"Камень Богов"

— Она это слово не любит, называет себя знающей. — Барон криво усмехнулся и налил себе ещё вина. Сделал глоток, причмокнул от удовольствия. — У Эрны были любимые овечки, Аделинда помогала ухаживать за ними и лечить. Им требовалось много внимания.

— Я помню овечек. Мне почему-то не разрешали с ними играть. А после смерти мамы они все куда-то исчезли.

— В общее стадо, куда же ещё, — равнодушно сказал Трогот, но ей почудилось, что он очень постарался, чтобы это прозвучало как можно более небрежно.

Следующий вопрос ей задать не удалось из-за внезапно раздавшегося колокольного перезвона.

— Что за дьявол? — Барон нахмурился, вслушиваясь в беспорядочные удары колокола. — Это что за смесь "пожара" "общего сбора" и "карантина"? Раненько, однако, начали праздновать. — И, обращаясь к дочери, добавил: — Ступай к себе, сейчас стража образумит ночного музыканта.

— Просыпайтесь, ваша милость. Господин барон приказал разбудить вас рано. — Бригите пришлось сказать это несколько раз, сопровождая осторожным потряхиванием по плечу, прежде чем госпожа баронесса попыталась открыть глаза.

Милена едва подняла голову с подушки, казалось, что она прилегла всего мгновение назад.

— Вещи уже собраны, его высокопреосвященство желает отправиться в путь немедленно, не дожидаясь завтрака.

— Могли бы и без меня проводить. Скажи там... что я нездорова. — Зевая, обратилась она к служанке.

— Это невозможно, госпожа. Вы уезжаете вместе с ним, а в пути прислуживать вам будет Сабина.

— Что?! Ты в своём уме?

— Господин барон распорядился уложить ваши вещи и подготовить костюм для верховой езды, если ваша милость соизволит ехать в седле.

"Лошадь, наверное, и то спросят, захочет она куда-нибудь ехать, или нет", — с досадой подумала Милена, и, не скрывая раздражения, прикрикнула на служанку:

— И долго ты на меня смотреть будешь? Пошевеливайся!

Трогот попрощался с дочерью сухо. Не глядя в глаза, поцеловал в лоб и, осенив знаком Двуединого, легонько подтолкнул в сторону открытого экипажа, в котором уже сидел архиепископ в фиолетовом плаще с накинутым капюшоном и пристроившаяся на самом краешке сиденья для слуг Сабина. Милена была не в настроении, но заставила себя вежливо пожелать Берхарду доброго утра. Капюшон качнулся в знак того, что она была услышана, но до словесного общения его высокопреосвященство не снизошёл.

Фогт Отто, привстав на стременах, поприветствовал невесту самым изящным поклоном, который можно исполнить, находясь в седле. Его старая кожаная шапка, при ближайшем рассмотрении, выглядела так, будто переходила по наследству в шестой или седьмой раз, причём, каждый хозяин не очень-то и стремился придать ей достойный вид. Франтоватый молодой человек смотрелся в таком головном уборе весьма забавно, чем вызвал хихиканье служанки и снисходительную улыбку её госпожи. Впрочем Отто нисколько не смутился, уже знакомым жестом встопорщил усы и направил своего жеребца в авангард, состоявший из конных гвардейцев.

Кортеж тронулся. Милена, сидевшая лицом вперёд по ходу движения, несколько раз оглядывалась, тщетно пытаясь разглядеть отца среди двигавшегося следом за экипажем отряда его личной охраны. Проезжая по пустынным, в этот утренний час, улицам, она прощалась с родным городом, стараясь крепче запечатлеть в памяти и увезти с собой частичку так неожиданно закончившегося детства. Стук колёс по мостовой тяжёлым вздохом отразился от свода надвратной башни. Подъёмный мост опускался рывками и раскачивался, у самой земли его чуть не заклинило, и понадобилось время, прежде чем кортеж смог покинуть городскую черту. Так неохотно расставался Кифернвальд с одной из своих жительниц. Как ни старалась Милена убедить себя в неизбежности и совершенной обыденности происходящего, слёзы предательски потекли в тот момент, когда экипаж выехал из зубчатой тени надвратной башни на большую дорогу. Рука, ещё мгновение назад пустая, ощутила прикосновение платка. Не открывая глаз, девушка повернула голову в сторону скамеечки для слуг и благодарно кивнула заботливой Сабине.

Путешествие оказалось до невозможности скучным. Окрестности баронесса фон Кифернвальд знала неплохо, и смотреть на открывающиеся по обе стороны дороги виды было не интересно. Архиепископ всячески уклонялся от предложенного разговора, качая головой, неопределённо пожимая плечами, и даже более того — он молчал, как статуя, игнорируя все писаные и неписаные нормы поведения в обществе. Милена, не привыкшая к такому откровенному хамству, в конце концов, потеряла всякое терпение и потянулась к Берхарду, намереваясь сдёрнуть с его головы капюшон. Священник ловко перехватил её руку, сжав так, что пришлось закусить губу, чтобы не вскрикнуть. Милена помнила прикосновение архиепископа во время церемонии — его, не знавшая тяжёлой работы ладонь, была мягкая, почти женская, но, рука, вцепившаяся в её запястье, по твёрдости не уступала ободу колеса.

Из этого можно было сделать только один вывод — перед ней не Берхард. "Надо попытаться привлечь внимание, и негодяя... — а она была уверена в преступных намерениях незнакомца, — ...тут же схватят". Девушка с сомнением посмотрела на спины едущих впереди конных гвардейцев и переключилась на приотставших телохранителей барона, двигавшихся в арьергарде. Сначала она хотела попросту спрыгнуть на дорогу, ведь скорость экипажа была не слишком большой, но потом отказалась от этой идеи, всё-таки решив выбросить что-нибудь такое, что сможет заметить охрана. "Как назло, у меня с собой ничего нет, тюки с вещами приторочены позади сидения. Может быть у Сабины... О! Хорошая идея"! Милена уронила на пол платок и, наклонившись за ним одновременно со следившей за каждым её движением служанкой, прошептала:

— Как только дам знак, выскакивай на дорогу, беги к нашим и зови на помощь. Поняла?

Сабина испуганно округлила глаза, но кивнула утвердительно. Тут Лжеберхард как-то особенно свистнул, и от последнего ряда конных гвардейцев отделился всадник. Придержав коня, он дождался, когда с ним поравняется экипаж, и неторопливо поехал рядом на расстоянии вытянутой руки. Самозванец соизволил, наконец, подать голос, произнеся длинную фразу на непонятном языке. Гвардеец поднял забрало шлема, и, не поворачивая головы, сказал:

— Госпожа баронесса, не нужно поднимать шум. Человека рядом с вами зовут Ганс, он начальник моей охраны. В целях безопасности подменяет меня во время передвижений. Приношу извинения за пережитые вами неприятные мгновения, но сообщить о нашем маленьком секрете не представлялось никакой возможности. К сожалению, Ганс никудышный собеседник, поэтому вам придётся немного потерпеть его общество, пока мы не доберёмся до места на границе с землями графа Этьена. Там гораздо безопаснее, чем на здешних пограничных дорогах, и я с удовольствием составлю вам компанию.

К вечеру того же дня достигли небольшого укрепления, про которое упоминал архиепископ.

— Заночуем здесь, — объявил он, подъехав к остановившемуся экипажу. — Эй, Ганс, снимай капюшон, он тебе совершенно не идёт. Для вас, миледи, подготовлена комната, служанку можете оставить при себе. Возле дверей будет всю ночь дежурить стража, офицер Бергер готов выполнить любое ваше распоряжение.

Утомлённая путешествием Милена кивнула, в знак того, что у неё нет никаких вопросов, искоса поглядывая на начальника охраны. Ганс снял фиолетовый плащ, представ в своём истинном облике, который не отличался особым благообразием. Мрачного вида мужлан с грубыми чертами лица и сильно выпирающим вперёд подбородком, производил отталкивающее впечатление. Ганс повернулся к ней и улыбнулся. Баронесса судорожно хлебнула ртом воздух, увидев, как приоткрытые, обезображенные страшным рубцом губы пришли в движение; растягиваясь они сомкнулись с глухим костяным стуком, заставившим её вздрогнуть ещё раз. Начальник охраны сказал что-то нечленораздельное и покачал головой.

— Простите, — выдавила из себя Милена, — я не совсем...

— Ганс просит его извинить, — послышался издалека голос Берхарда, — если вы пообщаетесь с ним хотя бы половину длинного сезона, то вполне сносно сможете его понимать.

Она представила себе эту идиллическую картину, почувствовав, что головокружение уже где-то на подходе, и крепко ухватилась за дверцу экипажа. Резкий запах какого-то ароматического снадобья моментально привёл в чувство, заставив чихнуть и зажмурить начавшие слезиться глаза.

— Хватит, Сабина. Гадость-то, какая, фу... Чтоб я без тебя делала. Вот, возьми пару монет.

— Благодарствую, госпожа. Вы желаете сейчас пройти в апартаменты?

— Воображаю, какие в этой дыре могут быть апартаменты. Наверное, курятник освободили.

Знаешь, что, сходи и посмотри, где нас разместят, а я пока побуду здесь, пройдусь немного перед

сном.

Прогуливаться, по большому счёту было негде. Внутренний двор небольшой крепости почти полностью занимали расположившиеся на отдых гвардейцы герцога Гедеона и телохранители барона Трогота. Служивые не медля соорудили несколько костров, и в котлы уже посыпалась крупа, готовая превратиться в сытную солдатскую кашу. Интендант архиепископа выставил обоим отрядам шнапс и громогласное "Верны присяге!", вырвавшееся из трёх десятков глоток, распугало, наверное, всех демонов в округе.

Милена и не предполагала, что ходьба может доставлять такое наслаждение затёкшим от долгого сидения ногам. Она обнаружила тропинку вдоль обращённой к лесу стены крепости, соединяющую погреб с полуразрушенным пакгаузом, по которой и прогуливалась, забавы ради считая шаги. Быстро наступившие сумерки застигли её возле погреба, откуда неслись кислые запахи не слишком хорошо приготовленных солений. Девушка в очередной раз наморщила носик и поспешила в противоположную сторону, уже с трудом различая тропинку. "Дойду до пакгауза, и нужно будет повернуть налево, там уже будут видны костры". Осторожно, нащупывая ногой дорогу, она двинулась вперёд, зная, что пройдя тридцать четыре шага, упрётся в груду камней из осыпавшейся стены.

Солдаты явно не скучали. После плотного ужина и согревающей винной порции, послышались звуки барабана и флейты, выводивших мелодию популярной, в среде военных, песни.

Под ногами захрустели осколки камней. "Двадцать девять, тридцать, тридцать один, тридцать два...".

Музыканты доиграли последний такт вступления и сильный мужской голос запел:

— Солдат красотке молодой, — следом с десяток глоток грянули припев:

— Йо хилле, йо хо хо!

— Назначил встречу под сосной.

Она обошла камни и двинулась вдоль длинной стены.

-Йо хилле, йо хо хо!

— Селянка бойкая была.

Какой-то посторонний, не связанный с песней звук раздался по ту сторону стены. Милена остановилась, но припев не дал ничего расслышать:

— Йо хилле, йо хо хо!

— Но честь девичью берегла.

Осторожно коснувшись грубой кладки, она стала ощупывать камни, пока не наткнулась на небольшое оконце.

— Йо хилле, йо хо хо!

— Хотел её поцеловать.

Приблизив к проёму ухо, девушка с удивлением услышала своё имя. Сначала она подумала, что на её поиски послали слуг, но голос звучал слишком тихо.

— Йо хилле, йо хо хо!

— Красотка стала убегать.

— ... смогла инициировать... — голос, похоже, принадлежал Берхарду.

— Йо хилле, йо хо хо!

— Её сам дьявол захватил.

— ... беспокоит ночной перезвон...

Второй голос принадлежал Отто.

— Йо хилле, йо хо хо!

— И в ад с собою потащил.

— ... звонарь был мертвецки пьян...

— Йо хилле, йо хо хо!

— Солдат в погоню, в тот же миг.

— ... возможно, это был сигнал...

— Йо хилле, йо хо хо!

— И злого демона настиг.

— ... шпионы с запада...

— Йо хилле, йо хо хо!

— Рога ему поотрубал.

— ... если заинтересуются...

— Йо хилле, йо хо хо!

— И хвост узлами завязал.

— ... представляет немалую ценность...

— Йо хилле, йо хо хо!

— Спасённая без сил была.

— ... мало кому удавалось...

— Йо хилле, йо хо хо!

— На травку тихо прилегла.

— ... придётся срочно уехать...

— Йо хилле, йо хо хо!

— Солдат спасибо ждать не стал.

— ... при угрозе захвата...

— Йо хилле, йо хо хо!

— И юбку девице задрал!

Берхард сказал ещё несколько слов, из которых Милена смогла уловить только "не должна".

-Йо хилле, йо хо хо! — прозвучало оглушительно, полностью исключив любую возможность подслушивания. Когда шум поутих, она придвинулась ещё ближе к окошку, но из пакгауза больше не донеслось ни звука.

— Эй, есть тут кто-нибудь? — послышалось со стороны тропы в тот момент, когда Вистан решил, что про него уже забыли и последнюю ночь в долине ему придётся провести в одиночестве.

— Я здесь, — негромко откликнулся он.

— А я уже было подумала, что перелезла через эти чёртовы горы и сейчас начнётся спуск к святошам.

Женщина миновала последний изгиб тропы, помогая себе руками, перебралась через край скальной полки и, от усталости, села там же, прямо на траву.

— Уф, ну и высоко же ты забрался, — сказала она, пытаясь отдышаться, — даже не представляла...

— У меня ещё выше есть два пастбища, — похвастался Вистан, не вдаваясь в подробности относительно их более чем скромных размеров. Но на гостью эти слова произвели должный эффект — она присвистнула и покачала головой:

— Тропа вроде бы здесь заканчивается, дальше только...

— ... по верёвке.

— И овцы по верёвке сами лазают? — Засмеялась женщина.

— Нет, — Вистан не любил, когда над ним подшучивали и, во избежание дальнейших расспросов, решил объяснить: — Я их никогда не таскаю на тросе — они боятся, поэтому, одной рукой прижимаю к себе, а другой хватаюсь за верёвку.

— О, да ты сильный парень. А со мной вместе сможешь забраться на верхнее пастбище? — Лукаво улыбнулась она.

Вистан окинул взглядом её фигуру. Не слишком высокая, плечи узкие, как и талия, а бёдра и грудь наоборот. Лодыжки тонкие, ступни маленькие. "Сразу видно — работать в поле никогда не приходилось, да и что ей, родильнице, там делать. Вес у неё, пожалуй, невелик", — подумал он, но вслух честно признался:

— Не знаю.

Вопреки ожиданию, она не стала смеяться, поднялась с травы и, сделав несколько шагов, присела на камень возле костра, горевшего у входа в грот. Пещерка была ещё одной гордостью Вистана. Пол он выровнял, сдолбив выступы, а впадины заполнил подходящими по размеру и форме камнями. Получилось не хуже, чем в доме. Аккуратно сшитые шкуры полностью покрывали пол, служив, заодно, и постелью. Но женщина всем этим не заинтересовалась. Она серьёзно и оценивающее смотрела на Вистана, а он, в свою очередь смог поближе рассмотреть гостью. Прежде всего, поразила очень бледная кожа на скуластом лице, особенно если сравнить с постоянно работающими на открытом воздухе матерью и тёткой. Рыжие вьющиеся волосы свободно ниспадали на плечи. Маленький вздёрнутый носик и небольшой красиво очерченный рот. Она смотрела прямо на него, но отблеск костра мешал разглядеть цвет её широко расставленных глаз.