Моя оценка монструозной конструкции резко подскочила: если к делу привлекли магию, значит, к испытаниям подходили серьезно и накопали кучу недостатков (это плюс, когда ошибки выявляют до того, как они станут проблемами). Непонятно было только, зачем сурик.

— Сколько народу он берет?

Моряк замялся.

— Полтора десятка, по максимуму. Конечно, комфорт минимальный.

А сейчас в эту кастрюльку набьются разом двенадцать некромантов, не считая экипажа. Прелесть! Всю жизнь мечтал посидеть у кого-то на голове.

— У-удачи! — Алех смотрел на подводный аппарат с благоговейным трепетом.

— Пофиг удачу, ты мне лучше терпения пожелай.

На палубу начали взбираться мои коллеги, судя по их лицам, мнение об этом транспорте они составили давно и менять его не собирались.

— А частями нельзя? — я наблюдал, как экипаж упаковывает некромантов в агрегат.

— Нет. Время работы регенератора ограничено.

Если бы не мое жгучее желание попасть в подводный город, я нашел бы, что на это сказать (и даже сделал бы кое-что). Пожилые колдуны устраивались на скамейках плотно-плотно, и сердито сопели. Естественно! Нам ведь не просто приходилось касаться друг друга (что для любого черного — оскорбление), но еще и смотреть практически в упор, физически не имея возможности для отступления. Хотите мое мнение? Создатели спускаемого аппарата явно что-то не доработали. Посадили они, значит, всех черных в одну коробочку и — бултых! Интересно, здесь кому-нибудь кроме меня читали в детстве сказку про джина и бутылку?

Погружение в бездну заняло больше получаса, самым сильным впечатлением от него оказалось ощущение всеобъемлющей тишины. Ни духоты, ни перепадов давления в колоколе не ощущалось, но мы были единственным источником звука — шороха дыхания, лязганья канатов — а за оболочкой из звонких бронзовых стен словно и не было ничего. Золотистый отблеск металла живо напоминал внутренности склепа, в результате, обстановка давила на нервы даже черным. Люди не смеялись, не балагурили, старались не двигаться без особой нужды и напряженно ждали. Только шуршал вентилятор, да загадочно мерцали на стенах Знаки из белой магии (Никогда не слышал, чтобы белым удавалось что-то алхимическое!).

Я скучал и думал, за каким фигом предкам потребовалось что-то строить в такой заднице. Нет, вышло удачно (на поверхности-то не сохранилось ничего), но логики никакой. По моим понятиям, совершить такую глупость людей могли заставить две вещи: выгода или опасность, в смысле, либо они нашли здесь что-то безумно ценное для себя, либо — от кого-то прятались. Предположения по этому поводу, поначалу вполне разумные, постепенно приобретали все более извращенные формы, начиная от засилья на поверхности драконов (откуда-то ведь пошли легенды об огнедышащих тварях) и кончая товарно-денежными отношениями с дальними кругами Ада. От растущего напряжения я весь извелся, под рубашкой словно ползали полчища муравьев, а чесаться было нельзя, и дюжина моих коллег выглядела не лучше. Причем, они знали, на что шли, потому что были здесь раньше, и все равно решились. Вот где выдержка! Когда экипаж колокола принялся орудовать рычагами и штурвалами, это было настоящее спасение — нервы у набившихся в плавучий саркофаг магов были на пределе.

Колокол встал нижней частью на люк, операторы тщательно проверили надежность сочленения и откинули крышку. Сквозь уплотнение вытекло не больше чайной ложки воды, все выглядело так, словно внизу просто открылось новое пространство, дыра в другой мир.

Здравствуй, Город Наблы! Надо будет спросить у Баррая, кто такой этот Набла был. Можно будет его поднять, поблагодарить, и снова упокоить.

Поскольку я залез в колокол последним, то выходить мне пришлось впереди всех. Тускло светился голубой зачарованный фонарь (такие могут гореть годами, уходя, его просто не гасили). Баррай передал мне вниз лампу поярче, но лучше видно от этого не стало — дальние углы по-прежнему тонули в темноте. Просторно тут! Судя по всему, помещение изначально предназначалось для приема подводных судов, а присоединительные размеры, значит, наши у древних попросту слизали. Большим полукругом располагались четыре раздвижных двери, за единственной открытой виднелся точно такой же люк, как тот, через который мы проникли. Вдоль стены тянулся ряд металлических остовов скамеек, благодаря удивительной сухости воздуха, объяснения которой я не находил, за столько лет металл не потускнел и не заржавел. Ни паутины, ни остатков растительности (да и откуда им взяться?), ни покойников (в любом виде). Из зала выходили два коридора, один уводил вверх по странной двойной лестнице, весь проем второго был затянут мембраной из промасленного шелка. Справа от лестниц в стене зиял пролом, открывающий какие-то пустоты и нечто, подозрительно напоминающее гнездо песчаных гнид, как его изображали в археологических манускриптах.

Баррай спустился сразу за мной, принял сверху металлический чемоданчик, сменил патрон в приткнувшемся под фонарем регенераторе и запустил машинку.

— Атмосфера купола не пригодна для дыхания, — сообщил он. — Мы заполнили чистым воздухом лишь несколько помещений, чтобы не нарушать сложившегося равновесия — кислород может губительно сказаться на древних артефактах. Поэтому очерченную мелом зону просьба не покидать!

Жирная меловая черта проходила в метре от шелковой мембраны.

Ладно, хорошенького понемножку и не все сразу, ничто не мешает мне просто смотреть по сторонам. Профану не понять, как много может сказать алхимику один вид рукотворного устройства! В каждой детали интерьера, в ребристых стенах коридора, в профиле намертво заклинившей двери были спрессованы годы опыта, изысканий, удачных решений и оглушительных провалов.

Глаз так легко различал границу между древним и современным — слишком уж разительно отличались форма и дизайн. Здесь все казалось слишком правильным и гладким, словно в ювелирной лавке. Взять, например, те ажурные металлические блюдца, закрепленные на потолке. Я не мог представить себе способ изготовления этих штук, кроме точения из цельного куска и полировки вручную, но даже в этом случае на поверхности видны были бы вскрывшиеся дефекты. Нонсенс! Их здесь сотни, возможно, тысячи, и они ВСЕ были совершенно ОДИНАКОВЫЕ. Вот теперь-то мне стали понятны причины навязчивых бредней о техномагии — в мозгах "ботвы" просто не помещалась мысль о том, что подобное можно проделать без помощи волшебства. Я, невзначай, провел рукой по доступной части стены и попытался проанализировать ощущения, принесенные Силой.

— Не торопитесь с Источником, молодой человек, — окликнули меня сзади. — Здесь это опасно.

А если подумать, что именно является материалом для регенерационных патронов, то главную опасность можно пометить крестиком. С языка рвались страшные проклятья. Он что, решил, что Силу не соразмеряю? Все такие заботливые, жалко только, что не к месту... Поругаться с коллегой я не успел — освоенная археологами зона была не так уж велика.

Целью нашего визита был большой зал с выпуклой стеклянной стеной. Донные отложения засыпали основание купола, поэтому моря видно не было, зато в углу стекло рассекала драматическая трещина. На полу лежало... ну, будем считать, что тело (хотя как им удалось определить, что кто-то здесь умер в плавательном костюме — загадка великая есть). Теоретически, кости — это камни, а камни могут лежать вечно, но на практике из них что-то такое уходит, и в неподходящих условиях от скелета остается только ломкий белый мусор. Свод черепа и дуги ребер не сохранилось, отчетливо различались только желтоватые бусины зубов и холмик на месте позвоночного столба. Баррай произвел привычные манипуляции с регенератором и зажег яркие голубые светильники.

Мд-да. Ясно, что к своей работе маги относились с душой: весь пол помещения был исчерчен Знаками и линиями пентаграмм (щиты, поглотители, отражатели — все то, что поможет нам остаться в живых, если что-то пойдет не так). Красиво, впечатляет, однако собственно некромантические плетения от умения рисовать не зависели совершенно.

— Это — последнее сохранившееся тело на расчищенной территории, — Баррай оглядывал останки без трепета или сожаления. — Если в этот раз не получится, придется сдвигать перегородки, а это — работы на три недели.

С такими темпами я не то, что к сдаче работ, я к экзаменам не успею. Как же меня все это забодало...

Крапс активировал защитные знаки вокруг регенераторов, остальные сосредоточенно разминались. Я начинал звереть. Им что, не лень таскаться сюда раз за разом? Всего делов: взялись, вздрогнули, подняли. Ну, и упокоили, конечно же. С Максом это заняло у меня не более пяти минут. Эхо чужих Источников не прибавляло благодушия, понять, где мои собственные мысли, а где — голос черной натуры, становилось все сложнее. К тому моменту, как все было готово, чувство робости перед неосвоенным ритуалом умерло у меня окончательно. Теперь — только дай!

В воздухе заплясало зеленое кружево некромантических плетений, у каждого мага оно было свое, с неповторимым рисунком и неизъяснимым значением. Мне досталось то, что символизировало речь (не звук, а скорее саму способность общения).

Почти сразу я понял, что именно у них каждый раз не получается. Один взял на себя чувства, другой — память, третий — способность сознавать, каждое заклятье по отдельности было совершенным, но должен был быть кто-то, кто замкнет Магический Круг, согласует между собой отдельные ритмы, а пока все плетения враждовали друг с другом, как на моем мотоцикле — двигатель с фонарем. Чувство гармонии — штука тонкая, дается либо постоянной практикой, либо при рождении раз и на всегда. Я ждал, тянул, но нужного действия (такого простого и понятного), никто не начинал. Так вот зачем им нужен был Чарак, уже имевший опыт участия в подобных ритуалах! Но старый некромант не способен был к таким подвигам и прислал вместо себя меня.

Этак они будут упражняться годами, пока мертвецы в куполе не кончатся.

Я решительно усложнил собственное плетение, принуждая остальных исправить в своих заклятьях мелкие огрехи и придать им нужную форму (таким методом пользовался Чарак, когда обучал меня). Маги заволновались. Крапс попытался выйти из Круга, но я пресек попытку к бегству — сформировал узел, мешающий ему отослать Источник. Все на секунду приняли нужные позиции, и почти сразу мертвое тело отозвалось нам. Теперь я вел Круг, а остальные мне подчинялись, и результат был на лицо.

Потоки черной энергии пронизывали пространство, резонируя с тонкой изнанкой реальности, истончая грань между мирами, делая понятия живого и неживого расплывчатыми, неясными. И немая до той поры материя неслышно пела. Труп, лежащий на месте своей смерти — лучшие условия для подобного колдовства.

Искусство некромантии заключается вовсе не в том, чтобы сотворить зомби (как бы ни были уверены в этом обыватели), а в том, чтобы пробудить мертвого, дать ему шанс вернутся. Это одновременно и сложней, и проще. Проще — потому, что живое существо и само знает, как должно быть устроено, сложней — потому, что человеку невероятно трудно отделить реальность как таковую от своих представлений о ней. Пробуждаемую личность требовалось принять такой, какова она есть, не пытаясь упростить или улучшить, о чем и предупреждал меня Чарак, а черный Источник агрессивен и непокорен, чрезвычайно сложно одновременно удерживать над ним контроль и пассивно созерцать. Разница между оживлением Макса и тем, что мы делали сейчас, была в сложности воспринимаемой структуры, а так же в глубине необходимой отрешенности — отпечаток сущности держался в костях едва-едва (артефакты магии существуют долго, но не до бесконечности же).

Я впервые поднимал полноценного человеческого зомби и с восхищением наблюдал, как сливаются в одно целое, проявляются из небытия разные аспекты личности. Подумать только, сколько противоречивых черт уживается в одном человеке! Стремление двигаться и желание замереть, потребность видеть, не даже имея глаз, и дышать, уже не нуждаясь в воздухе, хаотическое мельтешение обрывков мыслей и неумолимый напор пробуждающейся воли. Это тело когда-то было женщиной. Было. Не знаю, что бы она почувствовала, если бы узнала, как выглядит сейчас. В наших усилиях по ее воскрешению наблюдался какой-то предел, вызванный то ли неумелыми действиями Круга, то ли — древностью останков. Тело не желало собираться до конца, что было к лучшему — буйное чудовище я бы остановил одним щелчком, а вот что делать с женской истерикой в исполнении зомби — совершенно не представлял. Жизненной силы покойнице, определенно, не хватало, она не знала, но каким-то образом догадывалась, что с ней делают, и не могла этому помешать. Крапс потянулся к ней усилием воли, готовясь сломить и подчинить, но я не позволил ему, просто прижал его Источник и маг насторожено замер. Слишком уж он привык потрошить уголовников!

Теперь мне стали понятны слова Чарака о тождестве и понимании — я чувствовал себя одновременно двумя разными людьми, мужчиной и женщиной. Причем — женщиной испуганной (вот, значит, как оно выглядит, это чувство!). Для воскрешенной пролетевших мимо веков не существовало, она только что упала на пол и вдруг ее окружили странные незнакомые люди.

— Не бойся, — сказал я ей. Раньше мы не поняли бы друг друга, но сейчас говорили на одном языке. — Помоги мне. Скажи, что случилось? Что с тобой произошло?

Она поверила и послушно обратилась в себя, последним, смертным усилием пробуждая образы минувшего, а я смотрел на мир ее глазами и видел все таким, каким оно было тогда. Просторные, светлые помещения, разноцветные огни, подсвечивающие толщу воды, медленно плывущие в ней агрегаты. И на этом белом пластике, на светлом металле, словно паутина, расцветали грязные пятна фомов. Неживая мерзость расползалась, на глазах обволакивая купол, а люди стояли и показывали на нее пальцами. Они ничего не предпринимали, они выглядели удивленными и слегка обеспокоенными, но не испуганными.

— Ты знаешь, что это? Ты понимаешь, что это было? — допытывался я у зомби.

Все-таки это тело было очень старо, эхо жизни почти погасло в нем, и даже самые сильные колдуны не могли удержать его дольше минуты. Мертвая плоть обратилась в серый прах, на этот раз окончательно, а накопленную реанимирующими проклятьями энергию пришлось рассеять.

Все некроманты видели то же, что и я. Мы потрясенно молчали.

— Что? Вам удалось что-то узнать?

Ах, да, у ритуала ведь были зрители. Содержание наших видений Барраю было недоступно.

— Их убило вторжение потустороннего, — ответил я за всех, — фомы, самое примитивное из стихийных проклятий, но они не знали, что это было, и не могли себя защитить.

— Но мы же в море! — потрясенно выдохнул Крапс. — Тут соленой воды до жопы. Нужно было просто стены помыть...

Я пожал плечами:

— Это просто, если об этом знать. У них не было времени искать средство.

Глава 54

Крапс изводил меня всю обратную дорогу.