Сон 10-2

Да, правильно. Старое, нет, старинное: командир идёт первым. Хотя им сказали, что чисто, но... тем более.

Фот-Хпа — боевой пилот высшего уровня, командир второго скэйкела — в одном нижнем белье со связанными за спиной руками сидел на земле среди других лётчиков и старался из уже последних сил не показать этим... низкородным тварям, болотной слизи в армейской форме и местным... тсугвам храйным, нет им другого названия — своё отчаяние. Нет, он — военный, он — согайн, и потому готов к смерти во имя и во славу... Но не к такой! Военный гибнет в бою, лётчик — в небе, а на земле связанным, пленным... позор и ему, и всей его семье. И невольно позавидуешь Со-Инн-Рию: смерть в болоте мучительна, но не позорна. Позорна казнь за неповиновение, ещё позорней плен. И ты не можешь даже оправдаться тем, что враг оказался сильнее, опытнее, лучше вооружён... Потому что боя не было. Было...

Преодолевая боль в затылке, по которому и пришёлся основной удар, он восстанавливал события ночи и утра. Зачем? А чтобы знать, кому и что он будет говорить, когда спросят.

... Ночью... да, он был один. Многим приспичило и захотелось, и на его долю могла достаться только одна из поселковых баб, а его с души воротит от этих неповоротливых грязных туш. А всех девчонок-полукровок до совсем малявок разобрали. Хотя тоже то удовольствие: ревут, ничего не умеют, даже пытаются сопротивляться, а он не любитель сначала бить, потому что потом после всего, даже сунув ей кусок хлеба, думаешь о себе, как о.... Ладно, это, возможно, и к лучшему. Потому что вон лежит, специально брошенный на виду изувеченный труп... даже не опознать... А перед самым подъёмом проснулся от птичьих криков, чего-то эти скрипуны раскричались шумнее обычного, будто прямо на крыше сидят, а ведь никто ни одной не видел, только слышали, весна, что ли, и на них действует. Вышел... не на птиц, конечно, поглазеть, тем более, что крикуны сразу заткнулись и затаились, а небо проверить, как и положено лётчику, ибо метеослужба метеослужбой, а свой глаз зорче. И успел заметить, что часовой у штаба стоит, как-то нелепо привалившись к стене и свесив голову. Заснул?! Шагнул, чтобы вразумить обнаглевшего — спать на посту! — рядового... и получил такой удар по затылку, что очнулся, уже сидя связанным рядом с остальными. А тот часовой был, оказывается, уже мёртв. Как и многие другие, вон лежат, с вывернутыми карманами или полураздетые... Но как?! Как это могло...?!

Эти вопросы — как такое могло случиться, кто и что упустил — мучили и начальника службы безопасности аэродрома, сидящего в собственном кабинете перед собственным столом на стуле, но со связанными сзади за спинкой стула руками и в нижнем белье. Как вытащили из постели, так и... нет, такого унижения он не заслужил. Эти лохматые вонючие дикари, противная чужая речь, нет, полузвериное рычание и чавканье... И эта дикарка, шлюшка малолетняя, кинувшаяся на шею к дикарю с криком: "Тятенька!". И тут же удар кулаком в лицо, он только и успел заметить, что второй дикарь в армейской форме ургоров, и потерял сознание. И очнулся уже здесь. И раз не убили сразу, то у него есть шанс. На что? На побег, на контратаку, да хоть на авианалёт... но возможно только последнее. Если... если дежурный радист успел послать сигнал... или даже ничего не успел, то молчание должно запустить проверку... на телефонную связь рассчитывать глупо.

Обойдя все точки и рубежи, Гаор всё-таки пошёл в штаб. Что-то там Ласт явно намудрил. Ведь уже давно согайны должны были поднять тревогу, послать хотя бы самолёт-разведчик, а тихо. Только грохочет вдалеке, и там уж точно не до них. Вон как перекатывается, то чуть дальше, то чуть ближе. И по времени пора бы уже и прибыть... обещанному не подкреплению, а смене. Ага, а вон и посыльный бежит-торопится. И почти сразу из-за деревьев на дорогу вылетел, рыча мотором, мотоцикл. Гаор сразу узнал его: и звук мотора и седока — даже шлем тот же вместо армейской каски — и выругался в голос. Вот уж кто ему здесь и сейчас не нужен. И свой тихушник на заднем сиденье. И целая колонна уже видно, как выворачивает.

Гаор лёгким, скорее поощряющим подзатыльником отодвинул за себя и в сторону посланца, коротко свистнул, оповещая всех своих, и бодрой уставной рысцой побежал сдавать рапорт.

Соскочив с мотоцикла, Венн вежливо отступил чуть в сторону, показывая, что рапорт должен принять Эрлинг как непосредственный командир, и с интересом оглядел открывшуюся картину разорённого, но вполне пригодного к использованию, несмотря на покрытые водой взлётные полосы, полевого аэродрома. Однако Рыжий и в самом деле... ещё не мастер, но уже и вполне.

— Я в штаб, — негромко и не командно, а партнёрски бросил Венн Эрлингу.

Эрлинг кивнул и, дослушал рапорт, отдал необходимые распоряжения подошедшим командирам трофейщиков и законников, а "свои" и так всё знают, работаем по стандарту номер... и так далее.

Полковник Ведомства Юстиции выразительно посмотрел на окровавленный обезображенный труп, над которым уже кружились крупные чёрные мухи.

— Насильник. Садист и педофил, — спокойно ответил Гаор на непрозвучавший вопрос.

— Самосуд?

— Позор насилия смывается кровью насильника, — ответил Гаор старинной формулировкой.

Эрлинг и Венн, остановившись в трёх шагах от них, с интересом наблюдали, не вмешиваясь.

— Лейтенант, — распорядился полковник, — опросите потерпевших — и после паузы в три мина жёстко уточнил: — Всех, включая свидетелей.

Лейтенант щёлкнул каблуками и огляделся. Фотограф уже бродил, мимоходом клацая затвором фотоаппарата. Набирал "мелочёвку", высматривая заранее места и ракурсы. Журналист уже беседовал с двумя рослыми оборванцами, да, в ошейниках. И лейтенант пошёл к ним, чтобы развернуть беседу в дознание.

Венн уже был у дверей штаба, и Эрлинг, приказав Гаору собирать и строить свою команду, сдав пленных, трофеи и прочее тем, кому и положено заниматься дальнейшим, поспешил вдогонку.

В штабе тишина и благолепие. Ни распахнутых дверей, ни мусора, неизбежно остающегося после штурма на полу, ни следов от пуль и крови на полу и стенах... Похоже, что штурма и не было. Тихо вошли и взяли под контроль... М-да, наводит на мысли... всякие и интересные.

И Венн, и Эрлинг сразу, не сговариваясь, ринулись в рубку: оба думали одинаково и боялись одного и того же.

Бронированная, вернее, усиленная и обитая металлическими листами, толстая дверь была приоткрыта на щель и оттуда слышались тихие, но не просто спокойные, а весёлые голоса. Говорили сразу на двух языках: ургорском и согайнском. Венн и Эрлинг переглянулись и, приготовив оружие, плавно открыли дверь, сразу отступив каждый в свою сторону, чтобы не оказаться под выстрелом. Но выстрела не было. В радиорубке успокоительно горели, а не тревожно мигали все положенные лампочки, а за столом играли в карты. Странная колода, вернее, собранная из двух — ургорской и согайнской, странные и, похоже, тоже смешанные правила. Играли трое: согайн в звании сержанта-специалиста и два ургора: аттестованный рядовой вспомогательных войск и подрядовой тех же войск. На звук — Эрлинг позволил себе чуть-чуть кашлянуть — все трое одновременно обернулись, сбросили на стол карты и вскочили навытяжку.

Ласт доложил об отсутствии сопротивления штабных, добровольном сотрудничестве радиста и, что до следующего сигнала безопасности осталось полпериода, а сразу после него по распорядку должен быть доклад местного безопасника.

— А он где? — доброжелательно спросил Венн.

— В своём кабинете, майор, — ответил Ласт и добавил: — Обезврежен.

Венн на миг обернулся и кивнул незаметно подошедшему к ним и молча слушавшему разговор лейтенанту из своей команды.

— Уже прибыли? Отлично. Приступайте по обстоятельствам, — подрядовому, отметив про себя отсутствие у того клейма на лбу и ошейника: — Свободен, — и Ласту: — Проводи.

Эрлингу хоть и хотелось поглядеть на местного... коллегу, но тут явно полное и безраздельное поле Венна, а ему надо закончить с ротой Рыжего и отправить её дальше по плану вдогонку полку. И с трофейщиками, "законниками" и журналистами разобраться. И местный... контингент передать "экономистам" и "учётчикам", те тоже должны вот-вот подъехать. Хотя нет, это уже компетенция комендатуры, а она — забота Венна. Вряд ли он этот нюанс упустил.

Суеты на аэродроме прибавлялось с каждой долей. "Трофейщики" разбирались со своим разнообразным и раскиданным по полю и вокруг имуществом. "Тихушники" сгоняли, пересчитывали и наскоро сортировали пленных. Ещё одна незаметно подъехавшая команда в камуфляже без петлиц, но с офицерскими погонами — ну, понятно — всюду и во всё лезла, то и дело сцепляясь с "трофейщиками" и "тихушниками", "законники" опрашивали поселковых, а тут ещё и журналист с фотографом, которых проведи, покажи и поясни. "Собирай своих", — приказано. А их всё время и все, кто выше по званию, дёргают. Дескать, раз "вспомогательные" — так помогайте. И с поселковыми надо ещё кое-что уладить, и... Огонь видит, что в бою легче, чем после боя разгребать... навоёванное.

Беготня, хлопоты, разговоры, уговоры и договоры внезапно закончились, вернее, прервались приказом тихушника идти в столовую для лётчиков и написать отчёт, представление на награждение отличившихся и список помогавших поселковых.

— На всех, майор?

— И подробнее, — возник рядом и тут же исчез Венн.

Подавив вздох, Гаор гаркнул положенное, посмотрел на свой почти собранный строй, разрешил разойтись и побежал в столовую для лётчиков.

Там оказалось тесно и многолюдно. Потому что у всех свои бумаги, отчёты, донесения и предписания, а штаб, как догадался Гаор, оккупировали тихушники, что вполне понятно и даже логично. И все здесь в офицерских званиях, так что для него никто не подвинется. Но вот в дальнем углу... фотограф копошится со своей аппаратурой, а рядом с ним... свободный стул! На прорыв!

Он прорвался! Плюхнулся на стул, пристроил на колене планшет и чистый лист и приступил к выполнению приказа о написании подробного — аггелов вам в глотки, будто это такая уж срочность — донесения-отчёта с подробным списком и так далее.

Войдя в столовую для лётчиков, Мэтр нашёл взглядом своего фотографа и нахмурился. Оставленный для него стул был занят... лохмачом в армейской форме. Надо же... и пишет уверенно, явно, не вчера научился... хотя... да, сержант, наверняка, обращённый... Ладно, не будем шуметь и привлекать внимания, а лучше послушаем: в таком бардаке можно услышать то, что тебе не предназначалось, а потому вдвойне интересное. А такого здесь оказалось немало. И весьма. Одно присутствие среди лохмачей отпрыска королевского рода и не какого-нибудь, а Акхарайнов, чего стоит. Как попал под клеймо — понятно, а вот как сумел выжить среди лохмачей, по-новомодному шагъяров, да, неплохо придумано, да, это интересно, ведь изменение названия, хм, объекта, меняет отношение к объекту, но не сам объект. А "объекты" здесь... интересные. И писать о них надо очень осторожно. По многим причинам. Конечно, с учётом открывшихся тебе, даже помимо твоего желания, военных тайн. А вот, к примеру, способы спасения детей управляющих. Ведь тоже... тайна. И рассказывать об этом... скажем так, пока рано. И всё-таки... аггел в Тарктаре, ну видел же он этого... сержанта, вот так же пишущим на колене... сержанта... да, правильно, но тогда... погоны были другие и... и голова была выбрита... по-ургорски... да, тогда парень был ургором... а теперь... кем он считает себя? Шагъяром? А тот? Красавец, явный Акхарайн? Он невольно остановился, разглядывая его и местного оборванца, тоже с клеймом и в ошейнике, с короткой редкой щетиной на нижней челюсти. Его взгляд заметили, и красавец, издевательски щёлкнув себя по заклёпке ошейника, сказал:

— Воля отца священна.

И второй коротко хрипло рассмеялся и кивнул.

Он заставил себя улыбнуться им и уйти. Пока они не сказали ему... то, за что надо бить и даже убивать. А этого теперь нельзя. А будет... А что будет, когда в эти посёлки приедут новые управляющие и уже им придётся возвращать эту, если честно, биомассу в рабочее состояние? А тех, кто сейчас в армейской форме и приравнены... их вернут владельцам? Он невольно поёжился, на миг представив невозможное: сданные в патриотический долг из родового замка, такие же лохмачи, выжили и возвращаются... научившиеся убивать. Да, Акхарайнам придётся непросто, очень и весьма, этот... клеймёный готов ко многому. Хотя... достаточно вспомнить старые истины: "Сколько рабов, столько врагов" и "Нет злейшего кровного врага, чем кровный родич". И этот лохматый сержант тоже ведь из какой-то семьи.

Гаор писал, всё время ощущая на себе чей-то внимательный и не слишком доброжелательный взгляд. Неприятно, но терпимо, да и... он под приказом, и если что-то кому-то, то пусть с его командованием объясняются. Дописав, он, не перечитывая, убрал лист в сумку и вскочил, оказавшись практически лицом к лицу с незаметно подошедшим штатским. Короткие, но очень внимательные взгляды. Узнали? Да. И опознали, вспомнив и ту встречу на прифронтовой дороге, и тогдашнюю, случайную, в клубе Союза Журналистов. И тут же одновременно сделали вид, что ничего не было. Старший сержант Гаор Юрд, тогда отставной ветеран, а сейчас старшина особой вспомогательной роты, бодрой уставной рысцой покинул помещение, а Лардорг Таррон, и тогда, и сейчас — Мэтр, неофициальный глава Союза Журналистов, сел к столу и занялся своими записями.

"Своего" тихушника Гаор нашёл в здании штаба. И, к сожалению, в доверительной беседе с Венном. Вот уж при ком сдавать рапорт и отчёт не хотелось, но... Его выслушали без вопросов и замечаний, высказали одобрение, на что он ответил столь же бездумной формулой, и — наконец-то — отправили собирать свою роту и догонять полк, а то там уже окапываются.

Когда за старшиной особой вспомогательной роты закрылась дверь, Венн ещё раз перечитал его отчёт и вернул лист Эрлингу.

— Как думаешь, он понимает, что он сделал? — искренне спросил Венн.

— В рамках своей компетенции, — так же искренне ответил Эрлинг, пряча отчёт в свою папку.

— А большего и не надо, — рассмеялся Венн. — Ни ему, ни нам. Ты их поторопи немного. И там нужны, и чтоб здесь не пересеклись... с лишним.

— Лишние знания губительны, — с улыбкой ответил старинным изречением Эрлинг.

И уже выходя, почти выбегая из штаба закончил: "И для носителя, и для сказавшего, и для слышавшего".

* * *

Ургайя

575 год

Весна

8 декада

Тыл без фронта беззащитен, фронт без тыла обречён. Дюжинами дюжин нитей они связаны между собой и малейшее шевеление на одном конце любой нити немедленно отзовётся на её другом конце и заденет находящиеся рядом. Эти шевеления и дрожания многими не замечались и тем более не осмысливались, а просто незамысловато ощущались.

Аргат

Общевойсковое училище

Младший лейтенант Ринрра сама себя старательно уверяла, что ей нет никакого дела до Королевской Долины и вообще... и совсем... Спасибо Огню, ей там работать не пришлось, и потому она к её постыдным опасным тайнам ничем и никак. Ей и Амрокса вполне хватило, когда она декаду за декадой пыталась найти работу, а её никуда не брали. И запись о работе в Амроксе — поистине "злая", "волчья отметина". Но — спасибо Огню — у неё есть семья. Старшие, уже замужние сёстры-бастарды, не бросили её, собрали свой совет, на котором и нашли путь через брата-бастарда мужа средней сестры на его друга — преподавателя математики в Общевойсковом Училище. И... и она прошла собеседование с отцом-командиром, согласившись на все условия. А куда ей было деваться? Других вариантов с записью в карте о работе в Амроксе у неё не было. И она нисколько, ни на соточку не жалеет о своём согласии! Хотя, конечно, легко и просто не было. Достаточно вспомнить её первое лето...