"Пропавшая "Октавия"

— Да, — сказал Гейб.

— Входите. — Он попятился, и мы последовали за ним в роскошно обставленную гостиную, в которой доминировал темный кожаный диван, состоящий из трех частей. Красивая молодая женщина сидела на одном из двух одинаковых стульев. Он сел на другой и освободил диван для нас. — Вы родственники?

— Она была моей клиенткой, — сказал Гейб. — Мне нужно поговорить с ней о проекте, над которым мы работали.

— Понимаю. Могу я узнать о характере проекта?

Гейб что-то сказал о мерах по улучшению финансирования местных школ. Наш собеседник ответил снисходительной улыбкой. — Она жила через дорогу, но переехала четыре или пять лет назад. Он посмотрел на женщину. — Ты не знаешь, где она, Ари?

— Нет, — ответила Ари. — Она все еще где-то поблизости, или, по крайней мере, была. Но я понятия не имею, где она на самом деле живет. — Черные волосы Ари были коротко подстрижены. У нее были классические черты лица.

Мы по очереди представились ей. Затем Гейб подхватил тему: — Ребята, вы случайно не знаете, вышла ли она замуж? Может быть, сменила фамилию?

Они передали вопрос своей ИИ.

— Нет, мистер Бенедикт, — ответила она. — Извините, но в моем присутствии об этом никогда не упоминалось. Я не знаю, была ли она когда-нибудь замужем.

Гейб встал. — Ладно. Спасибо. Может, у кого-нибудь из других соседей что-нибудь найдется. — Мы направились к двери.

— Подождите, — сказала Ари. — У меня идея получше. У Энджелы была довольно близкая подруга, с которой вы могли бы поговорить.

Мы остановились как вкопанные. — Кто это?

— Эстер Хорн. У нее кондитерская через дорогу от школы Берроуза.

— Это та, что на окраине города? — спросила я. По пути мы пролетали мимо какой-то школы.

— Да. Кондитерская находится прямо напротив главного входа. Ее несколько раз пытались закрыть. Люди беспокоятся, что детям дают слишком много сахара. Но она все еще там.

• • •

Были выходные, поэтому школа была закрыта. Но пекарня работала. Мы приземлились на соседнем поле и через пару минут уже с интересом рассматривали круассаны с вишнями от Эстер Хорн. Это была высокая блондинка, которая умудрялась выглядеть искренне счастливой, увидев нас. Глубина ее глаз цвета корицы свидетельствовала о серьезном уровне интеллекта и, если нужно, упорства. Было легко представить, как она противостоит школьным властям, которые пытались ее закрыть. — Конечно, — сказала она, — я помню Энджелу. Она часто сюда заходила.

В магазине были представлены огромные пирожные с орехами, кексы с оливковым маслом, лимонные, банановые и персиковые кексы, хлеб с цуккини, клубничный корж, яблочный и вишневый пироги, шоколадный торт и различные виды печенья. Неудивительно, что школьная администрация была обеспокоена.

— Вы можете помочь нам найти ее? — спросил Гейб.

— Она далеко отсюда. Что происходит? Вы, ребята, продавцы?

— Нет. — Гейб задумался о том, что он хотел ей сказать. — Возможно, у нас есть для нее хорошие новости.

— В самом деле? Что ж, рада это слышать. — Мы сказали, что хотели бы булочек. Она положила их в пакет и протянула мне. Гейб оплатил заказ.

— Вы знаете, где она живет? — спросил он.

— О, да. Но вам потребуется некоторое время, чтобы добраться туда.

— У нас сложилось впечатление, что она была в этом районе.

— О, нет. Нет. Она живет на западном побережье.

— Действительно?

— Это так.

— Не могли бы вы дать нам адрес?

— Не люблю разглашать личную информацию. Можете рассказать мне конкретно, почему хотите связаться с ней?

— Она была моей клиенткой. Я потерял с ней связь много лет назад. Я ей кое-что должен.

Ее глаза потемнели. — Как насчет того, чтобы я передала ей ваше имя и код, и она смогла бы с вами связаться?

— Хорошо. — Гейб дал ей информацию. — Скажите ей, что это важно. Она поймет, о чем речь. — Он полез в пакет, достал одну из булочек и откусил кусочек. — Это вкусно, — сказал он.

— С булочками с корицей вы точно не ошибетесь, мистер Бенедикт.

— Эстер, сколько времени прошло с тех пор, как вы виделись в последний раз?

— Пару лет назад. Я не думаю, что она была здесь после своей свадьбы. — Она смотрела мимо нас, ее мысли были где-то далеко. — Я скучаю по ней.

— Вы знали ее брата? — спросила я.

— Рика? Да, я знала его. — Она колебалась. — Одно время мы были довольно близки. Я была в ужасе от того, что случилось с ним на той космической станции. Ужасно. Он был порядочным парнем. — Она глубоко вздохнула. — Полагаю, вы знаете об этом. — Гейб кивнул, но ничего не сказал. — Раньше он часто сюда заходил. — Она улыбнулась, взглянув на пакет. — Он любил булочки с корицей. Я давно ничего не слышала. Так и не выяснили, что произошло?

— Насколько я знаю, нет, — ответил Гейб.

— Ну, если еще не выяснили, то, думаю, этого и не случится. — Она попыталась улыбнуться еще раз, надеясь заверить нас, что все в порядке. — Он часто уезжал. Проводил время в путешествиях там. — Она подняла глаза к потолку. — Периодически приходил домой. Более или менее. Как он объяснил мне, его целью было вести праздный образ жизни. Однако никогда не задерживался надолго. Не думаю, что он оставался дома дольше, чем на несколько месяцев, прежде чем снова улетал.

— Для чего? — спросил Гейб.

— Он был пилотом. Межзвездным. — Зашел покупатель и купил шоколадный торт. Мы отошли в сторону, пока он не ушел. Затем Эстер продолжила свой рассказ: — Кстати, я должна упомянуть, что он увлекался альпинизмом. Однажды он был там, когда на них обрушился оползень. Несколько девушек-полицейских оказались на пути этого обвала. Рик вбежал в самую гущу событий и помог им выбраться. Я думаю, он спас четверых из них. Заставил их спрятаться где-то, пока опасность не миновала. Им повезло, что он был там. Вот таким он был. Всегда ставил других людей на первое место.

— Спасибо, Эстер, — поблагодарил Гейб. В дверях появился еще один посетитель.

— В городе ему поставили памятник.

— Похоже, он был неплохим парнем, — сказала я.

— Он был таким.

— А где памятник? — спросил Гейб.

— Просто выйдите через парадную дверь и поверните налево. Это на южной стороне. В Брэнсон-парке. В центре парка. Вы не пропустите его. — Она прикусила губу и на мгновение прикрыла глаза.

— Вы в порядке, Эстер? — спросила я.

— Да, — сказала она. — Я в порядке.

— Еще один вопрос: вы знаете фамилию Энджелы по мужу?

— Монтгомери.

• • •

Мы забрались в скиммер и взлетели. — Гейб, — сказал я, — вы действительно хотите пойти посмотреть на памятник?

— Да.

— Почему?

— Вряд ли смогу назвать вам хоть какую-то разумную причину.

— Назовите мне ту, по которой этого не стоит делать.

— Мы пытаемся выяснить, не привез ли этот парень с собой важный артефакт из дальнего космоса и не забыл ли кому-нибудь рассказать о нем. Чем больше мы узнаем о нем, тем легче будет это выяснить. — Я согласилась и повернула на юг. Там было несколько парков. Я позвонила в город и спросила, как добраться до Брэнсон-парка. — Сразу налево от вас. Он прямо перед зданием из деревянных панелей и пластика с колоннами. Видите его?

— Вижу. Спасибо вам.

Здание с колоннами было зданием суда. Мы спустились на парковку и остановились возле статуи женщины. На ней было выгравировано имя Мадлен Брэнсон.

— Я должна была догадаться, — сказала я.

— Вы ее знаете? — спросил Гейб.

Она была поэтессой. Из прошлого века. — Да, — сказала я. — Я и не подозревала, что она из этих мест.

Мадлен стояла с планшетом в одной руке, глядя в небо, а другой рукой прикрывая глаза. — Да, — сказал Гейб. — Кажется, я помню, как читал ее работы, когда учился в колледже.

— Она писала о том, как жить настоящим моментом. Ничего не принимать на веру. Думаю, мы все это поняли, когда вы пропали.

Табличка с фамилией Рика Хардинга указывала на центр парка, где группа деревьев окружала фонтан. Мы прошли по выложенной галькой дорожке мимо нескольких скамеек. В стороне с полдюжины ребятишек перекидывались мячом. Большинство скамеек были заняты. Люди читали и разговаривали. Двое ребят постарше уснули. Женщина сидела, держа на руках младенца. И еще в разгаре была пара партий в шахматы.

Мы миновали деревья. Фонтан бил ровной струей в воздух. Она с тихим журчанием падала в круглый бассейн. Там было несколько свободных деревянных сидений.

Журчание воды, дети с мячом и редкие порывы ветра, шевелящие листья, каким-то образом подчеркивали общую тишину этого места. Казалось, Гейб был полностью поглощен происходящим. Этот момент поразительно напоминал тот день на Орфее, когда он раскопал тысячелетнюю статую любимого Барлуса Окотто. В том же году мы вошли в храм на Ликее, построенный в четвертом тысячелетии. В обоих случаях Гейб затихал при нашем приближении. Он как будто мог вернуться в те давно минувшие годы и представить, какой была жизнь в тех древних местах. Я вспомнила, как однажды он попытался объяснить самому себе, что нужно жить внутри этого опыта, а не просто пытаться решить проблему.

И, наконец, мы подошли к статуе Хардинга. На нем была форма капитана, и он смотрел вверх, поверх деревьев. Скульптору удалось передать ощущение проницательного взгляда, устремленного в бесконечность. На основании фонтана была вырезана надпись:

Ричард К. Хардинг

1386-1424

Мир уже никогда не будет прежним

Позже мы узнали, что мемориал финансировался в основном за счет пожертвований родителей девушек-полицейских, чьи жизни спас Хардинг.

IV.

Жизнь — это романтическое занятие. Это значит рисовать картину, а не подводить итоги, но вы должны привнести в нее романтику. И тогда возникнет вопрос, сколько в вас огня.

— Оливер Уэнделл Холмс II, Письмо Освальду Райану, 5 июня 1911 г. н.э.

Как только мы вернулись в скиммер, то начали поиски Энджелы Монтгомери, сестры Рика Хардинга. Но ничего не нашли. Мы поднялись в воздух и полетели домой, несмотря на яркое солнце и теплую погоду, надеясь получить весточку от Анджелы. Но динамик молчал. — Знаете, — сказал Гейб, — мы не проверяли, есть ли у Рика Хардинга аватар.

— Звучит как хорошая идея.

Оказалось, что было больше сотни людей с таким именем и фамилией. Мы смогли избавиться от излишков, добавив в поисковую строку "Октавия". Гейб спросил, заинтересована ли я в участии в беседах. — Конечно, — ответила я. Он без колебаний привлек меня к расследованию, что заметно изменило его манеру поведения. В те дни, когда была его помощницей, я выполняла не более чем обязанности секретаря. Отвечала на входящие звонки, занималась оформлением документов и возила его, куда он хотел, будь то университетский музей или то, что осталось от колониального мира Лизерия. Но не делала ничего серьезного. Ему бы и в голову не пришло просить меня помочь с тактическими или стратегическими вопросами, как он делал сейчас. И я понимала, что с тех пор для него прошло не так уж много времени. Так что это не было эволюционным изменением. Он отошел от того человека, которым был раньше. Или, может быть, дело было в том, что я прошла значительное расстояние за эти годы, и он это заметил.

Мы установили соединение, и через несколько мгновений на экране панели управления появился аватар Хардинга. Он одарил меня очаровательной улыбкой и более или менее кивнул Гейбу. — Привет, — сказал он. — Меня зовут Рик Хардинг, но я подозреваю, что вы это знаете. Чем могу вам помочь?

Большинство людей приукрашивают своих аватаров. Они, как правило, выше, чем на оригиналах, с более гладкими чертами лица, яркими улыбками и намеком на более высокий интеллект в целом. Однако этот человек был очень похож на парня на фотографиях в интернете. Если уж на то пошло, как и статуя в парке. За исключением того, что на нем были аквамариновый кардиган на пуговицах с V-образным вырезом спереди и джинсы цвета хаки, а не форма, которой большинство межзвездных пилотов украшали свои аватары.

Он сидел в роскошном двухместном кресле цвета индиго, положив ноги на круглый пуфик.

Мы еще раз повторили вводную часть, а затем я передала его Гейбу, в то время как аватар показал глазами, что ему интересно. Гейб уловил сообщение и не смог скрыть своего удивления. — Рик, — сказал он, — после пропажи "Октавии" в вашем доме был найден необычный предмет, похожий на серебряный трофей. На нем надпись на незнакомом языке. В конце концов, его нашла ваша сестра Энджела. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Да, припоминаю что-то в этом роде.

— Откуда он взялся?

— Интересно.

— Что интересно?

— Вы второй человек, который спрашивает меня об этом сегодня.

— Правда? Кто был тот, другой?

— Алекс Бенедикт.

— Ладно. Я должен был догадаться. Итак, откуда взялся этот трофей?

— Я не уверен. По моим сведениям, он из отеля Оушенсайд в Элизиуме. Это был, что называется, "единственный в своем роде", уникальный подарок от отеля гостю. Это должен быть объект, который всегда напоминает о хороших временах.

— Расскажите нам об Элизиуме.

— Это одно из главных туристических мест в системе Коллио. Дорога долгая, но там приятное место. Отель Оушенсайд расположен в красивом районе. Из окон открывается вид не только на океан, но и на гигантское кольцо и огромную луну. Это в нескольких днях пути от Чиппевы, где мы базировались.

— С кем вы базировались?

— Орион Экспресс.

— Значит, вы были пилотом туристической компании?

— Да, это так.

— Откуда вы родом, Рик?

— Из Деллаконды. Моя семья переехала на Окраину, когда я был ребенком.

— И с тех пор живете здесь?

— За исключением тех шести лет, которые я провел на Чиппеве.

— Язык на трофее: вы знаете, откуда он взялся?

— Он чисто вымышленный.

— Он придуман?

— Да. Насколько я знаю.

— С какой стати им это делать?

— Это было частью игры, в которую они играли. Они выбирали "жителя месяца", и если вы выигрывали, то получали награду на этом языке. Награды были разных форматов, обычно это были памятные таблички и кубки, но также были фотографии победителей в рамках, обычно стоящих на пляже и смотрящих на море. Или на полу. Выгравированные данные всегда были написаны на искусственном языке, который они называли урбанистическим. Победитель также получил сертификат, подтверждающий его победу. Сертификат, разумеется, был стандартным. С предполагаемым переводом того, что было выгравировано на самой награде.

Гейб прочистил горло. — Вы можете сказать нам, что означает эта надпись? Та, что на серебряном кубке?

— Да. В нем указано мое имя и дата награждения, говорится, что Оушенсайд признал меня очень талантливым человеком, и что язык — вымышленный.

— Там написано, что язык — вымышленный?

— Да.

— Рик, где сейчас этот сертификат? — спросила я.

— Не знаю. По-моему, он лежал у меня в ящике стола, когда я уезжал на миссию в "Октавию".

— Вы не знаете, были ли формулировки одинаковыми? Например, будет ли "очень талантливый" одинаково смотреться на всех наградах?

— Я не могу этого знать.