Реальность третьего рода

— "K42B" — значит "Key for Tubby".

Мишель не удивился. От Ту можно было ожидать такого. А Шу было не до жабы, он сидел, положив голову на руки и задумчиво смотрел сквозь стекло на солнечную площадь и размышлял. А еще он смотрел на отражения в окне. За двойным стеклом сидела грустная двухголовая девушка и две призрачные руки мешали ложками в стаканах.

— Это — моя машинка...— сказал Ту с нежностью погладив ключ.

— Кккакая машинка? — Поднял голову Шу, подумав совсем не то.

— Ну, какая... — Би-Би... — ответил Ту с еще большей нежностью.

— Шу махнул рукой и (возможно от этого жеста) снова уронил голову.

Ту засуетился, собираясь к прилавку за новой порцией урывков, которыми они обычно питались:

— Скажите мне сразу, чтобы я сто раз не ходил.

— Не ходи, Ту, сделай милость. — Отозвался Шу.

И Ту не пошел. Он остался сидеть, и говорил, говорил, говорил...

А темная стена грозы надвигалась на город с юга, но никто этого не видел. Она двигалась тихо и под покровом ночи, и вдруг обрушилась мокрым ветром и грохотом. Но обитатели города не обращали на это внимания, укрытые каменными стенами и толстыми стеклами кафе.

— Неизвестно, говоришь?

Герольд все так же пристально смотрел на него.

Король отвернулся к окну. За что? Почему его убили? Король не любил балы. Шум, много народа. Но это было нужно государству. Весь этот королевский приём, роскошный, почти как во времена его отца. Король был доволен, казалось, его замысел осуществился успешно. Ну, не всё, конечно, но главного он достиг. Соседи убедились, что его государство еще существует, оно сильное, и в казне достаточно монет, чтобы устраивать столь роскошные приёмы. Установлены новые связи, возобновлены старые, заключены предварительные соглашения о выгодной торговле. Начат разговор о военных союзах. И всё такое.

Он узнал об этом случайно, его явно не собирались оповещать о происшествии, когда вот так, запросто, на Королевском Балу убили человека. А он, Король, ничего не знает об этом.

— Кто был этот гость?

— Не знаю, говорят, какой-то король.

— С юга? с севера? А убийцу поймали?

— Убийца сегодня утром повесился в камере... — Герольд, явно, хотел добавить что-то еще, но не решался.

— Ну, говори! — Нетерпеливо крикнул Король.

— ...Его убили из пушки.

— Как, из пушки?

Не может быть. Это жуткое колдовское изобретение пришло и юга еще во времена его отца. В его войске даже было две пушки. Их сделали мастера из Дарквуда. И была еще одна, но она... Ее разорвало огнем как раз в тот момент, когда мастера показывали ее старому Эдмонду, его отцу. Одного подмастерья разрезало осколком у него на глазах...

Но они давно пришли в негодность и лежат в подвалах со времен последней войны. И, все равно, для них нужен Огонь. Порох. Прах, что сгорает мгновенно, выталкивая камни на вражеские стены. Старый мастер из Дарквуда рассказывал, как его приготовить. Надо смешать уголь и серу... и еще что-то... в определенных пропорциях. И делать это надо очень точно, иначе вместо огня будет только дым. И тяжелый запах серы. Секрет этот хранили далеко на юге, откуда и привозили порох, продавая его за такую же меру золота. Торговцы! Конечно, они всегда делали так, продавая всего лишь уголь, прах, за золото! Разве что сера... Серу исторгают из себя вулканы. Наши горы не те. Они древние, низкие и покатые. Сера есть только в Драконьих горах на севере. Но только уже много лет не было вестей оттуда. Там были поселения рудокопов, что возили свой товар в Девять Островов. Да, ведь, теперь, и Острова — это отдельная страна со своим королем.

— Из пушки... Как она оказалась на балу?

Король ничего не мог понять. Ведь, чтобы поднять пушку, нужно пять человек. И выстрел, наверное, разрушил бы все стены зала, не говоря уже о том, что был бы слышен во всех окрестных лесах.

— Это была карманная пушка. Вот, что нашли в зале, у стены.

У него на ладони лежал блестящий железный шарик размером с ноготь.

— Что это?

— Такими ядрами стреляет карманная пушка.

— Откуда ты знаешь?

Герольд промолчал.

Кто тот мастер, что сделал карманную пушку? Кто тот человек, что подослал убийцу к таинственному иностранному королю? Кто тот король, которого убили? Вообще ничего не известно. Все это очень не нравилось Королю. Это напоминало те времена, когда еще не закончились войны, и вражеские шпионы прятались среди нарядных горожан на ярмарках. Неужели, снова будет война... Королю стало очень тревожно и холодно. Он отвернулся от окна и закутался в мантию.

— Можешь идти, герольд, — сказал он не оборачиваясь. И услышал, как его молодые шаги прокатились вниз по лестнице и затихли где-то во дворе.

Дождь начался со вторым раскатом грома.. Слон влетел в двери кофейника с третьим. Он остановился на пороге, стряхивая с волос мокрые капли. Дождь не успел серьезно намочить его. Но, все равно, ему было неуютно, несмотря на теплый воздух и запах кофе. Холодный люминесцентный свет показался ему агрессивным, после полумрака предгрозовой улицы ему было больно поднять глаза и оглядеться.

Он опустился на первый же стул у входа в углу, подальше от света. Этот свет, мелко дрожащий, все равно раздражал его. Он закрыл глаза и опустил голову на руки. Приглушенные голоса вплыли в его сознание. Такое странное чувство всегда рождает эта кофейная тишина, наполненная ватными голосами. Они все говорили о своем, и была возможность переключаться с одного разговора на другой, только он не владел этим искусством. Переключение происходило само, плавно и неожиданно. Это было интересно, потому что каждый раз приходилось догадываться о чем речь, Слон любил эту игру и часто, когда большое количество народа распадалось на несколько очагов беседы, терялся в толпе и закрывал глаза...

-... и вот, представь себе, в этой их ситуации, кругом творится полный беспредел, а в этот момент к ним приезжает какой-то протоиерей или архимандрит...

— А я всегда думала, что архимандрит — это такая болезнь.

Громкий смех и звон кофейного блюдца.

— Да ты что! Болезнь — это холицистит.

...а вот я смотрю, он такой неубедительный, малоподвижный и лапы лишние. А рыцарь! Ты бы видела рыцаря! Представляешь, он был в мотоциклетном шлеме! Не поверил бы, что у нас могут такой сырой продукт показывать. А потом посмотрел на марку...

— А по-твоему, драконы, они какие должны быть?

— Ну, это большой летающий ящер.

— С перьями?

— Не путай меня. С перьями — это грифон. В общем, определения "летающий ящер" достаточно, остальное история не сохранила. Однако, были и другие летающие ящеры, птеродактили, например. И этот вроде птеродактиля, только шея и хвост подлиннее, голова поменьше, а задние лапы не такие недоразвитые, а мощные, он их в полете не вытягивает, а поджимает, как птица. Это пропорции, а так он намного больше птеродактиля. Еще он весь покрыт чешуей, бывает гребень на спине. Да, и самое главное — он огнедышащий.

— Как это?

— Горючий газ. Метан или что-то в этом роде. Продукт жизнедеятельности бактерий у него в брюхе. Возможно, они помогают ему разлагать пищу. Но, это я додумываю, можешь смело мне не верить.

— А как он его поджигает?

— Вот этого не знаю. Может, высекает зубами искры?

Нездоровый смех за соседним столиком усилился и другой голос добродушно сказал:

— Ты его не слушай, он опять грузит. А то завтра утром голова будет болеть, он работает не хуже Двуликого...

Кто-то воевал с макаронами, яростно тыкая вилкой в тарелку, а макароны корчились и извивались. Кто-то ожесточенно грыз яблоко. Звук этот странно перемешивался с отдаленным звоном ложечки в стакане. Такой звон всегда порождает вокруг себя тишину.

— ...Ах, сударыня, что вы думаете про полиномы Лежандра?

— Не очень-то думаю. Меня утомляет их реккурентность...

— ...А бывают таблетки от дождя?

— Бывают. Таблетки от всего бывают. — Отвечал уверенный голос...

— ...и грибников много.

— Правильных?

— Всяких. Представляешь, однажды еду, смотрю, бабка полную корзинку везет. Папоротником прикрыта. Я у нее поинтересовался, много ли. А она гордо так, говорит "МНОГО!", папоротник приподняла, а там... жабы шевелятся! Целая корзинка жаб!

— А я тоже одну старушку сумашедшую видел. В лесу, неподалеку от города. Идет, такая, в шляпке, прямо как ведьма из мультика. Так она собирала грибы только мужского пола.

— Как это? Грибы, вроде, по полу не различаются. У них споры. У всех одинаковые.

— А вот так, говорит, подосиновики, рыжики, грузди, мухоморы — беру, а поганки, лисички, сыроежки — нет...

— ...Это не тебе, Ту? — Ужасно знакомый голос.

— Мне. Видишь, написано. — Шорох бумаги и звон монетки о стол.

— Нет. Не вижу. Тут какие-то цифры...

— Кей Фор Ту Би — значит Key for Tubby. Это моя машинка...

Аа! Это же Ту с Мишелем! Вот и наткнулся. Куда не пойдешь, везде мы.

— Кккакая машинка? — И Шу с ними!

— Какая — Би-Би... — ответил Ту с еще большей нежностью.

Слон поднялся и жмурясь от неприятного света направился к дальнему столику у окна. "А вот с Слон пришел..." — Это было привычное приветствие.

— Я вот думал, как быстро я на вас наткнусь... Вряд ли вы далеко от центра слоняетесь. А тут еще дождь этот.

— А ты был на площади? К тебе проповедник не приставал? Впрочем, я помню, у тебя иммунитет...

— Ну не то, чтобы иммунитет... Я не верю в Бога как в личность. Он не может помогать, спасать и вообще вести себя. Я уверен, вселенной безразлично, есть ли вообще жизнь на Земле, в какой форме существует материя, и не распалось ли все в пыль. О моей жалкой жизни и говорить нечего.

— Значит ты считаешь, что цель всего — это распад? А как же жизнь всякая?

— Мир стремится к распаду наиболее удобным путем. И если такое усложнение структуры как жизнь кажется странным и противоречащим этому стремлению, то это только иллюзия. С помощью таких сложных структур мир распадается гораздо проще и быстрее. Обычно Проповедники призывают не думать, не творить, не жить — значит не разрушать. По-своему они правы. Мертвая природа медленнее распадается.

— Ну а ты сам-то зачем тогда живешь? Может... это... распасться побыстрее?

— Ну зачем. Я все же живой и паразитирую на этом распаде, живу за счет него, ускоряя его. И мне хорошо, и хочется паразитировать подольше, и чтобы другим тоже досталось. Поскольку Богу безразлично наше существование, мы сами должны заботиться о мирах и существах, что обитают в них. Люди сильны, их слишком много, и они стали богами здесь. Жестокими богами и слишком глупыми для богов... Чего-то меня занесло. Я к тому, что раз люди здесь правят, то это их разборки, а богов не вмешивай. Если захотят — сами себя уничтожат, а боги только посмеются.

Мишель явно удовлетворился слонской лекцией и заскучал. А Ту, как раз, наоборот, проснулся и снова продолжил свою тему.

— А вот мы тут обсуждали... ну, ты понимаешь, что я хочу сказать. Вот ты здесь, вот лес, вот холм, вот в городе тут. Хорошо, а потом? Ну, о возврате туда, откуда ты есть, я понимаю, речи нет. А куда тогда? За горы?

— Что ты все, Ту, "за горы" да "за горы". Не уеду я никуда, мне здесь хорошо...

— Почему? А ты сам подумай... Ведь все здесь не от хорошей жизни.

Слон задумался. Да, ну он сам, понятно. Дэн. Этот человек-беда везде и всегда чувствовал себя обиженным всеми. У Мишеля там что-то случилось. Ту... Да. Как он сам говорил, у него там "задница". Этим словом называлась безвыходная ситуация. Ту любил устраивать себе в жизни "задницы", а потом из них выбираться. Казалось, это доставляло ему удовольствие, он всегда с большим задором рассказывал, как это ему удалось и какой жуткой ценой. И каждый раз, когда он выбирался из очередной "задницы", радостное ощущение, что он еще жив, доставляло ему истинное наслаждение жизнепроба. Да, теперь ясно, почему он здесь. Потому что там у него, как он говорил, остался вышеописанный предмет. И по его лицу было понятно, что та "задница", от которой он сбежал, была финансовая. Много-много долгов. Похоже, он успешно выбрался. Здесь его никто не достанет. Так, дальше... Шу...

— Нет, думаю, не все... Вот, Шу, например. У него все хорошо. Спокойный, жизнерадостный. У него, конечно, своеобразное замогильное чувство юмора, но, сам посмотри, кто из нас нормальный...

Шу вдруг поднял голову, окинул компанию мутным взглядом и отчетливо сказал:

— Прочтите "гром" наоборот, и станет ясно что вас ждет.

И снова погрузился в кому.

— Шу, говоришь... — проворковал Ту, беседа явно нравилась ему, еще немного, и она перерастет в псевдодоверительный разговор "за жизнь". — Шу... Понимаешь, Слон, поверь мне, он тоже не от хорошей жизни...

— Ну?

— Ну, ты понимаешь о чем я, о чем мы все...

— Ту, НЕ ЮЛИ. НУ, СКАЖИ! ЧТО ТАМ У ШУ? — Слон припер его к стенке.

— Нууу... У него девушка умерла. — Сказал вдруг спокойно Ту.

— ? — Слон слегка опешил, он не знал что сказать и несколько секунд молчал. Потом быстро пробормотрал: — Ну да, Шу никогда о этом не говорил. Он, вообще, не говорит о своем прошлом.

— Нуу, это ты Слон, всегда все последним узнаешь, — отечески сказал Ту.

У Ту было странное свойство, все всегда доверяли ему, и, если и не считали своим другом, часто доверяли ему свои тайны. Это нормально и обычно для симпатичных людей, и непостижимо для таких, как Слон. Может быть, все доверяли ему из-за того, что было приятно сидеть с ним вот так и вести беседы "за жизнь". Может быть, но Слону это не было приятно. Ту же искренне тащился от этого. Нет, он не сплетничал, и не выбалтывал эти маленькие тайны, но, находясь в компании, он иногда мог сказать кому-нибудь через стол фразу, понятную только им двоим. Тот, второй, кто бы он ни был, обычно не смущался, по опыту зная, что Ту лишнего не скажет. Смущался тот, кто сидел с ними рядом. Им часто бывал Слон. Он тормозил, скрывая смущение за спокойствием и истинно жизнепробским пофигизмом, ведь с ним никто никогда не делился своими тайнами. Как, впрочем, и он сам.

— Нет, Ту, это неважно. Причина в чем-то другом. Вот, посмотри, как Шу безмятежно спит. Его уже нет там, понимаешь, он весь здесь, и снится ему город и Фэйри-Хилл, если, конечно, не что-нибудь глобально-философское.

— Пойми, Слон, рано или поздно, каждый из нас срубит бабок побольше и свалит отсюда, чтобы пожить! Пожить настоящей жизнью! Там!

Слон отметил про себя эту еще одну фразу из другого мира, мира кетчупов, страны рекламы, где вместо товара обычно предлагают несуществующий шанс. Да, Ту все больше и больше принадлежал тому миру, и они видели его здесь все реже. Слон грустно улыбнулся. Ту не понимал, что не для всех настоящая жизнь кончается там, для многих она здесь. А там — не жизнь для них. И поэтому они здесь.

— Хорошо, — решил позанудствовать Слон, — А Глюк? Тоже "бабок срубить"?

— Да. — Уверенно и с вызовом ответил Ту.

— А я?

— И ты.

— Да иди ты! — Противно было слышать эту "правду жизни". Может быть, он действительно ее боялся. Боялся услышать эту правду, боялся поверить в нее. Он посмотрел на Шу, который спокойно спал, уронив голову на стол, на Ту, который отвернулся к окну и наблюдал, как рвется в окно дождь, смешанный с ветром, а может, ему было наплевать и на дождь и на ветер, и он был где-то там, за горами и ездил на шикарной машине.