| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Сезон сражений приходился на период между сбором зерна и севом. Сельское хозяйство Италии включало в себя сезонные тяжелые работы — вспашку, сев и дойку скота, а также ускоренный сбор урожая и длительные периоды относительного отдыха. Под знаком Марса римляне нападали на поселения, грабили, наживались на обездоленных и поджигали их. Война в этот период не была типичной и, конечно, не зависела от исхода сражений. Они оставили после себя печальное зрелище разбросанных дымящихся руин, безлюдных, пропитанных серой полей и пустых магистралей. Они уничтожали свою цель до тех пор, пока от нее не осталось всего движимого имущества, превратив ее в зловещую пустошь, заваленную каменистым мусором.
Решающий бой
Формальное сражение, вероятно, было необычным событием для римской армии, существовавшей до формирования фаланги, просто потому, что в то время это было не в характере игры. Тем не менее, когда они все-таки происходили, полномасштабное, заранее спланированное сражение было ужасающим. Заставить две армии сблизиться и начать этот водоворот, возможно, было нелегко. Как бы ни развивалась атака, те, кто находился в первых рядах, опустили бы свои копья, спрятались за щитами и помолились своим богам.
Войны — это сумма сражений, а сражения — это подсчет убийств и смертей отдельных людей, и хотя каждый человек утешает себя верой в то, что смерть может прийти к следующему человеку, а не к нему, конкретные реалии в конечном счете решают, вернутся ли солдаты домой в безопасности или их оставят на поле боя умирать, добычей для птиц-падальщиков. Во-первых, Марс часто сражается слишком бессистемно, чтобы отдать каждому должное. С другой стороны, хотя один военный лидер может нести моральную и юридическую ответственность за развязывание войны, фактические боевые действия — победы и поражения — ведутся сотнями и тысячами неизвестных солдат, лишенных идентичности. История редко бывает щедра на внимание к незначительным личностям, однако Толстой в своей великолепной книге "Война и мир" учит, среди прочего, что сражения ведутся Пьерами, а не Наполеонами. Более того, проигравшие в войне не просто разочарованы — они ранены, обнищали, порабощены, изнасилованы, осиротели, овдовели или просто убиты.
Между тем, на самом поле битвы существует один неоспоримый и нежелательный факт, что смерть, великий уравнитель, может прийти в любой момент. Теперь перед римским воином стоял только выбор: сражаться или бежать, как спасение от тьмы окончательного разрушения. Можно предположить, что в этот момент разумный мужчина, не желая растрачивать понапрасну свое мужское достоинство, бросился бежать, потому что, когда наступит этот критический момент, его ноги задрожат и ослабеют, сердце забьется быстрее, и он повернется и побежит. Возможно, это рациональная трусость, но язык войны — это язык крови и плоти.
Ливий почти ничего не сообщает о характере командования или тактике во время описываемых им сражений. Мы слышим о командирах, которые подбадривают своих людей, о столкновениях армий и случайных возгласах поддержки. Но многое зависит от грубой силы, мужества и случая. Мы будем считать, что вождь клана был таковым, потому что во время войны он сражался с заметной храбростью, превосходно демонстрируя тот героический идеал, который заключается в том, чтобы выступать впереди всех остальных и намеренно вступать в рукопашную схватку посреди поля битвы с вражеским вождем, бросая вызов, сражаясь и побеждая на виду у всех. как друзей, так и врагов. Мы не должны думать, что он спокойно сидит на холме — или верхом на лошади — и рассудительно наблюдает за ходом боевых действий из безопасного места за линией фронта, следит за развитием событий и рассылает краткие сообщения своим подчиненным. Соперничество, особенно в бою, и особенно в его кульминации, давало ему возможность приобрести или укрепить престиж и легендарный статус, необходимые ему для укрепления и удержания своего выдающегося положения в сильно расслоенной социальной структуре его собственного сплоченного клана. По словам Ливия, "в те дни для лидера было делом чести вступить в единоборство" (2.6.9). Итак, в эпоху, когда интеллектуальные достижения ценились невысоко, лидерство, как правило, было физическим, сильным и жестоким.
Вторая форма боя — это общее сражение на поле боя, в которое вовлекаются простые члены клана. Мы предполагаем, что тактических тонкостей было немного, и вместо этого представляем себе не что иное, как растянувшуюся потасовку людей, когда каждая сторона старательно наносила удары друг по другу, пока истощение или численный перевес не нарушали равновесие. В этой отчаянной, наполненной адреналином схватке, состоящей из рубящих и колющих ударов, выживание в бою зависело не только от быстрого перемещения щита, чтобы блокировать внезапные удары с неожиданных направлений, но и, в значительной степени, от атлетических уклонений и маневров, позволяющих избежать потенциально смертельных ударов. Щиты были расходным материалом. Предназначенные для отражения или поглощения ударов, они часто повреждались или уничтожались в бою. Для рядового члена клана было не так уж много ценных наград, когда сотни его товарищей лежали мертвыми на поле боя.
Детальное изучение останков мужского скелета из некрополя Альфедена позволило сделать вывод, что характер большинства черепных ранений (крупных — от клинков и мелких — от пуль) и их тяжесть свидетельствуют о том, что они были получены в результате боевых действий. Характер травм этих несчастных индивидуумов указывает на то, что удары по голове наносились со всех сторон, и предполагается, что эти чрезвычайно жестокие повреждения, вероятно, были нанесены воинами из враждующих самнитских общин, совершавшими набеги на поселения жертв (Paine et al., 2007).
Воины — это не солдаты. Оба они убийцы, и оба могут быть храбрыми, но дисциплинированные солдаты ценят группу больше, чем героического воина-одиночку. Таким образом, они могут действовать сообща, как единое целое. Война кланов, с ее древними традициями родства, привела к конфронтации и дуэлям, отличавшимся пылом и яростью. По этой причине появление фаланги в греческом стиле, с ее вооруженными копейщиками, сражающимися плечом к плечу в дисциплинированном строю, изменило саму природу боя: индивидуальные подвиги были заменены коллективными действиями. Таким образом, в Риме архаичный клановый воин превратился в дисциплинированного гражданина-солдата.
Возможно, сейчас самое время вспомнить старые добрые традиции того, как сражалась фаланга. Именно клипеус обеспечивал жизнеспособность жесткого построения фаланги. Половина щита выступала за левую сторону того, кто его держал. Если противник слева подходил ближе, он был защищен перекрытием щита, которое, таким образом, защищало его незащищенную сторону. Поэтому гоплиты стояли плечом к плечу, сомкнув щиты. Однако, как только это построение нарушалось, преимущество щита терялось. Как пишет греческий Плутарх, писавший спустя полтора столетия после Ливия (Моралия 220А12), доспехи гоплита могут быть предназначены для защиты отдельного человека, но его щит защищал всю фалангу.
Фаланга сама по себе была глубоким строем, обычно состоявшим (по крайней мере, в греческом мире) из гоплитов, располагавших по восемь-двенадцать щитов в глубину. Распространенная гипотеза состоит в том, что первые две шеренги римской фаланги состояли из граждан I класса, третья и четвертая шеренги — из граждан II класса, пятая и шестая шеренги — из граждан III класса и седьмая и восьмая шеренги — из граждан IV класса). В этой плотной массе только две передние шеренги могли использовать свои копья в ближнем бою, а люди в третьей шеренге и дальше сзади усиливали атаку, продвигаясь вперед. Вероятно, этого удалось добиться, толкнув человека впереди своим щитом. Фукидид (4.43.3, 96.4) и Ксенофонт ("Эллиника" 4.3.19, 6.4.14), греческие авторы, имевшие непосредственный опыт сражений гоплитов, часто упоминают о рукопашной схватке гоплитов.
Таким образом, в войне гоплитов тактикой была фаланга. Когда одна фаланга выстраивалась лицом к лицу с другой, а в данном случае мы предполагаем столкновение между этрусками и римлянами, решающее сражение обычно происходило на ровной местности с видимыми друг другу фронтами, длина которых составляла не более километра или около того, а часто и всего несколько сотен метров друг от друга. Обычно две противоборствующие фаланги просто направлялись прямо друг на друга, последние несколько метров переходили на бег, с грохотом сталкивались, а затем, опьяненные ужасом и ослепленные пылью, наносили удары и толкотню, пока одна из сторон не треснет. Таким образом, проблема была решена в результате единственного ужасающего лобового столкновения средь бела дня в открытом поле, фаланга против фаланги.
Потрясение противоборствующих фаланг было бы огромным; несколько греческих авторов, знакомых с этим необычным стилем боя, упоминают о столкновении противоборствующих фаланг (например, "Тиртайос", фр. 19.18, "Семь Эсхилов против Фив", 100, 103, 106, "Просители Еврипида", 699). Две противостоящие линии смертоносных копий пересекались (и часто ломались), и передовые ряды немедленно натыкались на оружие друг друга под непреодолимым давлением сзади. Можно понять, почему большая часть передних рядов каждой фаланги пала при первом же ударе, "Когда колени утопают в кровавой пыли, а копья дрожат при первом же ударе" (Эсхилос Агамемнон, 66-7, Веллакотт). Однако их товарищи шагали вперед — или их толкали сзади — через их мертвые и умирающие тела, чтобы продолжить борьбу, "выставляя щит против щита, они толкались, сражались, убивали и были убиты сами" (Ксенофонт Эллинский, 4.3.19).
Следует уделить немного внимания личному аспекту сражения. Сама по себе рукопашная схватка была ужасающей, два передних ряда противоборствующих фаланг пытались вонзить свои копья, наконечники которых оставались острыми благодаря постоянной заточке, поверх щитов в незащищенные части тела противника, а именно в горло или пах, которые не были защищены. Более того, эти части человеческого тела являются областями мягких тканей, которым могут быть нанесены серьезные и, в конечном счете, смертельные повреждения. В то же время, поскольку возможностей для чего-либо другого практически нет, ряды отстающих будут расширяться. Как можно себе представить, если человек упал, независимо от того, ранен он или нет, он вряд ли когда-нибудь встанет снова. Эта короткая, но жестокая схватка закончилась, когда одна из сторон практически рухнула. Победители не преследовали их, и те из побежденных, кто был в состоянии, бежали с красного поля битвы. Это не было, как раньше, сражением с дюжиной выдающихся воинов, обожествленных героев. Это была скромная и смертоносная война, в которой участвовали тысячи солдат, имена которых мы никогда не узнаем.
Полибий (12.25г. до н.э.) однажды написал, что человеку, не имевшему опыта участия в военных действиях, почти невозможно писать о войне. То же самое, безусловно, можно сказать о тактической составляющей войны, о сражении. Именно на поле боя безымянный солдат становится свидетелем величайшего насилия на войне. Для него это крайне нестабильная физическая и эмоциональная среда: мир скуки и замешательства, триумфа и ужаса, гнева и тоски, мужества и трусости. Это хаотичный мир, с которым большинство из нас, к счастью, незнакомо.
ОТ БОЕВОГО ОТРЯДА К ФАЛАНГЕ [Elite-172]
Римская концепция организованной армии сформировалась во время так называемых "сервиевых" реформ, которые ввели перепись граждан и воинские повинности, классифицированные по возрасту и богатству. Несмотря на то, что теперь это была "вооруженная нация", эта увеличенная сила по-прежнему состояла из граждан-фермеров, которые могли позволить себе провести всего несколько летних недель в предвыборной кампании, прежде чем им нужно было возвращаться на свои поля. В результате конфликты были кратковременными и обычно разрешались одним лобовым столкновением противоборствующих сил. Здесь мы представляем себе такую битву между (слева) военным отрядом италийского народа и (справа) римской армией в фалангообразном строю, изображенную таким образом, чтобы подчеркнуть разницу между старыми и новыми методами ведения войны. Предводитель военного отряда (It L) изображен в бронзовой упряжи "виллановского" типа, обнаруженной в результате археологических находок по всей центральной Италии. То же самое относится и к одному из немногих богатых воинов в его окружении, что контрастирует с представлением о гораздо более многочисленном простом клане (It W). У воинов нет сформированного порядка, а лидеры их кланов и семей играют исключительно вдохновляющую роль в битве. Военное снаряжение римского военачальника (RL) и граждан "первого класса" в первых двух рядах фаланги (R1) свидетельствует о сильном греко-этрусском влиянии этого периода, хотя еще можно было увидеть нагрудные и спинные пластины, характерные для ранних италийских воинов. Граждане II и III классов (R2 и R3), составляющие третью-четвертую и пятую-шестую шеренги фаланги, носят меньшее количество доспехов и более старые стили, и защищены в основном большим щитком; мужчины IV класса в задних рядах (R4) не имеют шлемов или брони.
ФОРТИФИКАЦИЯ [Fortress-071]
Первые оборонительные сооружения
Легенда гласит, что Рем был убит, когда в насмешку перепрыгнул через укрепления, которые Ромул возводил на Палатинском холме. В то время как Рем хотел строить на Авентине, Ромул предпочитал Палатин, и на этом холме были найдены следы оборонительных сооружений, относящихся примерно к тому периоду. Что касается первых оборонительных сооружений города в целом, то говорили, что они были возведены во времена господства этрусков.
Традиционно последними тремя царями Рима были этруски, и именно второй из них, Сервий Туллий (579-534 гг. до н.э.), как считали более поздние римляне, построил массивную каменную стену вокруг своего города. Историк Ливий (1.36.1, 44.3), писавший при Августе, сообщает, что этот проект был задуман Тарквинием Приском, но в конечном итоге осуществлен его зятем и преемником. Ливий, как и другие авторы раннего принципата, полагал, что стену Сервия Туллия можно отождествить с каменной оградой, которую все еще можно было увидеть в его дни, окружавшей Капитолий, Палатин, Целиан, Квиринал, Виминал, Авентин и часть Эсквилина. К концу I века до н. э. эта стена уже давно не использовалась, казалась очень древней и, таким образом, могла быть идентифицирована с единственными ранними оборонительными сооружениями города, упоминаемыми в исторической традиции. Но Ливий и его коллеги-историки ошибались.
Самые ранние берегоукрепительные сооружения Рима, которые, возможно, датируются примерно 540 годом до н.э., не образовывали полного кольца вокруг города, а лишь защищали районы, уязвимые для нападений или рейдерских захватов. Массивный земляной вал, связанный с ранним рвом, по-видимому, был возведен не ранее 480 года до н.э. и, вероятно, не позднее 450 года до н.э. (Тодд 1978: 14). Именно в этот период Рим, наряду с другими латинскими городами, вел серию мелких и безрезультатных войн с соседними горцами — экви, вольсками и герничами, которые угрожали захватить Лаций. Только в конце пятого века до нашей эры самое грозное из этих воинственных горных племен, вольски, было вытеснено с небольшой, но богатой прибрежной равнины.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
