10. Пряный кофе

"Решающий момент", — подсказало мне чутьё — или опыт, полученный за два года содержания кофейни.

— Этого не произойдёт, — ответила я твёрдо и спокойно. — Вы правы, дядя Клэр. Я отношусь к мистеру Маноле не как к прислуге. Он много путешествовал, знает несколько языков, умеет располагать к себе людей. Его советы разумны, он ненавязчив, — тут я немного покривила душой, но исключительно ради дела. — Так же я могла бы относиться к исследователю неизведанных земель в дальней Колони или к профессору из Алмании, вынужденному по стечению обстоятельств взяться за неподобающую ему работу. Разница в том, что Лайзо Маноле хорош собой и молод, а потому мой интерес может быть понят превратно... Не только вами, дядя Клэр, но и им самим, и я осознаю это. Но мистер Маноле никогда не перейдёт черту. Как и я.

Клэр Черри вдохнул и подался ко мне, широко распахивая глаза. В зрачках его я видела своё отражение, и оно мне не нравилось — маленькое, искажённое, тёмное.

— Значит, маркиза вы вмешивать в это дело не желаете?

— Как и вы, полагаю, — ответила я уверенно. — Он терпит вас только потому, что уверен в вашей преданности семье. Однако планы подыскать мне подходящего жениха ему совсем не нравятся. Настолько не нравятся, что в этом году, после вечера по случаю дня моего рождения, маркиз предложил мне взять на воспитание Кеннета и Чарльза Андервуд-Черри, а содержание, назначенное моей матерью, леди Эверсан-Валтер, отменить.

— Туше, — приподнял Клэр ладони и улыбнулся. — Согласен, несвоевременное вмешательство может дорого стоить не только вам, но и мне. Но я переживу разлуку с Кеном и Чарли, потому что буду знать, что они получат лучшее образование и воспитание... А как вы перенесёте потерю своей ставки?

Отец говорил, что иногда нужно отступить, чтобы получить преимущество. И я потупила взор, вздохнула, а затем спросила покорно:

— Чего вы хотите, дядя Клэр?

— Сначала — понаблюдать, — удовлетворённо откликнулся он, возвращаясь к прежней жеманной манере. Буду сопровождать вас, дорогая моя племянница, в поездках в кофейню и обратно. И в других, если это будет возможно. Я не хочу, чтобы вы оставались с этим человеком наедине.

— Что ж, я не возражаю, — согласилась я, пока он не выдвинул других требований, и быстро спросила: — К слову, о поездках... почему вы прибыли в Бромли раньше? Я ожидала вас в субботу.

Тут смазливое лицо Клэра обрело такое детски невинное выражение, что стало ясно — случилось что-то ужасное.

— Ничего особенного. Просто Чарли, возможно, пытались похитить, а я не знаю места безопаснее, чем ваш дом.

В моей голове за одну секунду промелькнул десяток версий — месть "деток", Финола Дилейни, недобитые сектанты, родственники "Душителя", сторонники Рольфа Чендлера, обычные грабители, шантажисты, мошенники, сумасшедшие, отвергнутые посетители кофейни... Я резко поднялась, цепляясь пальцами за спинку кресла.

— Что именно произошло?

— В итоге — ничего страшного, по счастью, — с улыбкой ответил дядя Клэр, глядя на меня снизу вверх. Его густые светлые локоны едва доставали до плеч и казались мягче ванильного крема, но я знала, что на ощупь они жёсткие, точно конский волос. — Вчера посреди ночи меня разбудило странное ощущение. Как будто я вдохнул табачного дыма — неприятно, надо сказать... Но в спальне, разумеется, никакого дыма не было. И тут послышался скрежет, словно кто-то пытается открыть щеколду на двери, весьма тугую, к слову. Я подозвал Джула, и мы вместе спустились вниз. Очень вовремя, надо сказать — Чарли уже был в саду. Босиком — немыслимо! Мне показалось, что у ворот, за решёткой, стояла какая-то женщина в светлом платье. Только лицо у неё было в тени. Я окликнул её, и она ушла. Потом Чарли рассказал, что женщина позвала его из спальни... Возможно, он выдумал всё, ведь его брат ничего не видел и не слышал. Но, кто знает, вдруг это действительно было похищение? Джул ту женщину тоже не увидел. Впрочем, у нас вдоль ограды такие густые заросли можжевельника и рябины, что за ними трудно что-либо разглядеть. Не берите в голову, дорогая племянница, всё это наверняка нелепое совпадение, не более того.

Клэр рассказывал — и я представляла, более живо, чем хотела бы. Ночь, жёлтая луна за пеленой облаков, старый дом Черри в глухом пригороде, заброшенный сад — яблони вперемешку с горькой рябиной, густые заросли можжевельника вдоль ограды... И там, за переплетением ветвей — женский силуэт. Светлое платье — и тёмный провал вместо лица.

И мальчик в саду — босой, сонный, беспомощный...

Все споры с Клэром показались мне эгоистичными и глупыми.

— А что было дальше?

— Дальше? Ничего особенного, — пожал он плечами. — Я уложил мальчиков спать, послал Джула искать кэб, разбудил горничную и вместе с ней начал собирать вещи. Прислуге ведь ничего нельзя доверить, — капризно добавил он. — Но и совсем без неё обойтись нельзя. Прискорбно.

Только когда он прижал пальцы к губам и отвернулся, щурясь, точно попытался подавить зевок, я осознала:

"А ведь, скорее всего, дядя так и не ложился спать с тех пор".

И пусть не сочувствие к нему, но нечто похожее шевельнулось в моей душе.

— Что ж, ничего особенного — значит, ничего особенного, — согласилась я, подыгрывая Клэру. — Мне надо отдать ещё несколько распоряжений насчёт ланча и вашей комнаты. Во избежание недоразумений с прислугой... не могли бы вы побыть пока здесь, в гостиной? Всего полтора часа, не больше.

Он посмотрел на меня с лёгким подозрением во взгляде.

— А как же мальчики?

— О, они пока побудут с гувернанткой. С миссис Мариани. Она романка. У неё прекрасные рекомендации, к слову, даже маркиз Рокпорт её одобрил, — бросила я словно бы невзначай и отступила к двери.

— Одобрил... — рассеянно повторил дядя Клэр, обводя взглядом гостиную. Камин, книжные полки, глубокие мягкие кресла...— Одобрил, значит... — Взор его остановился на шерстяном пледе, перекинутом через спинку. — Что ж, пусть мальчики развлекутся. А я пока... почитаю, — с едва заметной запинкой произнёс он.

Я улыбнулась:

— Приятного чтения. Здесь неплохой выбор литературы.

В коридоре я растерялась, замерла на полминуты, решая, куда пойти сначала — в кабинет, к Паоле Мариани, к Лайзо... А потом — напоследок — заглянула в гостиную, беззвучно приоткрыв дверь.

Клэр Черри спал, закинув одну ногу на ручку кресла и крепко обняв свёрнутый плед. Маленький, смертельно усталый человек в бледно-синем костюме...

Он терялся в Голубой гостиной, как неоткрытое письмо в стопке таких же писем.

Времени у меня, однако, было уже не так много.

Оставив Клэра отдыхать в гостиной, я вернулась в холл, а затем прошла в крыло для прислуги. Сейчас оно пустовало — садовник с подмастерьями заблаговременно скрылся в пристройке, Магда утешала Юджинию в моём собственном кабинете, а приходящих горничных кухарка увела вниз. Так что ничто не могло помешать встрече с Лайзо... кроме его собственного безрассудства.

Но на сей раз он, к счастью, в точности выполнил приказ и действительно вернулся в свою комнату.

Признаться, я ожидала, что там будет холоднее — по крайней мере, прежде слуги частенько жаловались на ледяную сырость зимой, даже предпоследний водитель-альбиец, горький пьяница. Однако по сравнению с коридором в крошечной каморке оказалось не просто тепло, а жарко. У окна стоял небольшой треножник, и в медной чаше потрескивали багровые угли; кажется, к ним были примешаны благовония, потому что застарелый запах мокрого дерева, затхлой ткани и пыли без следа растворился в незнакомом сладковато-щиплющем аромате, слегка напоминающем лаванду.

Сам Лайзо, босой, в одной рубашке и брюках, дожидался меня, сидя на колченогом стуле, и нисколько не удивился, когда я постучалась.

Он тотчас поднялся:

— Мне поздравлять вас с победой или сочувствовать поражению?

— Виселица вам пока не грозит, если вы об этом, — резко ответила я и тут же усовестилась: — Простите. Не лучшая тема для шуток.

— Ну, шутки — это не беда. Беда, коли не до шуток, — протянул Лайзо и добавил уже нормальным голосом: — Виржиния, у меня такое чувство, что вы сейчас себе пальцы сломаете. Эта кукла вам угрожала?

— Кукла? — на мгновение растерялась я, с недоверием глядя на собственные пальцы, так крепко сцепленные в замок, что костяшки были белее снега. — Ах, да. Дядя Клэр. Нет, он не угрожал, всего лишь проявлял беспокойство. Его манеры могут ввести посторонних наблюдателей в заблуждение, однако в большинстве случаев он действительно желает мне и моим домочадцам исключительно добра.

— Разумеется. Был один такой в Писании, который всем добра желал, — расслабленно покивал Лайзо, и вдруг оказался близко ко мне — слишком, невыносимо близко. А я почему-то вместо того, чтобы отшатнуться, на мгновение сама склонилась к нему.

И рассердилась на себя.

— Не вам говорить о Писании, мистер Маноле, — сухо заметила я и отступила на шаг к порогу. — Однако вынуждена согласиться. Представления дяди Клэра о добре... несколько отличаются от моих. В частности, он полагает, что я слишком мягко обхожусь с прислугой, а потому горничные, дворецкие и даже некоторые водители начинают манипулировать мною, — неловко пошутила я. — А молоденьким служанкам вроде Юджинии я, по его мнению, разрушаю жизнь, поскольку приучаю их к самостоятельности. А горничная в нашем обществе отнюдь не самостоятельна... — У меня вырвался вздох.

Лайзо пожал плечами.

— Это ещё поглядеть надо, какая горничная и какая хозяйка. Помню, в доме у одного дельца, что с Бхаратом торговал, прислуживала до того бойкая девица, что без её одобрения даже в дом никого не приглашали, неугодных на пороге держали. Правда, кончилось всё тем, что она от хозяина понесла, а хозяйка этого не стерпела... да и подсыпала ей мышьяку в суп, — добавил он, сощурившись. — И как вы его терпите-то, дядюшку своего? По мне, он как подгорелое молоко. Проку нет, а вони на весь дом.

— Грубо, Лайзо, — заметила я, а потом указала рукой на кровать: — Присядьте, история долгая... — и осеклась, сообразив, что жест выглядел двусмысленно, особенно учитывая то, как Лайзо был одет. Но гипси молча послушался, никак не отметив мою оплошность. Я также почла за лучшее принять вид сосредоточенный и деловой, как в кофейне, на переговорах с поставщиками дешёвых товаров вроде зелени, и сама присела на колченогий стул. — Возможно, вы уже слышали о том, что брак моих родителей называли мезальянсом... — начала я и вновь замолчала; отчего-то говорить было тяжело.

Лайзо покачал головой:

— Нет, никогда. Слуги о вашей семье доброе говорят, горожане только леди Милдред и знают, а про сына её помалкивают. Среди бромлинских зазнаек с родословной я никогда подолгу не жил, а в провинции другие темы для куртуазных бесед.

Эти "куртуазные беседы" настолько выбивались из общего ряда просторечий, что я невольно улыбнулась. Иногда мне казалось, что щитом искусственной неотёсанности Лайзо прикрывался точно так же, как я — холодностью и этикетом. И, как любой талантливый актёр, постепенно срастался со своей маской.

"И с каких пор меня это огорчает?" — пронеслась в голове пугающая мысль, и я поспешила вернуться к рассказу:

— Что ж, неудивительно. Зато в столице брак блистательного наследника Эверсанов и Валтеров и девицы с весьма сомнительной родословной в своё время прогремел, как пушечный выстрел во время воскресной проповеди. Особенно если учесть, что на момент, когда Иден Эверсан делал предложение, моя мать уже была помолвлена с альбийским виконтом на тридцать два года старше её самой... Ей тогда едва исполнилось шестнадцать, а брак с виконтом устроил именно Клэр Черри.

— Выдать юную красавицу за мешок с деньгами — старая как мир сделка, — задумчиво пробарабанил Лайзо пальцами по колену. — Но тогда странно, что этого Черри потом вообще пускали на порог. Тоже мне, любящий братец...

— Подождите осуждать его, — улыбнулась я. — Клэр Черри всего лишь пытался исправить грандиозную ошибку своих родителей. Точнее, отца, Томаса Черри. Сам себя мой дед именовал "сэром Томасом Черри" и утверждал, что у него есть титул баронета. На самом же деле Черри были в лучшем случае потомками какого-нибудь захудалого рыцаря, не имевшего особых заслуг. Однако смириться с этим знанием Томас Черри не смог и спустил всё состояние, накопленное предками, на то, чтобы заполучить титул. И заполучил его — как и фальшивую родословную. На исполнение мечты мой дед положил не только семейные сбережения, но и здоровье своих детей и жены. От переживаний и постоянного недоедания Мэри Черри начала слепнуть и полностью лишилась зрения, когда старшему ребёнку только-только исполнилось одиннадцать. Одна из дочерей, Руфь, страдала хромотой — левая ступня у неё была словно высушенная. Самая младшая девочка, Ноэми, уже тогда мучилась от мигреней и часто падала в обморок. Единственным относительно здоровым ребёнком был Клэр. Во многом именно потому, что ещё с детских лет он пытался обеспечивать семью вместо полубезумного отца и большую часть времени проводил вне дома. Правда, ростом Клэр не вышел, как и его сёстры, зато был, как говорят, невероятно красив.

Я остановилась, чтобы перевести дыхание — из-за жары и запаха благовоний подолгу говорить было тяжело, в горле пересыхало. А снаружи, за маленьким окошком, висела непроглядная белая хмарь — то ли туман, то ли снег с дождём, то ли дым из бабушкиной трубки.

— Красив? Верю, — хмыкнул Лайзо, отводя взгляд. Из-за причудливого освещения тень от длинных ресниц казалась слишком чёрной и резко очерченной, будто прорисованной. — То, что в детстве премиленьким кажется, в зрелости только отвращение и вызывает. А бывает и наоборот — в детстве угловатый, чёрный, как воронёнок, а подрастёт — и стать появится, и взгляд хищный. И самое редкое — когда и в детстве, и в юности, и в зрелости любоваться — не налюбоваться, — заключил он, искоса взглянув на меня.

— Дядя Клэр — из первых, — со вздохом согласилась я. — Хотя и сейчас он не то чтобы отталкивающе выглядит... Скорее, странно. Вы сказали, что он похож на куклу — и я, пожалуй, соглашусь. Знаете, такие куклы были в моде во времена детства леди Милдред — белые, фарфоровые, в кружевных детских костюмчиках и жуткими глазами, как у злых стариков... Впрочем, я отвлеклась. Так вот, Клэр Черри в свои шестнадцать был более чем хорош собой, очень умён, изысканно вежлив. Не знаю, как судьба свела его с Элизабет Фицпатрик, богатой женщиной двадцати девяти лет, однако закончилось это свадьбой. Через год Элизабет родила дочь и вскоре умерла. Её младший брат Роджер Фицпатрик был адвокатом. Он с лёгкостью завладел состоянием покойной сестры. Клэр пытался бороться, но безуспешно — знакомства и связи и тогда, и сейчас решают слишком многое, а какие связи у наследника фальшивого баронета? Словом, когда Клэру исполнилось восемнадцать, он вынужден был содержать не только слепую мать и безнадёжно помутившегося рассудком отца, но и двух младших сестёр, семнадцати и пятнадцати лет, и ещё ухаживать за младенцем.

Тут Лайзо не выдержал и присвистнул: