Три желания для художника

Я сцапала с верхушки торта половинку клубники и отправила в рот. Потом еще одну, и еще...

Собственно, все не так плохо. Открытой агрессии Лео больше не проявляет, интерес его я сумела вызвать. Теперь это все надо как-то вывести либо к дружбе, либо к выгоде. Лучше, конечно, второе. Честнее. Вот только как донести до Леонарда, что от загаданных желаний получит большую выгоду именно он? Задачка еще та... Впрочем, время есть. Надо лишь...

Дверь на кухню хлопнула так громко, что я вздрогнула и упустила очередную клубничку на пол. И растеряно посмотрела на злого Леонарда. Нет, на первый взгляд он казался очень спокойным. Но я видела то, чего не смог бы увидеть обычный человек. Божественная энергия, которой был переполнен художник, пульсировала и искрила, пробегая по коже и волосам красными полосами гнева. Жуткое зрелище...

Я судорожно сглотнула и робко проговорила:

— Что-то случилось?

— Шаира, — ровным тоном сказал Лео, — что ты делала в моей мастерской?

Сердце оборвалось и ухнуло в живот холодным от страха комком. Я опять сглотнула — в горле категорически пересохло, да еще и появилось ощущение, что все съеденные клубнички встали в нем комом. Первая мысль — отрицать. Я все оставила, как было, вычислить мое вторжение нереально! Ведь я об этом позаботилась! Но в этот момент проснулось то, что обычно именуют интуицией, но лично я называла "левая лопатка зачесалась".

Нет, если я сейчас уйду в отрицание, это разрушит все, чего я с таким трудом добилась. Раз Леонард в работе такой педант, значит, я все-таки наследила. И вздумаю притвориться непонимающей... Он больше мне не поверит и наверняка вернется к открытой войне.

Потому я встала и покаянно опустила голову:

— Прости... Меня замучило любопытство.

Лицо художника закаменело.

— Чтобы через час и духу твоего в моем доме не было, — сухо проговорил он. — Иначе я тебе такое устрою... Все, что было до этого, покажется детской шалостью.

И, резко повернувшись, собрался уходить.

Я, не особо соображая, что делаю, подскочила к нему и схватила за руку. И прежде, чем он успел возмутиться, принялась сбивчиво каяться. Почему-то мне казалось очень важным донести до него, почему я так поступила:

— Прости, прости! Ты имеешь полное право злиться, я не должна была... Но меня еще с момента, как я тебя впервые увидела, глодало любопытство — каковы твои картины? Ты просто не видишь то, что вижу я! Любому джинну твой талант очевиден! Вот я и... Да, не должна была, но не удержалась от соблазна, когда увидела, что мастерская не заперта. Я ничего не трогала! Просто посмотрела картины...

Все время, пока я говорила, он стоял столбом и даже не смотрел в мою сторону. Причем его рука под моими пальцам казалась сделанной из стали, настолько Леонард был напряжен. Меня постепенно охватывало отчаяние. Мне очень нужно было достучаться, но я не могла! Меня просто не пускали!!!

— Ну хочешь, влепи мне подзатыльник! — воскликнула я. — Или по лицу ударь!

Отвращение, которое промелькнуло на его лице, заставило мое сердце опять оборваться.

Вот шайтан... Как же, наверное, жалко я сейчас выгляжу в его глазах...

— Я не бью девушек, — Лео повернулся ко мне и серьезно посмотрел. — Даже не в меру любопытных джинний, которые сильнее меня в несколько раз.

Прикусив губу, я спрятала руки за спину и почему-то сделала шаг назад. И покаянно посмотрела на него снизу вверх:

— Прости, я действительно поступила недостойно. Мне нужно было спросить разрешения у тебя, но я побоялась, что ты меня пошлешь. А я ведь женщина, и ничто женское мне не чуждо. Особенно что касается любопытства...

Некоторое время Леонард просто молчал, внимательно меня рассматривая своим пронзительными голубыми глазами. Мне было неуютно, я ощущала себя словно голой под этим взглядом. Но могла лишь переминаться с ноги на ногу, ожидая вердикта. И мысленно просила Творца, чтобы Лео не решил опять воевать со мной.

— Ты выглядишь до того искренней и по-настоящему сожалеющей, что мне почему-то хочется тебе поверить, — вдруг медленно проговорил он.

Я едва сдержала радостную улыбку, и как показала следующая реплика художника, правильно сделала:

— Ты либо хорошая актриса, либо просто до неприличия открыта. Я не могу понять, какое утверждение верно.

— Мои заверения, что второе, конечно же, весомыми не будут? — прямо спросила я.

— Конечно же, — слегка улыбнулся Лео.

Божественная энергия по-прежнему бушевала в нем, но в ней не осталось оттенков гнева и злости — художник успокоился, и это меня радовало. Значит, есть шанс на конструктивный диалог!

— Впрочем, сейчас проверим... — прищурился он. — Раз уж ты видела картины... Что ты о них думаешь?

Я потрясенно вытаращила глаза.

Простите, что? Он спрашивает моего мнения? Только на основании того, что я видела его полотна? Что за бред!

— Учти, цену своим произведениям я знаю прекрасно, — цинично усмехнулся Лео. — Во всех смыслах. Потому то, как мы с тобой будем дальше существовать в одном доме, и будет ли это сосуществование вообще, зависит только от твоей искренности, Шаира. От честного, не приправленного ничем лишним, мнения.

Я шумно выдохнула и качнулась с носка на пятку и обратно.

А ты совсем непрост, Леонард, совсем-совсем. Раз уж ты и сам все знаешь о своих картинах... Перехвалю — пролечу. Переругаю — так тем более.

Ладно. Хочешь честно, будет тебе честно.

— Те полотна, что висят на стенах, очень талантливы, — высказала я свое первое впечатление. — Я не сильна в технической части, ничего в этом не понимаю, скажем прямо, но сюжеты захватывают, их хочется рассматривать. Более того, при длительном визуальном контакте появляется ощущение, будто ты сам являешься участником тех событий. К тому же, как джиннии, мне доступны другие аспекты восприятия, и я могу сказать, что каждая картина еще и является слабым артефактом, осененным всплеском божественной энергии. Соответственно, в зависимости от нарисованного, картины влияют на настроение зрителя, на его эмоциональный фон.

Ни тени интереса или изумления не появилось на лице Леонарда. Значит, ничего нового я не сказала. Ладно, тогда прекращаем с медом, переходим к дегтю.

— Полотна хороши, — тщательно подбирая слова, произнесла я, — но не гениальны. Не соответствуют уровню твоего дара, божественной энергии в тебе.

К моему большому облегчению, он не расстроился и не разозлился, только сложил руки на груди, склонил голову и коротко сказал:

— Так. И что?

Я сильно, почти до крови прикусила губу. А затем судорожно выдохнула и решила: раз уж быть откровенной, так до конца.

— В твоей мастерской есть только два безусловных шедевра. Это те два полотна, которые стоят в углу, накрытые черной тканью.

Лео едва слышно хмыкнул и ухмыльнулся, словно безмолвно говоря "Кое-кто ну совсем не в меру любопытный".

— Что касается девушки на качелях, — продолжила я, — уверена, ты и сам знаешь — для того, чтобы картина заиграла всеми красками, не хватает конечной эмоции. Что чувствует героиня, взмывая над опасным обрывом? Как только ты поймешь, что там должно быть, и дорисуешь, уверена коллекционеры за нее подерутся. И даже джинны не останутся в стороне, если ты позволишь.

— А вторая? — вот и вся реакция на мое откровение.

— Готовый шедевр, — мгновенно отозвалась я. — Ничего лишнего, все на месте, бьет по нервам... Но я понимаю, почему она не в раме на видном месте, а пылится в углу. Я бы тоже ее там держала. Слишком много боли, слишком сильно отчаяние. Оно может свести с ума владельца, если картина будет висеть на стене, перед глазами.

Леонард зло хмыкнул и, взъерошив волосы, едко спросил:

— А что насчет сюжета? Ты хоть поняла, что там нарисовано?

— Как мужчина уходит к другой женщине, — я на миг поколебалась, но потом все же решила идти до конца: — Прости за то, что лезу не в свое дело... Но я думаю, что ты нарисовал уход твоего отца.

— Верно, — он опять был спокойным. Даже ненормально спокойным. — Я нарисовал, как мой отец бросил мою мать. Она после этого за год просто угасла. И я остался один.

— Мне очень жаль... — пробормотала я, уперев взгляд в пол.

Я уже горько сожалела, что вообще затронула эту тему. И что с того, что я оказалась права?

— Но это еще не все, куколка.

Веселая злость в его голосе заставила меня потрясенно вскинуть голову и наткнуться на презрительный взгляд.

Ну что я опять не так сделала?!

— Мой отец был талантливым поэтом, — недобро усмехаясь, сообщил Лео. — И с божественной энергией у него, как ты понимаешь, все было просто отлично. Так вот... Как ты думаешь, кто увел его из семьи?

Понимание обрушилось на меня приливной волной и я, ощутив, как подгибаются колени, нащупала табурет и опустилась на него.

— Джинния, — прошептала я пересохшими губами. — Конечно же, джинния! — и посмотрела на него снизу вверх. — Так вот почему ты нас терпеть не можешь!

— Браво! — издевательски похлопал Леонард, а затем наклонился так, чтобы наши глаза были на одном уровне: — Вот и подумай, куколка... Есть ли у тебя шансы добиться от меня чего-либо? И не проще просто сразу сдаться и не парить мозг ни себе, ни мне?

И, не говоря больше ни слова, он развернулся и ушел.

А я так и осталась сидеть посреди кухни на табурете, совершенно обессиленная и растерянная.

Творец всемогущий... Как я должна пробиться через это, для его и своего блага?!

Больше в этот день я Леонарда так и не видела. Он пропал в мастерской, предусмотрительно заперев ее на ключ. Впрочем, после такого откровенного разговора это, наверное, было правильным. Нам обоим нужно было подумать и понять, как вести себя дальше.

Я бродила привидением по дому художника, сосредоточено хмуря брови.

Новость номер раз, плохая. Нелюбовь к джиннам у Леонарда — не проявление фобии к представителям другой расы, а личная, выстраданная реакция. И это... ужасно. Для меня. Потому что я в глазах Лео автоматически приравниваюсь к той, которая разрушила жизнь матери и его собственную. Причем, я уверена, толпы джинний, которые побывали в этом доме, еще больше укрепили художника в мысли, что все мы меркантильные твари, только и жаждущие наложить лапу на божественную энергию.

Невесело... Но есть и плюсы!

Новость номер два, получше. Я узнала в чем проблема, а значит, смогу и придумать, как ее решить.

И, наконец, третья новость. Кажется, только мне повезло пробить Лео на такие откровения. Если бы он рассказывал нечто подобное другим джиннам, это обязательно было бы отражено в его личном деле. Но ничего такого там не написали. А значит что? Он относится ко мне по-другому, не так предвзято и агрессивно. Это ли не победа? О том, что я могла просто достать его до ручки, старалась не думать. В конце концов, не выгнал же он меня, угрожая превратить жизнь в ад, как грозился?

Решив дать сегодня Леонарду остыть, все свои планы я перенесла на завтрашний день.

Утром едва дождалась доставки от Оливера, и, подхватив тарелку с сочным стейком, постучала в по-прежнему запертую мастерскую. Причем, памятуя, что спит художник воистину, как мифический вампир, стучала долго, время от времени меняя ритм. И перестала лишь услышав приглушенные ругательства.

— Чего тебе, неуемная?! — рявкнул Лео, рывком распахнув дверь.

— Красавец, — я критически осмотрела помятое и заросшее щетиной лицо художника и протянула ему тарелку: — Завтрак подан.

— Издеваешься? — мрачно спросил он, подозрительным взглядом окинув угощение. — Отравить решила?

— Сдурел? — вытаращилась я. — Вообще о тебе, трудоголике, забочусь. Ты когда ел последний раз, уважаемый?

— Ночью, — скупо обронил Лео и взъерошил опять испачканную красками шевелюру. — Шаира, ты что, решила ко мне в горничные податься? Что за раболепие?

Я иронически вскинула бровь и пожала плечами.

— Не хочешь, как хочешь. Мое дело предложить, твое оказаться. Значит, я зря волновалась, что ты почти сутки не ел. Вот и чудно. Хорошего дня, — мило улыбнулась и, мысленно послав идиота в пеший тур по пустыне, решительно направилась обратно на кухню.

Там еще тортик недоеденный в холодильнике стоит. Самое то, чтобы исправить ставшее отвратительным настроение.

— Что, методичку все же доучила? — догнал меня ехидный вопрос. — А вторым пунктом в списке завоевания строптивого мужика там, случайно, встреча в нижнем белье не значится?

Я резко повернулась к нему и вперилась в нахала возмущенным взглядом.

— Леонард, я скажу тебе один раз, потому будь добр, выслушай, — ровным тоном заговорила я. — Я не знаю, какие джиннии здесь были до меня, да и мне, если честно, без разницы. Мне не интересно заграбастать тебя в качестве бесплатной батарейки, я вообще считаю подобное варварством и отсталостью. Я не мечтаю забраться в твою постель, чтобы проверить, действительно ли такие, как ты, в ней настолько хороши. И уж тем более, я не собираюсь обманом вынудить тебя загадать эти три желания. Когда это случится, я хочу быть уверена, что ты делаешь это в здравом уме и трезвой памяти.

— Не когда, а если, — спокойно поправил он.

— Нет, Лео, когда, — я покачала головой. — Я уже говорила, ты — моя последняя надежда. На выполнении этого контракта завязано слишком много, включая мое будущее, чтобы я отступилась. Но... — немного помялась, но все же решила, что лучше сказать: — Но не только мне это необходимо. Тебе тоже.

— Да-да, — фыркнул Леонард, привалившись к косяку. — Избыток божественной энергии мешает мне написать шедевр, слышал, слышал.

— Мешает! — я на миг упрямо сжала губы. — Она делает тебя нестабильным и не способным сосредоточиться целиком на деле. Плюс тебя отвлекает твоя ненависть. Если бы ты просто вычеркнул джиннов из своей жизни, а не тратил драгоценное время на самоуничтожительные мысли, работал бы намного продуктивнее.

— Да ты что?

Лео вдруг оттолкнулся от косяка и подошел так близко, что мне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на его лицо. А еще — сдержаться и остаться на месте, хотя так хотелось отшатнуться.

— А что же тогда ты вцепилась в свой диплом, джинния? — беспощадно спросил он. — Джинны занимаются не только исполнением желаний, я в курсе. Во всех сферах есть твои сородичи, даже в тех, которые не приветствуются вашим высшим обществом. Так почему ты не хочешь выбрать другую профессию? Почему хочешь выманивать у людей божественную энергию взамен на свои бесполезные желания?

И я, не удержавшись, расхохоталась. Весело, от души, до выступивших слез. Леонард, не ожидавший от меня такого нетипичного поведения, опасливо отошел на несколько шагов.

— Эй, Шаира? — пощелкал он пальцами перед моим носом. — Истерика? По лицу или водичку сразу на голову вылить?

— Нет, нормально все, — выдавила я, сквозь смех, изо всех сил пытаясь унять себя.

Ай да художник, ай да зрящий в корень! Знал бы ты, насколько в точку попал... Бесполезные желания — о да, это по моей части.

— Ты даже представить не можешь, насколько прав, — весело сообщила ему я.