Жаклин вздрогнула всем телом. Роберт успел выиграть предварительные выборы — и его убили в тот же день. Наглая девчонка намекнула, что-де убийц залили отравой арабы и вроде как можно больше не опасаться “старых денег”, людей с лощеной от редкого использования совестью. Но риск никогда не исчезнет. Ведь Жаклин сама ехала в той машине по ноябрьскому Далласу. Она видела пули, всаженные в манекены. Тогда убийц удалось обмануть, и, кажется, толстый хитрый Хрущев приложил к этому руку. А вот беднягу Роберта застрелили прямо в машине, как паршивого итальянского сутенера. Бывших президентов Америки не существует: кого избрали хотя бы раз, до смерти именуется “господин Президент”. Но одно дело — именоваться, и совсем другое пытаться снова войти в активную политику.
Боги, боги, лучше бы Джон просто спал с этой белохвостой сволочью!
Жаклин Кеннеди ужасно не хотелось обратно на линию огня.
— Позвольте вас проводить, — поднялась Жаклин вяло. В голове шумело, как после жаркого дня. Ну да, денек выдался и впрямь… Лучше не рассказывать. Репутация сумасшедшей никому не нужна. По этикету гостя женского пола провожает хозяин, только ни к чему слугам видеть, как Джон Кеннеди помогает непонятной девке застегивать юбку. Что они подумают?
В холле Жаклин допила лимонную воду из графина. Девчонка тем временем ловко завернула хвост плотной синей тканью, защелкнула кнопки. Убрала уши под косынку. Косынка, простенькая блузка и юбка до пола превратили Мию в скромную религиозную девицу — из квакеров самого сурового толка или, скорее, набирающих популярность амишей.
Мия посмотрела на женщину, вздохнула и решительно сказала:
— Лучше так, чем не любить совсем.
После чего шагнула за порог, за дверь, в жаркий вечер, в покой фешенебельного района. С плитки на улицу, вот она мелькает над живой изгородью, а вот уже и за углом…
Жаклин вернулась в гостиную, где служанки убирали посуду. Джон отыскался в кабинете, у телефона — того самого сверхмодного, преподнесенного то ли “Сименсом”, то ли обнаглевшей в последние годы японской “Тошибой”. На желтом экранчике телефона Жаклин узнала номер казначея семьи Кеннеди. Муж совсем с ума сошел? Он что, собирается рисковать не только собственным состоянием, но и деньгами клана?
Плевать. Плевать. Зато не напьется до капельницы в бессильной тоске. Как там у Киплинга: “Это будет славная охота, клянусь багром!” Или это у Генри Мелвилла в “Белом ките” ?
А, неважно!
Лучше так, чем не любить совсем.
Жаклин подошла и осторожно, чтобы не потревожить больную спину, коснулась мужа пальцами. Джон повернул голову, улыбнулся, не прерывая фразы:
— … Брайан? Прости за звонок в неурочное время. Мы никогда не спим, что поделать… Как твои?… О, Жаклин сегодня будет меня воспитывать, я дал ей роско-о-ошный повод… Нет, сиськи не алабамские, зато та-а-акая блондинка, ты бы видел! Брайан, завтра начинаются два проекта. Один — хороший, популярный, принесет нам отменное паблисити. Второй… Второй может не получиться. Так что он пока останется между нами, о’кей? Ну и вот, мне понадобятся деньги.
Жаклин сидела достаточно близко, чтобы услышать из трубки:
— О’кей, Джонни. Сколько?
— По правде говоря, мне понадобятся все.
* * *
граница выкладки
— Все будет о’кей, джентльмены. У меня есть опыт. В мае прошлого года я организовал Майамский поп-фестиваль. Сорок тысяч человек. Самый крупный опен-эйр на Восточном побережье. Тут мы ожидаем не больше. Хорошо, с запасом — пятьдесят.
Отцы города переглянулись, пытаясь оценить визитеров. Джон Робертс и Джоэл Розенман — мальчишки. Сорок лет на двоих. Глупые зеленые пацаны с папиными деньгами. Бизнес на музыкальных фестивалях — отчего бы нет? Реклама, туристы, сувениры. Фермеры сбывают годовые запасы мутной самогонки. Красивые женщины, девушки, девчонки, да просто девки — шансы мужского населения возрастают многократно. Но сколько же от них всех беспокойства!
Мэр переглянулся с городским судьей. Оба они вовсе не горели энтузиазмом встречать в милом пригороде, в родной субурбии, чертову прорву долбанутых на все четыре полушария “детей цветов”. Увы, в законах и прецедентах не отыскалось вовсе никаких ограничений: Америка — страна свободы. И какой-то чертов свободный американец возле деревни Бетел уже сдал этим чертовым свободным предпринимателям поле.
Свободное.
Бетел отсюда за добрые сорок миль, но в рекламе фестиваля уже повсюду гремит: “Вудсток”. И вся эта свободная, черт бы ее, толпа заявится именно сюда!
Мужчина, который толкает успокоительные речи, постарше обоих мальчиков. Пожалуй, вместе взятых. По крайней мере Майкл Лэнг выглядит на хороший сороковник. Или он просто пьет без меры, кувыркается с девками ночи напролет. Они, музыкальные продюсеры, все такие. Не кокаин, так чертова “кислота”.
И ведь поди поспорь! Как ни старается Никсон перевести армию на наемную основу, а призывников набирают во Вьетнам постоянно. Кто-то бежит от призыва в Канаду; племянник мэра умудрился найти там работу и завербоваться в самый Алжир… Алжир, Алжир? А, Кассеринский проход, вот как оно называлось. Чертовы джерри, мать их… Мэр украдкой нагнулся и потер колено под столом. Они-то бежали на войну.
Нынешние бегут от войны. Кто в Канаду. Кто в хипповские “коммуны”. Но больше всего таких, кто просто спешит жить. Потому что впереди “зеленый ад” Вьетнама и довольно призрачная надежда вернуться без лишних дырок в теле… Мэр посмотрел на судью. Тот беззвучно выругался: адвокат Фредерик Шадт и строительный инспектор Дональд Кларк, оба из Бетела, одобрили выдачу разрешений. На что они надеялись? Что Бетел станет столицей “нового звучания”? Так не станет, подобных фестивалей под каждым кустом.
— Джентльмены. Ваши рекомендации от общины Бетел мы учитываем и потому не отказываем. Но городской совет Вудстока не может выдать вам разрешения официально.
Джентльмены-организаторы переглянулись. Продюсер промолчал. Модные усы, черт бы его. Не разобрать, кривит губы или нет. Итак, трое молчат. Четвертый в их команде — Арти Корнфельд. Его в совете пока не видели, он обзванивает музыкантов. Музыканты и певцы — то, ради чего все вообще затевается.
— Благодарим за уделенное время. — Майкл поднялся первым. Понятно теперь, что он тут самый главный.
— Благодарим, что вы не сказали “нет”.
— Помните, что мы не сказали “да”, — проскрипел судья в спину выходящим. Вытащил свежий платок и утер лоб. Середина августа. Жара.
— Жара, чтоб ее. Мне казалось, еще немного, и эти хрычи пойдут на нас врукопашную. Готов спорить, все дерьмо, вылитое на нас газетами и радио, проплатили они.
— Забей.
Майкл, Джон и Джоэл оглядывались. У городского центра собралась группка зевак; они то ли ждали выхода гостей города, то ли слушали унылую флейту, на которой играл здоровенный брюнет в одежде более красочной, нежели опрятной.
На другой стороне улицы человек пять растягивали плакат: «Не покупайте молоко. Остановите хипповский музыкальный фестиваль Макса».
Отвлекшиеся от флейты люди посмотрели на троицу музыкоделов недобро. Джоэл поправил воротничок:
— Кажется, нам тут не помогут…
Флейта выдала особенно яростный звук. Бомж на скамье метрах в десяти скоренько сгреб всю свою хурду в пестрый мешок и ушел куда-то вглубь сквера. Местные недоброжелатели рассосались по округе на удивление быстро.
Джонс вздохнул:
— Теперь понимаю, почему крысы сбежали из Гаммельна. Они, в отличие от людей, не могли заткнуть уши лапками, пока Крысолов мучил свой инструмент.
Брюнет услышал его даже сквозь флейту, но не обиделся. Просто сказал:
— Я умею и на гитаре.
— Хэй, парни!
Парни обернулись. У бордюра остановился широченный автомобиль, в котором при должном опыте историк авто-Америки узнал бы “Плимут”. Но вот год и модельный ряд облезлого шарабана не назвал бы сам Уолтер Крайслер.
Из автомобиля высунулся негр:
— Подскажите дорогу на фестиваль музыки? Вот, у меня листовка, тут написано “Вудсток”, это же здесь?
Лэнг сориентировался первым:
— Здесь, только чуточку на юг, в Бетеле. Отвезите нас туда, и я зачту вам стоимость доставки за входной билет.
— Эй, — засуетился брюнет, сунул флейту в большую черную сумку под ногами, распертую от вещей. — Прихватите меня. Я заплачу за себя, если что.
— Дашь пару сигарет и в расчете, — негр гостеприимно пнул изнутри дверцы; на удивление, ни одна не отвалилась. Майкл сел рядом с водителем, показывать дорогу. Джон и Джоэл вместе с брюнетом поместились на сплошном диване и добрую минуту хлопали дверями, на которых все никак не схватывались замки.
Наконец, всем это надоело.
— Жми, — сказал брюнет. — Мы с парнями подержим ручки изнутри. Парни, вы как?
— Парни не возражают, — пропыхтел Джон, простившись с мыслью отчистить костюм. — Поехали уже, дьявольски печет.
— Не говори, — водитель со смешком тронул машину. — Я сам из Канады, мне такая жара здорово в новинку. Говорят, на Юге у вас еще жарче?
Ответил брюнет:
— Я аккурат с Юга. Новый Орлеан. — Тут все сразу поняли, откуда у него распевный акцент, буйные и длинные кудри. Каджун, обитатель бескрайних болот и плавней, дельты громадной Миссисипи.
— Верно, джентльмены, нас называют “каджуны”, хотя мы не любим это прозвище. Но зовите так, или “Француз”. Имя я не особо хочу называть.
Машина тем временем повернула на “запад-Херли роуд”. Майкл сказал:
— Теперь по триста семьдесят пятой, пока не упрешься в озеро. Затем налево и до развязки. Там я еще раз подскажу, где свернуть. И, парень, знаешь что?
— Что?
— Тебе лучше не ездить на Юг. Во-первых, там куда жарче, чем здесь и сейчас. Во-вторых…
— Во-вторых?
Майкл пожал плечами:
— Без обид. Ничего личного. Там ты будешь “ниггер”. Там очень силен Клан.
Теперь пожал плечами негр. Он выглядел не особо могучим. Тот же Француз превосходил его и ростом и шириной груди.
— Меня, кстати, зовут Чако. Мамаша сходила с ума по парням в сомбреро.
— Майкл.
— Джон.
— Джоэл. Послушайте, джентльмены. Чако, Француз… Нам насрать, кто откуда. Мы делаем фестиваль. Просто музыка. Никакой политики.
— Верно, — сказал каджун. — Из-за нее, проклятой, мне пришлось валить на север.
Чако фыркнул:
— А меня достала зима. Замки в машинах замерзают — открыть не могу.
— Но можно кипятком подогреть?
— Джонни-бой, ты олень? Вот представь, иду я по Виннипегу машины воровать, и с чайником?
Сказав это, негр внимательно посмотрел в зеркало заднего вида — которое у водителя над головой, и где отражаются пассажиры. Майкл понял: проверяет. Как люди примут откровенное признание в криминале? Как отреагируют на фамильярность. Пожалуй, непростой негр.
— Чако…
— Майкл?
— Мы хотим, чтобы фестиваль прошел без проблем.
— Уяснил, чиф. Я еду просто потусить и послушать клевый музон. Я чист перед богом и законом Соединенных Штатов.
Парни оглядывались и видели в потоке не меньше десятка машин, следующих за “плимутом”. Зрители начали съезжаться почти за неделю до начала. И ломились поначалу именно в Вудсток, мало кто успел прочитать более позднюю рекламу со схемой проезда… Жители славного Вудстока, наверное, их наладили восвояси, хорошо хоть, что назвали новое место: селение Бетел.
По отличному бетону двести девятой федеральной “плимут” скоро долетел до Элленвила. Поток машин все уплотнялся. Но Майкл не напрасно козырял опытом устроителя больших сборищ и от Либерти вел в обход пробок. Местами по “пятьдесят пятой” дороге, петлями по “сто семьдесят восьмой”, а где-то и вовсе по каким-то фермерским проездам. Наконец, над головами заревели самолеты, а правее показался аэропорт Салливан.
— Чако, заскочим направо, в город. Надо уточнить кое-что у компаньона. Вон то здание с колоннами — банк, правь к нему.
Негр без лишних слов крутанул машину на Айрпорт-роуд и скоро уже остановил ее перед колоннадой. Корнфельд сперва не понял, зачем к нему едет старый “плимут” и заметно встревожился, так что Майклу пришлось высунуться из окна до половины — не то Арти, пожалуй что, и смылся бы.
— Парни, можете пока отпустить ручки, — Француз сделал жест, как будто приглашал к столу, и все заднее сиденье “плимута” заржало.
Майкл выскочил из правой дверцы ракетой:
— Ну что, Арти? Кто у нас есть? Кто точно приедет?
Корнфельд перелистал бумаги, поморщился:
— “The Doors” отвечали в духе: “Ну, очередной фестиваль, сколько мы их уже отыграли, сколько будет еще… Мы нуждаемся в отдыхе”. Led Zeppelin: “На Вудстоке мы окажемся просто очередной группой в списке”, The Byrds: “Вудсток не будет отличаться от любого другого фестиваля тем летом”. Группа Tommy James & the Shondells отклонила приглашение в таком вот стиле: “Да, слушай, есть эта свиноферма в северной части штата Нью-Йорк, они хотят чтобы вы играли в поле.“ —”Нет, спасибо”. Фрэнк Заппа из The Mothers of Invention ответил: “Много грязи. Мы не поедем”.
— О’кей, а согласился хоть кто-то?
Арти перекинул несколько листов блокнота:
— Немало народу. Сперва все молчали, но в апреле я заслал Creedence предложение на десять косых, ты помнишь.
— Я еще сказал, что не поедут.
— Нет, они дрогнули и подписали. Вот после этого уже и посыпалось, как из мешка. Джанис, Джим Хендрикс, The Who, Jefferson Airplane, сами Creedence Clearwater Revival, Джоан Баэз, Джо Кокер, Grateful Dead, Рави Шанкар, Сантана… Короче — на три дня все забито.
Джон шумно выдохнул:
— Я понял, фест все же будет. Что со сценой?
— Все в порядке, офицер, — Арти повернулся к подбежавшему беспокойному полицейскому. — Джентльмены, представляю вам полицию округа Салливан, сержант Нартс… Ричард Нартс. Ричард, это как раз мои компаньоны из Вудстока.
Полицейский вежливо, внимательно осмотрел всю начинку “плимута”, задержавшись на Чако. Тот приложил руку к сердцу: что вы, сэр, никаких проблем! Тогда сержант перевел взгляд на Француза. Каджун улыбнулся.
— Ехали на чем получилось, — уточнил Майкл. — Не взыщите.
Полицейский наклонился к Французу и сказал:
— До меня доходили слухи от коллег с Юга. Якобы, некий джентльмен отомстил Клану за убитого товарища с черной кожей. Отомстил так: подорвал здание, где “ку-клукс-клан” собирался. Четыре десятка погибших. Не вы ли это провернули, добрый сэр?
Каджун расплылся в абсолютно кошачьей улыбке:
— Сэр! Вы меня с кем-то путаете! Я музыкант!
И тут же предъявил флейту, от одного вида которой все вздрогнули.
