Армагеддон. Беглецы

И, вдруг, Боричу стало страшно от взгляда князя-колдуна. Невольно на ум приходила догадка что колдун мог задумать что-то злое, запретное. Сердце пропустило удар. Судорожно сглотнул. Много чего рассказывали о хозяине. И о том, что прозревал он грядущее и мог обратиться в зверя дикого или легкокрылую птицу-сокола. И что в бою мог заворожить, задурить врага. Врут? Нет, кто его знает. Но когда отравить хотели светлого князя — не стал он пить мед. Он снова был мальчишкой, в кругу таких же пацанов перед постреливающим угольками костром. А кто-то из старших рассказывает страшную сказку про упырей и утопленников. И страх на мягких лапах кружил в ночи вокруг костра.

'Пожалуй, он прав...' — подумал князь и отвел взгляд от лица посланца. По праву потомка рода, столетиями правящего русами и, одновременно, одного из верховных волхвов Свентовита, князю было доступно многое. И разом без паузы, без раздумий — его дух заглянул в Правь (мир светлых богов древних славян). Лицо вещего князя, вдруг, приобрело задумчивое выражение.

Ветерок мягкой лапкой прошелся по лицу Борича. А ветерок ли это в доме у князя колдуна? Кажется? Это все сквозняк? А может...

На краткий миг, на краю зрения, увидел в углу нечеткую тень, почувствовал, что нечто на него смотрит оттуда голодным взглядом и слышит тяжелое дыхание. Шишига ли? Или мара? (злые духи славян) рука дернулась к оберегу на шее, но на полпути остановилась.

Стремительно повернулся. Нет никого... Показалось или нет?

Громко треснуло. Сердце сжала липкая рука ужаса. Старец градской стремительно крутанулся на звук, на очаг. Уголек! Чур тебя! Чур! Вытер рукавом вспотевший лоб. Во дворе снова залаяли, заполошно завыли псы, словно оплакивая.

Олег поднял глаза к потолку и зашевелил губами. На расстоянии вытянутой руки новгородец видел лицо князя, на котором недоумение и растерянность сменились огромным недоумением.

— Странное предрекают боги... — произнес задумчиво князь, — Если не заступишь путь тем, кто пришел из-за края мира — все получиться. Странно...

— Так как, светлый князь, — пойдешь в поход на Киев? — после некоторого молчания спросил старец градской.

— Коль дадите серебра для войска доброго, — князь помедлил, — словно решаясь, потом произнес, словно бросаясь в воду, — пойду, но ведомо ли тебе старец градской, сколько стоит нанять одного воя, да вооружить да содержать?

'Согласен — ласково улыбнулся старец градской — поторгуемся значится!' Он бросил короткий взгляд на князя. Олег, заметив взгляд, едва заметно наклонил голову.

* * *

Поваренная соль — это предмет первой необходимости, физиологически необходимая добавка, регулирующая обмен веществ и другие физиологические процессы в организме человека. И запас ее нуждается в ежедневном пополнении. Но необходимость в соли этим не исчерпывается. Она — очень важное средство консервирования. Сегодня соль — незамысловатая приправа к еде, стоит она копейки и продается в любом продовольственном магазине. Но так было не всегда. Кто из нас задумывается о том, что содержимое его солонки в былые времена было бы ценнее золота, а доведись ему остаться без доступа к соли — недолго распрощаться и с жизнью. Поэтому солеварение и торговля солью в древности и в средние века были чрезвычайно прибыльным делом. Соль служила 'нефтью и газом' древности, и контролировавшие промыслы и торговлю солью, был очень могущественными людьми — олигархами древности.

В средние века в некоторых странах даже налоги платили солью. Бывало, что из-за нее велись даже кровопролитные войны, вспыхивали народные бунты и восстания. Например, в историю России 'вошел соляной бунт' в Москве в 1641 году. А в Китае, — как свидетельствовал итальянский путешественник XII века Марко Поло, — 'рассол кипятится в небольших котлах. Через час соль принимает вид теста, и из него делают нечто в форме пирожков... После того, как на 'пирожки' накладывают клеймо императора, чтобы они уподобились настоящим металлическим монетам, их зажаривают на горячих черепицах'

На средневековой Руси 'солоние пути' шли из Киева к местам добычи соли в Галицко-Волынском княжестве и Северному Крыму. Но крупнейшее в Восточной Европе производство соли было в Старой Руссе — одном из древнейших городов России, стоящем в месте впадения реки Порусья в реку Полисть рядом с озером Ильмень, в 99 км от Великого Новгорода. С незапамятных времен местное население вываривало здесь лучшую в Европе соль которую везли и на Запад, и на юг, собственно в славянские княжества.

Еще в XVI веке Старая Русса торговых пошлин платила больше Москвы, Новгорода и Смоленска. Старорусские промыслы в XV-XVI веках переживали бурный период расцвета, на 1500 дворов приходилось более 500 варниц. Но город отличался не только большим количеством варниц, но и широко разветвленной системой рассолоснабжения. Герберштейн в своих записках сообщает, что Русса 'имеет соляный источник, который граждане запирают в широкий бассейн наподобие озера, откуда каждый для себя проводит воду в свой дом каналами и вываривает из нее соль'. Так что двор в Руссе был в то же время и варничным местом. Из описания 1625 года, примерно через 100 лет после Герберштейна, видно, что соляный рассол из озерка поступает к варницам главным образом по деревянным трубам, но кое-где еще сохранились 'копаные речки', то есть открытые каналы.

Продажа соли, обмен ее на пушнину, воск и другие товары, организация торговых караванов на Каспий, Черное море, в Византию, на Балтику и в Западную Европу, невиданно обогатило Старую Руссу и превратило ее купцов и солеваров в могущественную касту, от которой на Древней Руси зависело многое. Очень многое...

Глава 3

Еще один мрачный день заканчивался. Над головой низко нависли угольно-черные тучи. Немного ниже в темнеющем небе кружились вороны, пронзительно каркали, перебивая далекий собачий брех. Холодный и влажный ветер раскачивал мокрые и голые кроны деревьев. Тащил по асфальту центральной площади города, по тротуарам пакеты, грязные обрывки газет и прочий мусор, свистел заунывно, стонал, словно оплакивал погибший мир. И от этого стона сердце содрогалось и трепетало. Город удивительно быстро закончил с бедненькой, но опрятной жизнью и стал походить на оборванного бомжа.

На противоположном конце площади, у здания бывшего горкома, уткнулся в столб крошечный kia с открытой дверью — видимо брошенный. А кому нужна машина если горючее днем с огнем не найдешь — все национализировано?

Черные провалы окон зданий с угрозой вглядывались в двух полицейских — велосипедистов. Патруль. Слабые огоньки фар отражались в грязных лужах — днем шел дождь со снегом. Свернув за угол старинного — девятнадцатого века, здания администрации, исчезли из виду.

Петелин-старший, в окружении десятка крепких мужиков от тридцати и старше решительно шагал, огибая лужи, через площадь. Откуда-то из внутреннего двора администрации доносилось нудное тарахтение электростанции в окне второго этажа мелькнуло лицо. Похоже женское. Здание внушало уважение: два этажа в десять окон по фасаду, на стене украшенного барельеф с головой мощного старика-юриста, когда-то выступавшего здесь. Любителей древностей здание непременно умилило бы. Петелин не причислял себя к ним и старинные дома ему просто нравились. Не более того.

У двери, массивной и тяжелой, словно сейфовая, перекрывая вход, стоял полицейский в бушлате, в полном снаряжении, с автоматом на груди и рации. И вид у него был официальный и неприступный донельзя. Пройти мимо просто так, как ни в чем не бывало, казалось совершенно невозможным.

Полицейский заметно напрягся и вроде бы невзначай сдвинул оружие так, чтобы сподручней открыть огонь.

Это не укрылось от Петелина, губы скривились в презрительной усмешке. Остановились, все сразу, не доходя пару шагов, словно уперлись в невидимый барьер. Секунда или две, пока полицейский не нарушил особое, многозначительное молчание, показались очень длинными.

— Что вам, граждане? — произнес полицейский, — Чрезвычайное положение — вход в администрацию только сотрудников.

Александр вздохнул, словно ныряльщик перед прыжком на глубину.

— Я приглашен к Пустоцветову на пол седьмого. Моя фамилия Петелин.

— Так бы и сразу сказал, гражданин! — настороженность на лице полицейского сменилось облегчением, — рука, в перчатке вытащила из кармана блокнот.

Бесшумно распахнулись ворота внутреннего двора администрации. С тихим шелестом автомобиль промчался мимо входа и завернул за угол, Петелин проводил его взглядом и подумал зло: 'Едрена мать — ничего не меняется. Мы сидим без света и тепла. Хорошо хоть канализацию запустили. А у этих всегда все прекрасно!

— Петелин, — еще раз поинтересовался полицейский и, не дожидаясь ответа, посторонился, — Вас проводит дежурный А остальным вход запрещен. Проходите, граждане!

— Не баре и здесь подождем! — пробасил Артем Кочетков и с независимым видом засунул руки в карманы.

Что касается Петелина, то он храбро вошел в дверь и еще успел услышать, раздраженный голос полицейского:

— Да ждите вы где хотите, только отойдите. Отойдите я сказал... — и внутренне усмехнулся. Ой не знает мент, ой не знает, с кем связался!..

Накануне вечером.

Низко висевшие в углах керосиновые лампы с трудом боролись с темнотой. Петелин старший подбросил дровишки, закрыл дверку печки и, уже собирался ложиться в постель, где на подушке смутно белело лицо его Олененка.

И тут, внезапно и резко, как топор по натянутому якорному канату, по нервам ударил стук в входную дверь.

— Кого это там принесло на ночь глядя? — пробурчал сквозь зубы Петелин, — У нас все свои дома... Ты подожди, Олененок я быстро!

Торопливо натянув штаны. Бросил взгляд на бутылку с обрюзгшим императором на этикетке и фужеры на столе. Наклонился над потянувшейся губами жены. Долгий, с языком, поцелуй, многообещающий и, прихватив керосинку, вышел из спальни.

Зябко передернув плечами — по ночам лужи покрывались корочкой грязного льда и в коридоре было прохладно, открыл дверь.

За порогом с недовольным видом стоял мужчина лет пятидесяти, плотный, коренастый, очень похожий на Баниониса в 'Мертвом сезоне' с пластиковой папкой в руке.

— Чем обязан?

Оказалось, что это посыльный из администрации города. Поздоровавшись недовольным голосом, словно Петелин чем-то обязан ему, он вытащил из папки опечатанный конверт, протянул.

Петелин распечатал письмо и прочитал:

Г-ну Петелину. Вы пригашаетесь в администрацию города на прием к Главе, завтра, к восемнадцати часам тридцати минутам.

С уважением, руководитель канцелярии администрации города Зиновьева Л. Ф.

Утром посвященные в существование портала в прошлое собрались на квартире Петелина. Бурные объяснения длились недолго, но в конце концов решили, что стоит принять приглашение, как минимум для того, чтобы узнать, что известно администрации про портал. А для страховки Петелин явился с десятком 'посвященных', вооруженных не только холодным оружием — кусками арматуры, но и тремя 'травматами' А еще решили, что нечего тянуть — надо переселяться, но оставить у верных людей письма с рассказом, что можно уйти в 'чистый' мир....

Несмотря на то что Петелин, поднимаясь по ступенькам широкой чугунной лестнице на второй этаж, чувствовал за собой сильную поддержку, он не был спокоен. Если Пустоцвет знает о портале — мне несдобровать. Обязательно наложит лапу на него. Уж слишком специфическая была у градоначальника репутация — хапал все, до чего могли дотянуться вороватые ручонки. И эти последние десяток метров по холлу и три марша вверх по лестнице стоили ему не меньше, чем велосипедисту сумасшедший финишный рывок после пятидесятикилометровой шоссейной гонки, но глаза его были сухи, а губы крепко сжаты.

Коридоры казались какими-то стерильными и безжизненными. Создавалось впечатление, что здесь никто не работает, звукоизоляция, как в барокамере.

Он вошел в приемную и передал письмо секретарю. Женщина, безукоризненно одетая и с неброским, но явно дорогом макияже, в белоснежной блузке, словно и не было войны и к твоим услугам электричество и стиральные машины, сухо-благожелательно кивнула и подняла трубку внутреннего телефона. Еще через минуту Петелин с гордым видом постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, зашел.

За столом, утопая в огромном кресле, сидел Георгий Александрович Пустоцветов. Кабинет изменился — несколько лет тому назад, когда еще служил, приходилось бывать здесь. На стене статусная вещь — громадная лазерная панель, стол заседаний, огромный, словно палуба авианосца. В углу тряпкой повисло желто-коричневое знамя города. Раньше все было более функционально что ли, не было раздражающей роскоши. Поменьше, посветлее и поуютнее, без давящих стен, отделанных дорогими материалами, книжных шкафов ручной работы под потолок. Кабинет буквально источал из каждого угла, из каждой щели хозяин его богат и обладает властью. Скорее всего Пустоцвет сделал ремонт по собственному вкусу.

Хозяин кабинета, не подымая глаз, изучал какой-то документ на столе, словно и не слышал, как зашел посетитель. Это был высокий, статный мужчина в самом расцвете сил, с благородной сединой в волосах и, с властным характером, граничащим с жестокостью.

Петелин сжал губы. Когда тебя игнорируют — не самое прекрасное ощущение, особенно когда его старательно и нарочито. Ах ты так! Тогда можно не стесняться: он развалился в кресле напротив, закинул ногу на ногу, демонстративно зевнул и принялся бесцеремонно глазеть по сторонам настолько.

Первым не выдержал Пустоцвет и оторвал глаза от бумаги и посмотрел в беззаботное лицо посетителя. На миг во взгляде мелькнуло недовольство, сменившееся такой искренней доброжелательностью и интересом, что Петелин мог бы и поверить, если бы не 'интересная' встреча и не 'добрая' слава, заработанная Пустоцветом. Не местный — назначенец последнего губернатора появился в городе пару лет тому назад и успел отметиться в паре мутных дел со взятками, но непостижимым образом, возможно благодаря связям в верхах, выходил 'сухим из воды'.

Губы Главы города расплылись в доброжелательной улыбке, он протянул руку, не отрывая внимательных глаз от лица Петелина. Рукопожатие было крепким, располагающим. Петелин успел заметить на запястье дорогущий 'Ролекс'. И пах чиновник замечательно — не иначе чем французским парфюмом, который до сих пор в страну официально не привозили и костюм у него был замечательный. Не иначе чем ручная работа. И первым делом, после того, как освоился городе и, на новой должности, купил роскошный трехэтажный коттедж в престижном районе: Соловьевке, поселившись среди таких же небедных. Для него было очень важно показать всем, что он не как все, что он выбился из 'серой' массы, что добился успеха. Власть и деньги были все для него и не было ничего, на что он бы не пошел ради них. Он демонстрировал успех демонстративно, словно ничего не боялся и пусть все вокруг завидуют!

— Много наслышан о вас, много... вот и решил познакомиться, — Пустоцвет говорил горячо, словно опытный оратор перед аудиторией, — Я артикулирую позицию: в нынешнее сложное время нам, городу, горожанам надлежит объединиться вокруг администрации и только так мы сможем выжить! От имени администрации заверяю, что мы предпримем все возможные меры, просто неимоверные, чтобы избежать катастрофы, но предупреждаю сразу, будет нелегко. Я потребую дисциплины и работы. Да что я? Каждый из нас должен требовать от себя и других дисциплины, организованности, самоотверженности. И еще раз организованности! Строжайшей дисциплины и напряженной работы! И на долгие годы придется забыть о нормированном рабочем дне, отпусках и прочих благах двадцать первого века. Тогда у нас все получится!