Коллектор

Из шеренги здоровенных шестнадцатилетних оболтусов, ежащихся на пронизывающем ветру, вышло шестеро, ровно одна пятая от общего состава. Естественно, я оказался в их числе, со своим-то везением. Учитель Эйвинд отвел нас в сторону, дал команду построиться, и объяснил, что нас ждет:

— Для профилактики и общего оздоровления дисциплины нырнете на задержке дыхания на сто метров. Открутиться не удастся — навешу вам груза, закрою на замок и столкну в воду. На глубине ста метров вас будет ждать ключ, привязанный к шкерту. Привязываете груз к шкерту, отмыкаете ключом, и всплываете. Ни какой декомпрессии. Надеюсь, все останутся целы и проведут с шутниками разъяснительную беседу. Пошли. А остальные, которым, как они считают, повезло сегодня — строем на рыбоферму и по полторы нормы на сегодня.

Спускаясь по прикрепленной к отвесной скале металлической лестнице к воде, и видя перед собой прыгающую вверх-вниз спину идущего впереди курсанта, я вдруг подумал о превратностях моей судьбы, складывающейся особым образом. Почти шесть лет назад я очутился на этой красивой, очень красивой жесткой планете, состоящей из суровой земли и не менее сурового, холодного и соленого океана. Не знаю уж, каким образом, но некоторые детали моего спасения с базы впереди меня донеслись до местных, и поэтому, когда я впервые нарисовался в казарме, меня не стали бросать со скалы на кучу птичьего помета и заставлять выпить ровно три литра соленой воды. Напротив, все мои будущие товарищи с большим интересом и скрытым уважением перезнакомились со мной и стали приставать ко мне только с одной целью — услышать непосредственно от участника событий все эти невероятные истории о подземных лабиринтах, о стрельбе плазмой, о расстреле рейдером космическом полете, и жизни на другой планете. Я предусмотрительно растянул все это года на два, и когда последний штрих моей фантазии, переплетенной с правдивыми подробностями, осел в ушах ребят, то уже смело мог сказать, что меня окружают друзья. Так и оставшись Клириком, любителем покрытых пылью энциклопедий и знатоком ответов на все случаи жизни, я очень быстро выдвинулся в первые ряды отличников подводного дела — подземелья научили меня ориентироваться в трех измерениях, а недостаток кислорода и низкое давление в базе подготовили мои легкие к хранению большого запаса воздуха. К тому же мне очень нравилось под водой, несмотря на то, что температура в океане редко поднималась выше семи градусов, и без мокрого костюма больше сорока минут в воде не выдерживал даже учитель Эйвинд. Учитель, ведущий нашу группу, Эйвинд, сам вышел из местных жителей, с молодости участвовал во многих громких делах, о которых, естественно, особо не распространялся, но при случае любил туманно намекнуть. Серьезное ранение и, как следствие, искусственная печень, требующая ежедневной промывки и смены картриджа, поставило точку на оперативной работе, но отнюдь не препятствовала учительской работе.

Наконец, все мы вышли на пирс. Там помощник учителя уже сплел огон на конце прочного шкерта, прикрепил к нему ключ с грузилом и встал наготове. Мне пришлось нырять пятым, и я, вентилируя легкие, чувствовал себя, честно говоря, не в своей тарелке. Дело в том, что трое из четырех курсантов, нырнувших передо мной, при резком погружении и последующем всплытии потеряли сознание от недостатка кислорода, и их вытаскивал помощник, надевший скубу, плюс сам учитель. Меня вытаскивать уже было некому — оба, учитель и помощник, пошли на декомпрессию, оставив для надзора за экзекуцией какого-то подвернувшегося под руку рабочего с фермы. Рабочий с преогромным удовольствием согласился — представилась возможность поиздеваться над наглыми бездельниками, которыми нас не всегда справедливо считали все работники лагеря, но ждать от него помощи в случае чего не приходилось. "Послать куда подальше рабочего нельзя, это значит нарушить прямой приказ учителя и попасть в еще более худший оборот. Буду нырять", — принял я решение, и, быстро переодевшись в резинку, уселся на край пирса, рядом с привязанной к кнехту веревкой, спускающейся в глубину. Вентилируя легкие и составляя схему погружения, я через три минуты молча нырнул головой вниз, и пошел на глубину. Прошло еще четыре минуты — благополучно достигнув ключа, освободившись от грузов, я поднялся до сорока метров, судорожно пытаясь расширить потоком крови все вены и артерии и максимально избавиться от растворенного в крови воздуха. Такую технику мы только начинали осваивать, но принцип мной был полностью усвоен из заранее прочитанных инструкций. Вот когда пригодилось. Мозг стал понемногу отказывать, но натянутая веревка инстинктивно воспринималась, как единственный путь наверх. Еще немного, и моя голова появилась на поверхности океана. Тщательно подышав короткими неглубокими вздохами, я успокоил организм и взобрался на причал. Там стоял достаточно обеспокоенный учитель Эйвинд, большим пальцем правой руки прижимая след от декомпрессионного катетера на запястье, и смотрел на меня.

— Учитель Эйвинд, задание выполнено. Разрешите идти?

— Как твое самочувствие? Давай бегом на декомпрессию!

— Я в порядке, декомпрессия не нужна, воздух в крови при всплытии удалялся согласно таблице инструкции номер семьдесят восемь.

— Ты ее знаешь? Откуда?

— Так, читал во время свободной подготовки.

— Одобряю твой подход. И раз ты такой бодрый, то подожди, пока последний нырнет. Поможешь, в случае чего.

Последний курсант, Луфарь, тоже отключился на подъеме, но обошлось без моей помощи — Эйвинд лично нырнул по истечении пяти минут за своим учеником, вытащил его и откачал. Тащить же на себе полуживого Луфаря наверх в медчасть лагеря — вот тут я пригодился.

— Эй, Луфарь, как дела? Ты там еще не сдох?

— Не дождетесь вы Луфаревой смерти, сами кровью умоетесь. Ты давай, тащи, а то если потом мне пластик поставят вместо вен и по комиссии на рыбную ферму определят, так я тебе по ночам буду являться и акульи потроха в кровать подбрасывать. И ни одна с тобой не пойдет. Тащи быстрее!

Переговариваясь подобным образом, мы скоро достигли санчасти, где Луфаря определили на капельницу, а я задержался, собираясь незаметно стянуть ампулу глюкогона — после погружения жрать хотелось так, что глаза закатывались, а до обеда оставалось три часа с лишком.

С переменным успехом наше обучение продолжалось еще полгода, а потом подошел черед вступления в Борьбу. Этот лагерь отличался от той базы, где я жил и учился раньше — здесь готовили бойцов лучше и дольше, c индивидуальным подходом к каждому, и на выходе появлялся не просто расходный кусок мяса, годный исключительно к силовым формам борьбы, но грамотный специалист с подготовкой аналитика и агента под прикрытием. Так что в мои двенадцать мне попасть на задание в качестве живой гранаты не удалось. А сейчас каждому курсанту планировалось персональное задание, что-то наподобие выпускного экзамена, с учетом предварительных результатов обучения. Скажем так — посылать талантливого взрывника на резню противника тесаком никто бы не стал. Нашли бы для этого умельца орудовать холодным оружием. Но в той или иной форме выпустить противнику кишки обязан был каждый — выполнялась задача повязать кровью будущих секретных агентов и тактиков. Даже если ты просидишь всю свою последующую жизнь в кресле перед мониторами, не поднимая ничего тяжелее трехмерного указателя, то и в этом случае ты всегда будешь помнить, что когда-то убил своими руками одного из людей корпорации, и сам принес своему командованию доказательства этого убийства. А, значит, ты на крючке, и с врагами человечества тебе никак не по пути.

Все ребята получили файл с полной информацией и всего неделю на разработку, плюс список предметов допущенных к провозу в багаже. Я тоже получил свое задание и уже тридцать часов без перерыва на сон таращился в индивидуальный экранированный монитор, стараясь запомнить все подробности, усугубив дело добавочным объемом в виде развернутых справок по интересующим меня данным. Личность цели не представляла для меня никакого интереса. Джимми Росалес, вполне заурядный, серый, как и вся его одежда, функционер Сервисной службы "Oz Industries".Об этой корпорации я слышал — их дела неожиданно пошли под откос, что удивляло Орден, так как наши к этому не приложили никаких усилий. А вот функционер этот, несмотря на общую серость, в одном своем проявлении был талантом, на грани ясновидения. Его умение определять по совершенно неочевидным факторам, степень износа управляющих систем и их самозарождающуюся способность к отвлеченной логике ставило его в один ряд с опасными деятелями контрразведки "Oz Industries". Снабженные прошедшими его селекцию мозгами автоматические рейдеры, один из которых чуть не накрыл меня, но отправил к праотцам моего первого и единственного настоящего учителя, отца Варилу, успешнее других кораблей справлялись со своими задачами по уничтожению нас, Адвентистов. Достоин нелегкой смерти.

Бомбей — крупный промышленный центр, кораблестроение, тяжелое машиностроение, добыча двух третей таблицы Менделеева. Своя собственная энергетика и экологически чистое производство как норма. Естественно, ни одного комплекса на поверхности. Высокая городская концентрация населения, сельское хозяйство вторично. Столица — Бомбей. "Лучше умереть, чем лежать", — в этом они все. Работают латино, в то время как хинди лежат на обочине, как правило. Но уж если индус стал работать — для такого исключения нет ничего невозможного. Хорошая планета, без сирот и нищих, без войн и эпидемий. Наверное, хорошо жить в таком месте, каждый вечер приходить с работы, встречать свою жену, вместе обедать и проводить время в клубах по выходным, заниматься сексом, когда захочется. А в один прекрасный момент упасть посреди тротуара со снесенной тончайшей проволокой верхней частью черепа, ударившись всем телом о твердь земную, чтобы сохранившиеся в черепной коробке мозги от удара хорошенько выплеснулись на дорожное покрытие бело-красной кляксой. Жена и друзья спросят — "за что?", — но ответ будут знать немногие, и эти немногие на похоронах, где душа Джимми в ритуальном огне вознесется, присутствовать не будут.

Предстояло создать и уяснить для себя самого — как я доберусь до него, как уберусь, не оставляя следов. Готового решения никто не предлагал — в обязательном порядке предлагалась только ампула с ядом, который заживо разлагал любого сорта биологию — зато без следов.

Видать, древняя это традиция — по весне устраивать выпускные экзамены, а летом — вступительные. На всех планетах, где находились известные в Земной Оси колледжи и университеты, следовали традиции, ориентируясь на стандартный календарь. Так что моя задача облегчалась — возраст, подходящий абитуриенту, и весьма здоровый цвет кожи, оправдывающий очевидное отсутствие мозгов, давали мне в совокупности дней десять от момента подачи заявления на поступление до первого экзамена. Дополнительные справки помогли выбрать такой оригинальный способ кратковременной легализации. Ознакомившись с моим планом, учитель Эйвинд не преминул заметить:

— От курсанта, которого зовут Клирик, этого следовало ожидать. Должно сработать, возражений нет.

Вот так и получилось, что я, первый из всей нашей группы, трясся в кабине скоростного глиссера, везущего меня на далекий материковый поселок с полустанка которого, используя скоростную дорогу и поддельные документы (их изучением я как раз был занят в настоящий момент) мне предстояло добраться до пассажирского космопорта. А там, по второму из четырех удостоверений личности, растаять в космосе. Пилот глиссера, заметив мой невеселый настрой, оторвался от захватывающего занятия — обрезки ногтей с помощью остро заточенного по краю йо-йо, жужжавшего в воздухе — похлопал меня по плечу и ободряюще крикнул, перекрывая шум турбины:

— Не куксись, акула, все будет как надо! Я тебе говорю, сам через это проходил!

После чего, с видом человека, выполнившего свой долг, вернулся к обрезке ногтей. Постепенно гул двигателей и достаточно ритмичная качка успокоили меня. Я уснул.

Глава 3

Клирик

Во время посадки на пассажирский рейс до Канона я не нервничал совершенно. Ожидание смерти хуже самой смерти, так что, оставив это самое ожидание позади, все силы стоило теперь сосредоточить на задании. Китовый край — свободная от минеральных комплексов планета, как впрочем, и Канон, так что вся процедура регистрации состояла из предъявления билета и удостоверения личности скучающему пограничному инспектору, безразлично скользнувшему по мне своим взглядом. Сразу за этим последовала посадка на борт. Сидячее место, где мне предстояло провести чуть больше пятнадцати часов, не отличалось комфортом — но что ожидать от пятого класса. Все пассажиры расселись по своим местам, состоятельные господа заняли отдельные каюты, и судно, чуть содрогнувшись, взлетело. Зная по собственному, правда, основательно подзабытому опыту, что испытываешь во время прыжка, я решил не засыпать до этого момента. К тому же основное время полета приходилось на маневрирование у Канона, где предполагался плотный трафик, как и у каждого крупного транспортного узла. Там и доберу. В момент прыжка ощущение такое, как будто по тебе хлестнули холодной мокрой тряпкой — ну какой тут сон.

Толчея вокзала на Каноне встретила меня, как родного. Ни разу не ошибившись в направлении движения, я сначала купил десятидневную экскурсию в Синее Ущелье (содержание рекламного проспекта этой экскурсии выучено наизусть). Далее благополучно отправил текущее удостоверение личности вместе с экскурсионным ваучером в ячейку камеры хранения, а в туалете, запершись в кабинке, покрасил волосы до равномерного блекло-русого и сделал инъекцию ингибитора меланина, от чего мой цвет кожи заметно посветлел. Из зеркала на меня смотрел тот же парень, что и на фото в следующем комплекте документов. Абитуриент с Эсти, еду поступать в БТК, Бомбейский Технический Колледж, стандартный аттестат с удовлетворительными оценками. Потом я выждал несколько часов, во время которых очень мило проводил время в кафе, прихватывая огромные дозы мороженого и холодного лимонада, чтобы закрепить эффект просветления кожи. На новое имя я приобрел билет до Бомбея, куда отправлялись девять рейсов каждый день, с таким расчетом, чтобы попасть на ближайший с прибытием в космопорт столицы утром.

Полет до Бомбея стал точной копией предыдущего перелета, разве что всю дорогу раздражал ощутимый зуд кожи, из-за воздействия впрыснутого химиката. По прилету я, нигде не останавливаясь, дошел до подземки, и через пару пересадок вылез на поверхность в непосредственной близости от здания БТК.

Молодцы строители этого города, ничего не жмет, не давит, кругом простор, как в наших скалах на Китовом крае. Правда, на своих двоих топать везде далеко. До корпуса пришлось быстрым темпом минут двадцать шагать. Солнышко утреннее уже накрывало так, что кожа краснела на глазах. Хоть я и планировал появление ожогов и остатки крема от загара на носу, но не так вдруг. Представилось, что будет днем, в самое пекло. Все встреченные мной люди выглядели хорошо пропеченными пирожками с коричневой коркой. Нужно выглядеть на их фоне обгоревшим лопухом со спекшимися от жары мозгами — такого всерьез воспринять невозможно, и можно рассчитывать на стабильно жалостливое и чуть брезгливое отношение. Судя по всему, это не проблема.