Имя для планеты

Пробравшись между обездвиженными лопастями, я взглянул вниз.

Да, это выход... Серое рассветное небо, тусклые звёзды и туман внизу, похожий на кучу серой ваты. Что там, под туманом? Бездонная пропасть или близкая земля?

Как мне не хотелось покинуть 'гостеприимные' чертоги глогов, но пришлось ждать. Рассветное солнце робко выглянуло из-за горы, брызнуло светом на поверхность безымянной планеты, и туман начал расползаться.

Скоро стало видно, что выход из вентиляционной шахты находится на высоте примерно двухэтажного дома. Можно прыгнуть вниз... Если повезёт, я окажусь в безопасности. Не ползти же назад?

Я собрался с духом, пробрался к краю, некоторое время стоял на корточках над ним и наконец, прыгнул.

Полёт продолжался недолго. Видимо под ногу мне попал камень, острая боль пронзила правую ступню, я упал и потерял сознание.

* * *

Обратный путь от ангара Зяблика до той двери, через которую я проникла в коридор, не занял много времени — дорога назад всегда кажется короче. Уже через несколько минут я толкнула дверь.

Она не раскрылась.

'А, мемокарта!' — вспомнила я. Достав свой 'ключ' из-за пазухи, я вставила его в щель двери и надавила. Не тут-то было, дверь не открылась.

'В чём дело?' — подумала я и тут же поняла свою ошибку. Защёлка замка, когда я открывала дверь с той стороны, имела скошенную поверхность, поэтому её легко было открыть любым плоским гибким предметом. Но с этой стороны скошенной поверхности не было, моя мемокарта просто упиралась в язычок замка, но отжать его не могла.

Что же делать?

В коридоре стоял жуткий холод, проникающий из ангара, и долго я тут не выдержу. Можно бы вернуться к живому кораблю и просидеть там, пока меня не хватятся. Но оставшись там, я подведу своего единственного друга — Зяблика. Монахи заметят, что я его переименовала, и просто уберут живчика отсюда, подвергнув грубому перепрограммированию. Нет, так я не поступлю. Зяблик — мой единственный шанс...

Надо стучать, ломиться в закрытую дверь. Рано или поздно монахи меня услышат и отопрут.

Фонарь! Надо избавиться от этой улики. Если его не найдут при мне, можно соврать, что я никуда не ходила, так и простояла на пороге зарёванная и испуганная...

Я отнесла фонарь подальше в коридор, чтобы он не попался на глаза, выключила его, вернулась на ощупь и принялась колотить в дверь, надеясь, что мне скоро откроют. Однако из-за двери не слышалось ни звука. И тут я вспомнила, что смылась во время вечерней молитвы, а после неё, видимо, все обитатели монастыря полегли спать. Сейчас ни одной бодрствующей души в монастыре нет. Если моё отсутствие не заметили до сих пор, то не обратят на него внимания до утра. Остаётся только пожалеть, что за мной не наладили круглосуточного наблюдения.

Холод начинал донимать меня, проникая под одежду. На мне не было ничего тёплого, мы с Серёжкой летели на Эйфору — курортный рай и не предполагали, что можем задержаться. Что же делать? Так я долго не протяну.

Я снова принялась ломиться в дверь, ударяя по ней руками, ногами, коленями и локтями. Бесполезно, никто не отвечал.

— Эй! Откройте! — орала я в темноте и ледяном холоде, устав стучать. — Отоприте, я здесь! Я замерзаю! Эй!

Вернуться к Зяблику я не могла, возвращение лишило бы меня последнего шанса на побег. Пока никто не знает, что я завладела живчиком, сохраняется возможность удрать. Быть может, кого-то из монахов удастся склонить к бегству. Шанс был призрачным, но у меня раньше и такого не было.

— Эй... — прохрипела я из последних сил. — Отоприте...

Внезапно дверь распахнулась, и в освещённом проёме появился отец Арсений, похожий в своей чёрной рясе на злого пингвина.

— Что ты здесь делаешь, дочь моя? — строго осведомился он.

— Простите, меня, отче! Дверь была не заперта, я открыла её, думала, здесь что-то интересное, а тут один холод и тьма. Дверь захлопнулась случайно, а я испугалась... Простите меня, — выдавила я и заплакала.

В данный момент мне было не трудно изобразить отчаяние.

— Не проходила ли ты дальше, дочь моя? — испытующе спросил отец Арсений.

— В темноте? Куда? — всхлипнула я. — И здесь такой холод, отче!

— Покинув пределы монастыря без позволения, ты согрешила дочь моя. Проявила гордыню! — укоризненно молвил отец Арсений.

Я скромно потупилась, как бы сознавая проступок.

* * *

Очнулся я от холодных капель, падавших на лицо. Пока я валялся в беспамятстве, небо заволокло тучами, и пошёл дождь. Я люблю ненастье, мне всегда в такую работу хорошо работается и думается, а звук дождя наполняет мою душу спокойствием и умиротворением. Это, если дома. Но на чужой, дикой планете, лежать под дождём, пусть даже слабым, удовольствие не из приятных. Надо убираться отсюда...

Я сел, голова немного гудела, а нога болела. Я попробовал пошевелить ею, но вздрогнул и невольно застонал. Так, прогулки отменяются. Пока, во всяком случае. Стиснув зубы и шипя от боли, я пополз к ближайшему дереву, похожему на земную ель.

Ёлки... Новый год... Семья и спокойствие. Как это далеко.

Я занял место посуше и принялся осматривать ногу. На ощупь она была горячей и опухла. Стиснув зубы, я стянул носок и закатал штанину повыше. Хорошо, что брюки у меня модные, широкие...

Вид, открывшийся мне, не утешал... Голеностоп здорово раздулся, покраснел и выглядел угрожающе. Сустав бы искривлён, кость выпирала сбоку — похоже на вывих. Хреново... Я не имел никакой медицинской подготовки, но знал, что вправить вывих плёвое дело для знающего человека. Вот только, где найти такого?

Так, будем рассуждать логически. Как произошла моя травма? Она произошла в результате падения с большой высоты на неровную поверхность — предположительно камень. Значит, для вправления вывиха, нужно применить прямо противоположное усилие, надавить в нужную сторону. Анатомии я не знал, но внешний вид сустава явно свидетельствовал, куда надо его толкать. В сериалах мужественные герои вправляют вывихи, резко дёргая пострадавшую конечность, но я слышал, что так делать нельзя, можно усугубить.

Сняв другой носок, я внимательно осмотрел здоровую ногу. Наверно, со стороны это выглядело глупо, но мне было наплевать. Я должен чётко представлять, как выглядит голеностопный сустав в своём естественном положении. Положив одну ногу на другую, я ещё раз внимательно оглядел больную ступню. Да, давить, по идее, надо сюда, тогда сустав станет на место. Будет очень больно, но когда ожидаешь боль, она не так страшна.

Я глубоко вздохнул, взялся обеими руками за сустав и надавил изо всех сил. Ногу прострелил жгучий удар, на глазах выступили слёзы, а на лбу холодный пот, но сознания я не потерял и даже не вскрикнул.

Сразу же после первого приступа наступило облегчение. Я вытер слёзы и пот, и посмотрел на ступню — с виду, она выглядела нормально, кость перестала выступать, и только опухоль никуда не делась. Хоть и опасно оставаться поблизости от лаборатории глогов, но идти пока нельзя, придётся задержаться под этой ёлкой до утра.

Я надел носки, подтянул поближе дубину, как две капли воды похожую на мою прежнюю, опёрся спиной о ствол дерева и задремал...

Проспал я всю ночь без тревог — нога не беспокоила, звери не бродили вокруг. Вероятно глоги своими технологиями, отогнали всех хищников подальше. Да, глоги... Как там Пат? Что с ним? Жив ли? Надеюсь, загадочный дар, что обещали глоги, не повредил ему. Может, имеет смысл подождать его? Но как мы встретимся? Точки рандеву мы не назначили, слишком внезапно всё произошло. Если глоги всё же отпустят его, вряд ли он двинется по вентиляционным коридорам. Скорее, воспользуется более естественным выходом, который наверняка находится вдали от того, каким воспользовался я. Другими словами, ждать его не имеет смысла, всё равно мы разминемся... Значит, надо двигать самому. Направление известное — на бакен. Может и Пат пойдёт туда, он ведь знает, куда я стремлюсь. Я посмотрел на геосканер, точка по-прежнему пульсировала, ожидая моего решения. Да, надо было решать...

Сняв носок с больной ноги, я внимательно оглядел ступню. Опухоль за ночь опала, при движении не ощущалось ничего неприятного. Похоже, обошлось, надо вставать. Я оглянулся по сторонам, с трудом встал и, опираясь на дубину, сделал первый шаг. Всё оказалось проще, ногу не пронзила боль, просто ощущалось некоторое неудобство. Была опасность, что в дальнейшем оно превратится в страдание, но пока терпимо. После десятка шагов неприятное ощущение ушло, но я всё-таки опирался на палку, боясь, что резкое движение, снова приведёт к вывиху.

Кроны высоких хвойных деревьев шумели надо мной, птицы пели песни, а песчаная почва покрыта редкой травой. Шагалось легко, под гору и настроение моё постепенно поднималось. Впереди была ещё долгая дорога, но пищевые таблетки, оставшиеся в карманах, позволяли надеяться, что и дальше путь будет хоть и тяжёлым, но реально проходимым. Управу на хищников, что могли встретиться, я нашёл — стану и дальше изображать из себя охотника с ружьём, а всё остальное, будь, как будет. У меня есть цель, я пойду к ней.

Размышляя об этом, я не обратил сначала внимания на странный звук, что раздавался сверху и поднял голову лишь, когда он стал хорошо различим. Я слышал этот звук раньше. Это вертолёт...

Винтокрылая машина прошла надо мной на низкой высоте, так близко, что я увидел мельчайшие детали обшивки. Хорошо, что я стоял под деревом, и меня было сложно заметить.

Глоги? Они преследуют меня? Наверно, да. Они всё-таки хотят вручить мне свой дар... Впрочем, у глогов могли найтись приборы, да и слуги, вроде давешнего гигантопитека, тоже могли быть. Но они не знают, что я вместо того, чтобы шагать по лесу, сутки провёл в лесу, под деревом. Они ищут меня далеко впереди. Это преимущество, но как им воспользоваться? Наверно, надо взять в сторону, туда, где меня не будут искать. Да я потеряю несколько суток, но собью со следа погоню.

Я тронулся по пути перпендикулярному предыдущему. Теперь я шёл не к бакену, а поперёк вектора, указывающего на него. Не могу сказать, что изменение маршрута порадовало меня, но то, что я, по идее, отдаляюсь от погони, немного утешало.

Я шёл, то и дело поглядывая на небо, стараясь различить в лесном шуме знакомое стрекотанье вертолёта. Всё было тихо, в гомоне птиц и шелесте листьев не слышалось ничего угрожающего. К полудню я стал уставать, движение моё замедлилось. Я всё больше опирался на дубину, больная нога, до этого ведшая себя спокойно, всё чаще напоминала о себе. Пора было сделать привал...

Усевшись на песчаную кочку, я достал свой скромный рацион и проглотил пару таблеток. Да, обед не тот, что 'У дядюшки Матвея' на Клюевом озере, но питательность его не меньше, а в пути каждый грамм на счету. Мы с Галкой ещё побываем в том ресторане не раз, когда всё окончится. А оно обязательно закончится!

Вдруг я напрягся. Уха моего коснулся знакомый звук — стрекот вертолёта. Я встал прямо под дерево, чтобы стать менее заметным, и всмотрелся по направлению, откуда доносился шум. Вертолёт вынырнул из-за деревьев внезапно, я не ожидал его так скоро. Летательный аппарат пронёсся надо мной, как стрела, но я успел заметить, что внутри сидят люди. Люди! Не глоги, а люди. Значит, я зря опасаюсь? Может, это ищут меня? Наверно, это спасатели? Должны же они получить сигнал бедствия...

— Эй! Эй, я здесь!!! — заорал я вслед исчезающему вертолёту.

Но винтокрылая машина была уже далеко, никто меня не услышал.

Я снова сел на кочку, чтобы обдумать увиденное. Что же получается? Выходит, я неверно иду? Значит, мне нужно вернуться на старый курс? Скорее всего, так. Я посмотрел на геосканер — он не изменил своих показаний. Будем надеяться, что я не слишком навредил своей паникой и сменой направления, и быстро наверстаю потерянное.

Немного отдохнув, я снова двинулся. Теперь, после того, как я заметил в вертолёте людей, ноги сами несли меня по направлению к бакену, туда, куда улетел вертолёт. Солнце уже клонилось к закату, когда я вышел на опушку леса. Я стоял под деревьями, глядя в открывшуюся степь, когда снова услышал знакомое стрекотанье.

— Эй, я здесь! сюда! Я тут!!! — заорал я, надеясь, что на этот раз меня заметят.

'Не стоит этого делать, Серж', — вдруг раздался в моей голове странный голос.

— Ой! Кто это??? — вздрогнул я и круто обернулся.

Недалеко от меня стоял Патрик.

Сказать, что я ужасно обрадовался, значит, ничего не сказать. В два шага, несмотря на больную ногу, я подлетел к Пату и засыпал его вопросами:

— Пат! Ты жив? Всё в порядке? Глоги ничего тебе не сделали? А я возвращался в ту камеру, как обещал! Вернулся, вижу — тебя нет. Я подождал-подождал, да и пополз назад по вентиляции. Выбрался, вот ногу вывихнул немного... А как ты?

— Всё в порядке, Серж, — заверил Пат. — Глоги не повредили мне, да и не собирались.

— А как же дар? В чём он?

— Да, дар... Нам надо поговорить... — произнёс О'Доннел и опустился на большой камень, лежащий у подножия дерева. — Садись, торопиться нам некуда.

— Но вертолёт, ты видел? Там внутри люди! — воскликнул я. — Я думаю, это спасатели, они ищут нас!

— Садись, Серж, надо поговорить, — Пат хлопнул по нагретой поверхности камня. — Торопиться не стоит.

Я с тоской взглянул на небо, ведь там только что пролетал вертолёт. В небе парили лёгкие облака, но никаких летательных аппаратов не наблюдалось. Пат прав, торопиться уже некуда. Я опустился на тёплый камень рядом с Патриком и с облегчением погладил больную ступню.

— Нам не стоит пытаться привлечь внимание людей в вертолёте, — начал Пат. — Наоборот, нам надо прятаться от них. Они ищут тебя, это те, кто сбил корабль и похитил твою жену.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю... — усмехнулся Пат. — Ты спрашивал про дар глогов?

Я кивнул.

— Дар в том, что теперь я умею читать мысли, — каким-то будничным тоном объяснил Пат. — Когда вертолёт пролетал надо мной, я узнал, о чём они думают. Не надо нам с ними встречаться, наоборот, надо их избегать.

— Умеешь читать мысли? Ты теперь телепат? — выдохнул я в восхищении. — Круто...

— Не знаю, насколько это круто, но я сам не знал этого, пока не встретил вертолёт, — вздохнул Пат. — Тут сразу и понял, какой дар мне дали глоги...

Я подумал, что дар этот, конечно, бесценный, но что-то Патрик не очень радостно говорит об этом. В чём дело?

— Телепатия это здорово, — заметил я. — А о чём я сейчас думаю, скажи?

— Думаешь о том, почему я не рад этому дару? — ответил Патрик. — А ещё есть хочешь...

— Ну да, хочу... — засмеялся я. — Дело к вечеру, а я весь день в пути. Таблетки дают все нужные вещества, но не приносят сытости — в брюхе по-прежнему почти пусто. И всё же, что в твоём даре такого печального?

— Понимаешь, Серж... — снова вздохнул Патрик. — Глоги, вручая мне этот дар не сообщили, что я буду видеть не только мысли других людей, но и себя буду понимать до самых глубин. Я думал, что в этом и есть их дар. Почему утаили, мне только теперь стало ясно. Я обычный человек, не гений, не герой, но и не монстр. Познать самого себя считается большим благом, но я вот познал и что хорошего? Это очень тяжёлое знание.