходима операция. Но надо три миллиона рублей. Я хотел вначале машину продать, но без тебя, Лев, не решился. Всё-таки ты её купил...

— Ясно, Степан Федорович, деньги не проблема. Но вот что надо сделать: ты поезжай сейчас в Сосновку и заяви врачам, что отвезешь жену в город. Там есть хорошие знакомые хирурги-онкологи. Забирай Анну Ивановну и вези сюда. Поживете у нас недельку и рак у неё в груди рассосется. Никакого рака не будет, словно его и не было никогда.

— Но как Лёва, ты же не врач, что ты будешь делать? — ошарашенно возразил Ивлеев.

На сестер словно нашло прозрение. Они вспомнили автомобиль, который ездил, как сани и плавал, как лодка. Причем ездил на воде, а не на бензине. Вспомнили сорняки в огороде и комаров с мошкарой. Затараторили в голос:

— Папа, вези маму сюда и не сомневайся. Лев не врач, но он вылечит маму без вопросов. Вези и не сомневайся, нам-то ты можешь поверить? — со слезами на глазах уговаривали дочери.

— Но как?

— Да какая разница как! — в сердцах бросила Елена, — считай, что Лев волшебник и нашу маму вылечит без вопросов. Мы со Светой это точно знаем. Вези, папа, и не сомневайся. В больнице всё сделай, как Лев сказал, что увезешь маму в город, чтобы вопросов не было.

Отец оторопело смотрел на дочерей...

— Папа, ну чего ты ждешь, езжай, — уже настойчиво просила Светлана, — какая тебе разница: волшебник-не волшебник? У простых людей машины на воде не ездят.

Последнее, видимо, свою роль сыграло и Ивлеев уехал. Чтобы разрядить обстановку, Лев попросил:

— Девочки мои, красавицы, давайте попьем чайку с шербетом.

— Чайку с шербетом, — повторила Елена, — чайку-то мы попьем, а вот шербета у нас нет, — со вздохом и в задумчивости ответила она.

— Нет, так будет, — ответил Лев и типа взмахнул легонько кистью руки.

На столе появилась ваза с шербетом. Шоколадные брикет-батончики с орехами так и просились в рот. Сестры округлили глаза. Никто никуда не ходил и ничего не приносил, но хрустальная ваза со шербетом на столе появилась.

— Так как насчет чайку? — спросил Лев.

Елена молча налила три чашки чая, взяла батончик и откусила.

— Вкусно, — произнесла она как-то индифферентно, — так значит, мы всё это время жили с настоящим волшебником, а в школе нас учили, что волшебники существуют только в сказках.

— Так давайте жить в сказке, — предложил Лев. — Но говорить об этом никому не будем.

Ивлеевы вернулись только к вечеру. Пока врачи сделали выписку из истории болезни, пока то да сё, а время шло. Но всё закончилось благополучно. Родителей поместили в спальню, которая ранее предназначалось Светлане.

Утром отец отозвал Светлану в сторонку и спросил?

— Вы спите в одной спальне... Лев тебя изнасиловал и заставил спать потом? Я съезжу за ружьем и пристрелю его, как собаку, — возмущался он.

— Нет, папа, успокойся, никто меня не насиловал. Я люблю Лёвушку и отдалась ему сама. Лена знала о моих чувствах ещё со школы, а в Сосновке предложила мне жить втроем. Потому я и уехала к своему Лёвушке, ничего вам не сказав. И мы все счастливы. Просто не обращай на это внимания, папа, и всё.

— Но это же не по-христиански, доча...

— По-христиански, по-мусульмански... это всё философия. А мы с сестрой и Львом счастливы, — повторила она. — Вот так вот.