Мастерград 6

На противоположном конце площади, у здания бывшего горкома, уткнулся в столб крошечный kia с открытой дверью — видимо брошенный. А кому нужна машина если горючее днем с огнем не найдешь — все национализировано?

Черные провалы окон зданий с угрозой вглядывались в двух полицейских — велосипедистов. Патруль. Слабые огоньки фар отражались в грязных лужах — днем шел дождь со снегом. Свернув за угол старинного — девятнадцатого века, здания администрации, исчезли из виду.

Петелин-старший, в окружении десятка крепких мужиков от тридцати и старше решительно шагал, огибая лужи, через площадь. Откуда-то из внутреннего двора администрации доносилось нудное тарахтение электростанции в окне второго этажа мелькнуло лицо. Похоже женское. Здание внушало уважение: два этажа в десять окон по фасаду, на стене украшенного барельеф с головой мощного старика-юриста, когда-то выступавшего здесь. Любителей древностей здание непременно умилило бы. Петелин не причислял себя к ним и старинные дома ему просто нравились. Не более того.

У двери, массивной и тяжелой, словно сейфовая, перекрывая вход, стоял полицейский в бушлате, в полном снаряжении, с автоматом на груди и рации. И вид у него был официальный и неприступный донельзя. Пройти мимо просто так, как ни в чем не бывало, казалось совершенно невозможным.

Полицейский заметно напрягся и вроде бы невзначай сдвинул оружие так, чтобы сподручней открыть огонь.

Это не укрылось от Петелина, губы скривились в презрительной усмешке. Остановились, все сразу, не доходя пару шагов, словно уперлись в невидимый барьер. Секунда или две, пока полицейский не нарушил особое, многозначительное молчание, показались очень длинными.

— Что вам, граждане? — произнес полицейский, — Чрезвычайное положение — вход в администрацию только сотрудников.

Александр вздохнул, словно ныряльщик перед прыжком на глубину.

— Я приглашен к Пустоцветову на пол седьмого. Моя фамилия Петелин.

— Так бы и сразу сказал, гражданин! — настороженность на лице полицейского сменилось облегчением, — рука, в перчатке вытащила из кармана блокнот.

Бесшумно распахнулись ворота внутреннего двора администрации. С тихим шелестом автомобиль промчался мимо входа и завернул за угол, Петелин проводил его взглядом и подумал зло: 'Едрена мать — ничего не меняется. Мы сидим без света и тепла. Хорошо хоть канализацию запустили. А у этих всегда все прекрасно!

— Петелин, — еще раз поинтересовался полицейский и, не дожидаясь ответа, посторонился, — Вас проводит дежурный А остальным вход запрещен. Проходите, граждане!

— Не баре и здесь подождем! — пробасил Артем Кочетков и с независимым видом засунул руки в карманы.

Что касается Петелина, то он храбро вошел в дверь и еще успел услышать, раздраженный голос полицейского:

— Да ждите вы где хотите, только отойдите. Отойдите я сказал... — и внутренне усмехнулся. Ой не знает мент, ой не знает, с кем связался!..

Накануне вечером.

Низко висевшие в углах керосиновые лампы с трудом боролись с темнотой. Петелин старший подбросил дровишки, закрыл дверку печки и, уже собирался ложиться в постель, где на подушке смутно белело лицо его Олененка.

И тут, внезапно и резко, как топор по натянутому якорному канату, по нервам ударил стук в входную дверь.

— Кого это там принесло на ночь глядя? — пробурчал сквозь зубы Петелин, — У нас все свои дома... Ты подожди, Олененок я быстро!

Торопливо натянув штаны. Бросил взгляд на бутылку с обрюзгшим императором на этикетке и фужеры на столе. Наклонился над потянувшейся губами жены. Долгий, с языком, поцелуй, многообещающий и, прихватив керосинку, вышел из спальни.

Зябко передернув плечами — по ночам лужи покрывались корочкой грязного льда и в коридоре было прохладно, открыл дверь.

За порогом с недовольным видом стоял мужчина лет пятидесяти, плотный, коренастый, очень похожий на Баниониса в 'Мертвом сезоне' с пластиковой папкой в руке.

— Чем обязан?

Оказалось, что это посыльный из администрации города. Поздоровавшись недовольным голосом, словно Петелин чем-то обязан ему, он вытащил из папки опечатанный конверт, протянул.

Петелин распечатал письмо и прочитал:

Г-ну Петелину. Вы пригашаетесь в администрацию города на прием к Главе, завтра, к восемнадцати часам тридцати минутам.

С уважением, руководитель канцелярии администрации города Зиновьева Л. Ф.

Утром посвященные в существование портала в прошлое собрались на квартире Петелина. Бурные объяснения длились недолго, но в конце концов решили, что стоит принять приглашение, как минимум для того, чтобы узнать, что известно администрации про портал. А для страховки Петелин явился с десятком 'посвященных', вооруженных не только холодным оружием — кусками арматуры, но и тремя 'травматами' А еще решили, что нечего тянуть — надо переселяться, но оставить у верных людей письма с рассказом, что можно уйти в 'чистый' мир....

Несмотря на то что Петелин, поднимаясь по ступенькам широкой чугунной лестнице на второй этаж, чувствовал за собой сильную поддержку, он не был спокоен. Если Пустоцвет знает о портале — мне несдобровать. Обязательно наложит лапу на него. Уж слишком специфическая была у градоначальника репутация — хапал все, до чего могли дотянуться вороватые ручонки. И эти последние десяток метров по холлу и три марша вверх по лестнице стоили ему не меньше, чем велосипедисту сумасшедший финишный рывок после пятидесятикилометровой шоссейной гонки, но глаза его были сухи, а губы крепко сжаты.

Коридоры казались какими-то стерильными и безжизненными. Создавалось впечатление, что здесь никто не работает, звукоизоляция, как в барокамере.

Он вошел в приемную и передал письмо секретарю. Женщина, безукоризненно одетая и с неброским, но явно дорогом макияже, в белоснежной блузке, словно и не было войны и к твоим услугам электричество и стиральные машины, сухо-благожелательно кивнула и подняла трубку внутреннего телефона. Еще через минуту Петелин с гордым видом постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, зашел.

За столом, утопая в огромном кресле, сидел Георгий Александрович Пустоцветов. Кабинет изменился — несколько лет тому назад, когда еще служил, приходилось бывать здесь. На стене статусная вещь — громадная лазерная панель, стол заседаний, огромный, словно палуба авианосца. В углу тряпкой повисло желто-коричневое знамя города. Раньше все было более функционально что ли, не было раздражающей роскоши. Поменьше, посветлее и поуютнее, без давящих стен, отделанных дорогими материалами, книжных шкафов ручной работы под потолок. Кабинет буквально источал из каждого угла, из каждой щели хозяин его богат и обладает властью. Скорее всего Пустоцвет сделал ремонт по собственному вкусу.

Хозяин кабинета, не подымая глаз, изучал какой-то документ на столе, словно и не слышал, как зашел посетитель. Это был высокий, статный мужчина в самом расцвете сил, с благородной сединой в волосах и, с властным характером, граничащим с жестокостью.

Петелин сжал губы. Когда тебя игнорируют — не самое прекрасное ощущение, особенно когда его старательно и нарочито. Ах ты так! Тогда можно не стесняться: он развалился в кресле напротив, закинул ногу на ногу, демонстративно зевнул и принялся бесцеремонно глазеть по сторонам настолько.

Первым не выдержал Пустоцвет и оторвал глаза от бумаги и посмотрел в беззаботное лицо посетителя. На миг во взгляде мелькнуло недовольство, сменившееся такой искренней доброжелательностью и интересом, что Петелин мог бы и поверить, если бы не 'интересная' встреча и не 'добрая' слава, заработанная Пустоцветом. Не местный — назначенец последнего губернатора появился в городе пару лет тому назад и успел отметиться в паре мутных дел со взятками, но непостижимым образом, возможно благодаря связям в верхах, выходил 'сухим из воды'.

Губы Главы города расплылись в доброжелательной улыбке, он протянул руку, не отрывая внимательных глаз от лица Петелина. Рукопожатие было крепким, располагающим. Петелин успел заметить на запястье дорогущий 'Ролекс'. И пах чиновник замечательно — не иначе чем французским парфюмом, который до сих пор в страну официально не привозили и костюм у него был замечательный. Не иначе чем ручная работа. И первым делом, после того, как освоился городе и, на новой должности, купил роскошный трехэтажный коттедж в престижном районе: Соловьевке, поселившись среди таких же небедных. Для него было очень важно показать всем, что он не как все, что он выбился из 'серой' массы, что добился успеха. Власть и деньги были все для него и не было ничего, на что он бы не пошел ради них. Он демонстрировал успех демонстративно, словно ничего не боялся и пусть все вокруг завидуют!

— Много наслышан о вас, много... вот и решил познакомиться, — Пустоцвет говорил горячо, словно опытный оратор перед аудиторией, — Я артикулирую позицию: в нынешнее сложное время нам, городу, горожанам надлежит объединиться вокруг администрации и только так мы сможем выжить! От имени администрации заверяю, что мы предпримем все возможные меры, просто неимоверные, чтобы избежать катастрофы, но предупреждаю сразу, будет нелегко. Я потребую дисциплины и работы. Да что я? Каждый из нас должен требовать от себя и других дисциплины, организованности, самоотверженности. И еще раз организованности! Строжайшей дисциплины и напряженной работы! И на долгие годы придется забыть о нормированном рабочем дне, отпусках и прочих благах двадцать первого века. Тогда у нас все получится!

Пустоцвет так благожелательно и, совершенно искренне, улыбнулся, что ему хотелось верить.

— Вы, наверное, удивляетесь, зачем я вас пригласил? — поймав настороженный взгляд собеседника, кивнул небрежно-успокаивающе, — вы кажетесь мне вполне разумным человеком. Я навел справки — вы командовали рембазой — значит есть опыт руководства. Поэтому я заостряю вопрос: как вы смотрите на то, чтобы пойти ко мне, в администрацию? Должность подберем, мне нужны энергичные и опытные люди! Что скажите?

— Спасибо, конечно, за щедрое предложение, я... — пожал плечами Петелин, но Глава города энергично замотал пальцем с впечатляющих размеров золотым 'гайкой', впору матерому бандюгану из проклятых девяностых, — Нет, нет не отвечайте сейчас! Подумайте, посоветуйтесь с женой и с детьми, кажется у вас их двое? Хорошо?

Петелин молча кивнул и, поняв, что аудиенция закончена, поднялся.

— И еще один вопрос, — он замер, а Пустоцвет продолжил вкрадчиво и как бы между прочим, — Ходят какие-то странные слухи, что вы хотите куда-то переселится, где якобы чисто и можно жить нормальной жизнью. И даже набираете добровольцев, не можете пояснить по этому поводу? — Пустоцвет, сузив глаза, подался вперед, в упор глядя на собеседника.

Петелин, вдруг, не то по острому взгляду Пустоцвета, в упор смотрящего ему в лицо, не то по всей фигуре, подавшейся за столом вперед, догадался, что именно ради этого вопроса его и пригласили. А Пустоцвет увидел, как на миг дрогнули черты лица собеседника.

— Вы совершенно правы, — ответил Петелин ровным, спокойным голосом, — хотим переселиться в Селинную. Руки с нужного места растут, а в деревне всяко разно выжить проще. Но ваше предложение, Георгий Александрович заманчиво, и мы с женой подумаем. Подумаем. До свидания.

— Ну раз вы хотели только переселиться с друзьями, то до свидания, — и лицо Пустоцвета стало таким, с каким, прищурив глаз, смотрят на дичь сквозь мушку. Через миг лицо расслабилось, и он благожелательно кивнул уже в спину уходящему посетителю добавил, — Подумайте.

'И каждый день все новой гранью сверкает слово охренеть... нда. Знает, но, слава богу, не все, — подумал, аккуратно закрывая за собой дверь Петелин, — Надо ускорить переселение, пока он не узнал все! Сутки от силы...'

Пустоцвет положил подбородок на ладонь согнутой в локте руки и несколько мгновений смотрел на закрытую дверь, потом недоуменно пожал плечами и подвинул папку с нерассмотренными документами.

Петелин-старший вышел из той же двери, по которой зашел в администрацию; у выхода он увидел друзей, ожидавших его возвращения и уже начинавших тревожиться.

* * *

Вечером перед переходом легли рано и Егору Петелину приснился сон. Странный сон...

Ясным днем он шагал по лесной тропинке среди широко и низко распростертых ветвей, то нагибаясь, то отстраняя их от себя, и чащоба вокруг напоминала глухую сибирскую тайгу, какую видел однажды, в детстве. Свежий ветер трепал длинные волосы и непонятно откуда взявшуюся бородку, и он знал, что ему много лет, очень много лет. Паутина мимолетно касалась лица невесомыми прикосновениями. А вокруг безмолвие и тишина, какие не бывают в настоящем мире, мире за гранью СНА. Не слышно даже собственной поступи.

Деревья расступились, и он увидел узкую, спокойную речушку, скорее ручей, над водой густо торчали коричнево-зеленые стебли камыша и ветхий деревянный мост, с покрытыми длинными бородами лишайника опорами. И там, посреди моста, его ждала большая бурая медведица. Именно медведица. Егор остановился у входа на мост. Почему-то он точно знал — зверь не причинит ему зла. Они долго разглядывали друг друга. В светло-серых глазах медведицы было странное выражение и, если бы речь шла о человеке, ее взгляд можно было назвать нежным, а выражение морды — улыбчивым. Вот такая странная медведица, изволите ли видеть.

И он, вдруг, понял, что должен подойти, понять, кто она, медведица?

Шагнул на истертые доски моста и в тот же миг контуры тела животного поплыли, смазались. В следующее мгновение перед ним, всего в нескольких метрах, стояла девушка в русском сарафане до земли. До чего же хороша; длинная, лебединая шея, глаза, светло-серые, с черной каемкой вокруг зениц, великолепные, торжествующие. Зовущие, слегка вывернутые, жадные губы. Рыжая коса, толщиной в запястье. Она была прекрасна.

— Стой! — вытянула руку девушка, мелодичный женский голос чуть дрогнул, — Рано нам встречаться. Мокошь (восточнославянская богиня судьбы и плодородия, покровительница ткачества и домохозяйства) прогневается...

Мир стал каким-то скользким, неустойчивым. Он понял, что окружающее рушится. И словно вынырнул из воды, отчаянно хватая ртом воздух. Никакого леса, никакого моста и девушки. Тяжело дыша, глядел в тьму потолка. В углу, у затянутого полиэтиленом окна бился светлячок огонька в керосиновой лампе, освещая угол самодельной печи -отец купил ее перед войной.

Это всего лишь сон. Яркий, наполненный ощущениями, слишком похожий на явь. Сон, только сон. Хотя... Он вдруг подумал, что это не совсем сон. Сны он видел часто, но это был не тот сон, в котором напоминает о себе земное бытие, преломленное кривым зеркалом сонного разума, а нечто иное, никак не связанное с обычной жизнью... Это было что-то иное. Он действительно только что стоял на мосту и видел прекрасную девушку, которую никогда раньше не видел...

* * *

Семейство Петелиных проснулось в половину третьего утра.

Ночью с севера пришли тучи и все за окном пожрала тьма, словно и несчастного города, и его окрестностей не существовало на свете. Исчезли серые кубы пятиэтажек и частных домов, словно их и не было, укрывавшие замерзающих жителей, серые бетонные блокпосты в пригородах, с усталыми полицейскими, старинные здания центра, многим из которых по полторы сотни лет и речную долину, в которой с едва слышным плеском волн несла темную, почти черную воду Велька. И у тьмы был страшный голос.