Беглецы. Новая реальность

Яромир ощутил, как по спине пробежал тревожный холодок. Он вспомнил лицо Борича, его последнюю, брошенную на пороге пыточной фразу: 'Солнце не любит, когда на него смотрят слишком пристально. Мы — лишь тени, что делают свое дело'.

— Знаю, и все, — ровно ответил Яромир, глядя в холодные глаза Скирмонта, — Можешь считать, что ветер нашептал.

Молчание затянулось, князь опустила глаза вниз, взгляд стал задумчивым, снова взглянул на серебро, поднял глаза на незваного гостя. В его голове, привыкшей к прямой хитрости зверя и воина, складывалась простая картина: у соледобытчиков из Русы есть человек среди этих 'уральцев' или тех, кто имеет к ним доступ. Подсыл. Шпион. А где есть одна крыса, всегда найдется и вторая. Значит, дело пахнет не обыкновенной, привычной междоусобицей, а большой игрой. А в большой игре платят хорошо.

Поднял ледяной взгляд.

Яромир увидел подобие улыбки, более похожей на волчий оскал и понял — его взяла.

— Ладно, — проскрипел Скирмонт, — Будь по-твоему. Покажем мы твоим 'уральцам' нашу ятвяжскую дорогу.

* * *

Дневник Егора Петелина

1 октября.

Давно не писал — некогда, да и неохота. Настроение ноль, тем более после разговора с родителями. Не удивлюсь, если они меня каким-то долбанутым считают... А черт с ним! По-другому я не могу, не могу забыть ее, ну вот не могу и все — через день снится!

Ладно, хватит о моих проблемах, расскажу, что у нас нового появилось. Короче, наконец, после постройки домов, выделили бетон для дорог. Раньше— чуть дождь — не пройдешь! Или точнее пройдешь только в резиновых сапогах, а сейчас между нашими 'небоскребами' вполне цивилизованные дороги и к бане проход есть с караулкой! Кстати, вовремя подсуетились, третий день под вечер дождь — даже утреннюю физзарядку сегодня отменили— там не спорт получается, а заплыв по ручью вдоль бывшей дороги у стены! Обещают, что к следующему лету в Мастерграде все дороги станут или бетонными, или с бревенчатой мостовой. Ну посмотрим-посмотрим...

Что касается производства боеприпасов. Собственно, и серу, и свинец, на Русь привозят, но не в том количестве, какое нам необходимо. Заказали их купцам из Киева и из Смоленска и Новгорода, даже двух греческих, которые византийцы, с будущими азербайджанцами привлекли, но когда-то они привезут заказанное! Только на следующий год, не раньше, а до подвоза необходимо как-то дожить! Но что смогли — сделали: весь свинец из Смоленска выкупили, прилично из 'старого' мира привезли. Опять же вышедшие из строя аккумуляторы! Несколько мешков с серой нашли на складах района, говорят, ее применяют то ли для защиты растений, то ли от вредителей — не знаю, но факт, что привезли. Селитра своя есть — не зря нюхали привезенный окрестными кривичами навоз! Короче, там наша профессор главная. Готовят раствор — 50 г селитры разводят в 10 л теплой воды. После каждого полива компостную кучу накрывали пленкой и периодически перемешивали компост. Два 'урожая' получили!

Так что прорвемся, я надеюсь... ну точно прорвемся!

Что по ружьям... Я и про боеприпасы вспомнил потому, что вчера был в цеху металлообработки Архиповича — отвозили железо со склада. Прошелся там. Ну он и монстр оружейной индустрии! Короче у него там пресс, самодельный прокатный стан с приводом от самодельной плотины, текущего по нашей территории ручья, да несколько горнов, где кованная болванка пробивалась и раскатывалась в бесшовную трубу. Токарные станки — ими выравнивали и калибровали канал ствола; обрезали заготовку по размеру. Там же цементировали внутреннюю поверхность ствола и закаливали. В результате мягкий и вязкий снаружи ствол имел внутри гладкую, твердую поверхность.

2 октября.

Иду я такой, утром мимо школы. В первую смену там дети аборигенов учатся, а во вторую наши. Солнце палит, как не в октябре. И форменным образом обалдел — батюшка Павел, тот самый учитель по холодному оружию и настоятель доморощенного храма, из-за которого отец нехило сцепился с Чепановым, валяется, схватившись за лодыжку, в окружении галдящих старшеклассников в спортивной форме на футбольном поле, напротив ворот. На скамейке — аккуратно сложена ряса и рюкзачок поверх нее. А вокруг крики: Пенальти! Не пенальти — он сам упал! Короче гвалт и ор!

Остановился я. Интересно же, что будет дальше! Короче решили все же. Батюшка поднялся, прохромал к мячу и, все-таки забил гол.

Вот что за комедия? И... разве им, то есть священникам, так разрешено? Или я что-то не понимаю?

Вот некоторые считают, что зря на обучение детей аборигенов средства тратят. Так вот — тут я с отцом согласен. У нас рук не хватает для поддержания производства, но нужны не просто руки — людей то вокруг хватает. Нужны образованные люди, способные работать с нашими механизмами и автомобилями! Промышленность начинается с образования. Сначала готовите рабочих и инженеров, а только следом стройте заводы.

На следующий год будут внедрять норфолькский четырехпольный севооборот. Урожай по первому году на расчищенных землях неплох, но это ненадолго. Почва то без химической подкормки утрачивает плодородие! Так что будем чередовать на одном поле: бобовые, пшеницу, на следующий год корнеплоды и ячмень. Мясо в 9-м веке можно добывать и охотой, но следует помнить, что разведение скота и использование части пахотной земли под пастбища существенно помогает сохранять плодородность полей.

А вот торговля с местными идет прекрасно. Архипович освоил серийное производство на слое расплавленного олова небольших зеркал — сантиметров десять в диаметре вполне приемлемого качества. А опыты по 'большим' зеркалам и оконному стеклу идут несколько недель и результаты многообещающие. Так что скоро и это выбросим на рынок, но и 'маленькие' зеркала продаются прекрасно. Зеркало меняется по весу на золото. Что еще продаем нового: бумагу, но спрос, конечно не такой — книжников единицы. В основном пользуются для записей берестой и, только самое важное записывают на пергаменте. Еще самодельные зажигалки на древесном спирту наладили выпуск умельцы. Пока их берут немного — только богачи из Смоленска, но и это хлеб! Так что в казне города накопилось почти две тонны серебра и серебряных изделий и, более 10 килограммов золота. Ну вот вроде и все новости.

Зы: Видел Маринку Шушпанову, еле сбежал. Заметила меня или нет — не знаю. Да и черт с ней!

Глава 4

Рутинное заседание совета Мастерграда текло по накатанной колее и клонилось к завершению. Обсудили текущие дела, предложение Петелина приняли единогласно. Тот уже заносил решение в протокол, когда слово попросил Чепанов.

Александр внутренне напрягся. Взгляд скользнул по лицам: седой Чепанов, смотрел на него прямо; Евдокимов, не отводил взгляд от собственных рук; Деревянко ссутулился над бумагами; женщины сидели с непроницаемыми лицами. 'Что затеял старик?'

— Пожалуйста, — медленно склонил голову Петелин. Воздух в зале загустел, стал тяжелым.

— Я хочу поднять вопрос о системной неэффективности хозяйства, — начал Чепанов. — Неэффективности, которая напрямую связана с отсутствием в Мастерграде денежного обращения. Вся история Земли доказала: уравниловка и пайки ведут не к развитию, а к застою! Безусловно, наш 'военный коммунизм' был оправдан, когда нас было сто человек. Но сейчас нас — больше тысячи! Мы сравнялись по численности с крупнейшими городами аборигенов! И мы используем труд окрестных деревень! — голос Чепанова, обычно рассудительный, прозвучал как удар топора по льду.

Он поднялся, пальцы впились в грубую поверхность самодельного дубового стола.

— Колония задыхается без элементарных экономических стимулов! Я настаиваю на немедленном — к примеру, со следующей недели — введении обеспеченных серебром денег. Назвать их, предположим, рубли.

Чепанов присел. Лицо Петелина, словно высеченное из гранита, не выражало ничего, кроме усталого раздражения.

— Я не против введения денег в принципе, Степан Викторович, и вы это прекрасно знаете, — его голос был ровным, но в нем звенела сталь, — Но я категорически против того, чтобы делать это именно сейчас, сгоряча! Колония с трудом накопила запас продовольствия на зиму. Запасы серебра и золота в казне явно недостаточны для обеспечения денежной массы! Сначала нужно укрепить производство и накопить достаточный объем ликвидных товаров, а уже потом запускать финансовый механизм. Иначе получим вымывание золотого запаса и социальный взрыв, а не ваши пресловутые 'стимулы'.

Воздух в комнате совета Мастерграда, пропитанный запахом свежезаваренного чая, мокрой шерсти и напряжения, копившегося последние месяцы, стал густым и тяжелым, как свинец. Это был далеко не первый спор Чепанова и Петелина и каждый раз казалось, что вот-вот — и трещина между лидерами совета колонии станет пропастью.

Чепанов снял очки и тщательно протер стекла носовым платком, потом поднял на Петелина взгляд. В его глазах плясали яростные огоньки.

— Запасов недостаточно? — его голос стал нарочито тихим, отчего каждое слово звучало еще отчетливее, — А когда их будет достаточно, Александр Иванович? Когда мы все погрязнем в этой трясине еще глубже? Вы говорите о взрыве, но именно застой и порождает самые страшные взрывы! Уравниловка, разве это справедливо? Это тупик! Цель — дать людям стимул производить больше, чем им положено по пайку!

Он надел очки, и теперь его взгляд через линзы казался еще более острым и обезличенным.

Петелин медленно выпрямился во весь рост. Его тень, удлинившись, поползла по стене, на мгновение поглотив карту, на миг заслонив Мастерград.

— Стабильность, Степан Викторович, — это когда дети не ложатся спать голодными, — он отчеканил каждое слово, — Я настаиваю на том, чтобы не рисковать хлебной безопасностью колонии ради сомнительных экспериментов!

В комнате поднялся нестройный гул. Петелин обвел взглядом собравшихся, ища поддержки. Евдокимов, наконец, оторвал взгляд от рук и кивнул Петелину. Деревянко отвернулся. Женщины переглянулись — одна из них, профессор Кононова, чуть заметно покачала головой, глядя на Петелина. Расклад сил был ясен.

— Разрешите? — поднял руку Ушаков и, дождавшись тишины, продолжил густым басом, — Я не экономист, но даже большевики в двадцатые годы прошлого века разрешили нэп — мелкий бизнес. А мы идем против истории. Не можем мы контролировать из совета каждый гвоздь, ну не можем! Думаю, Степан Викторович прав в главном: без свободы инициативы мы задохнемся.

Он потер гладко выбритую щеку.

Совет раскололся надвое. Два лидера, два курса, две правды. Каждый хотел блага колонии, но представлял его по-своему. Так и не приняв решения, они разошлись на краткий перерыв, унося с собой груз неразрешимого противоречия. Следующая схватка была неизбежна.

Чепанов и Петелин неторопливо курили самокрутки с эрзац-табаком (пропитанные никотином капустные листья) на узкой дорожке из свежего бетона, ведущей к запертой двери одноэтажного здания совета — точь-в-точь дачи из 'старого' мира. На друг друга они не смотрели. Осенний ветер, некстати разыгрался, пронизывал насквозь накинутые на плечи бушлаты: армейский у Петелина и синий, мчсовский у Чепанова. И тем неожиданней было небо над ними — абсолютно безоблачное, густо-синее, до индиго. Воздух был свеж, прозрачен и звенел, словно хрусталь.

Чепанов затянулся, и взгляд его скользнул по лицу соратника. Противника? А бог его знает! Дым был едким и горьким, точь-в-точь как слова.

— Странно, — произнес Петелин. Он задумчиво следил, как струйка дыма тянется к небу, а потом перевел взгляд на залитую светом осеннюю тайгу, подступившую к оборонительному валу колонии. Тайга полыхала благородными оттенками старой бронзы и багрянца. Изумительный день. Прямо как говорится, кто вчера умер — сегодня жалеет. — Вы старше меня, но склонны к авантюрным решениям, я младше, но предпочитаю осторожность. Вот как так?

— Да не в возрасте дело, а в характере, Александр Иванович! — выдохнул Чепанов.

В его пристальном взгляде Петелин разглядел сожаление — словно смотрел на несмышленыша, — и нахмурился.

— Но дело даже не в этом, — продолжал Чепанов. — Мы тонем в этих бесконечных 'сперва'. Ты ждешь идеальных условий, но их не будет никогда! Уж поверь старику: выживают те, кто действует, а не выжидает.

— А ваша поспешность может привести к кризису! — отрезал Петелин, и его скулы напряглись. — Вы хотите получить быстрый результат, но не думаете о цене. А она может быть высока. Неподъемно высока!

Чепанов усмехнулся, коротко и сухо. Горький дым вырвался из рта и был тут же разорван ветром.

— Кризис? — переспросил он, и голос прозвучал хрипло. Он наклонился и ткнул окурок в сырой после дождя бетон, оставив на серой поверхности угольно-черный след золы. — Он уже наступил, Саш. Мы в нем сидим по уши. Ты называешь это ценой, а я — единственным шансом не уйти на дно. Твоя осторожность — это медленная гарантированная смерть. Моя 'авантюра' — хоть какой-то шанс.

Петелин отвернулся. В его глазах на мелькнуло что-то неуверенное. Но мгновенно прошло.

— Значит, нам не по пути, — произнес жестко, — Очень жаль.

— И мне... — Чепанов вздохнул и тихо закончил, — жаль.

Петелин уловила во взгляде оппонента легкую грусть и словно бы снисходительное сожаление. Как будто он действительно старше не на двадцать с лишним лет, а не меньше чем на сотню.

После перерыва Чепанов был спокоен, как космонавт в кресле перед стартом корабля.

Страсти снова накалились, и он поднялся с места.

— Товарищи! — голос, негромкий, но отчеканивающий каждое слово, заставил умолкнуть последние споры. — Видимо, решить поднятый мной вопрос здесь невозможно. Предлагаю вынести его на общее собрание. И скажу больше — эти склоки губят все дело. Нам нужен Председатель. Оба вопроса — к народу. Пусть решает, чей путь верен.

Обе идеи витала в воздухе, но именно Чепанов озвучил их, тем самым перехватив инициативу. Совет, измотанный бесконечными препирательствами, с облегчением ухватился за это предложение.

Солнце давно кануло за горизонт, но площадку в центре Мастерграда заливал ярый свет факелов и автомобильных фар, подключенных к аккумуляторам. Толпа — почти все взрослое население колонии — гудела негромким, тревожным гулом. Она колыхалась единым массивом, тысячеглавым существом, рожденным из тьмы и света.

На импровизированной трибуне стояли двое: Петелин — прямой и несгибаемый, в пятнистом армейском бушлате, и Чепанов, в простом рабочей ватнике, с руками, испачканными машинным маслом. Он только что вернулся из хозяйства Архиповича.

Петелин выступил первым. Он говорил об осторожности, о взвешенных решениях, о том, что прочный дом нельзя построить на сыпучем песке поспешных реформ, призывал к терпению и к планомерной работе. Речь была умной, логичной, но отстраненной, словно инженерный расчет.

Потом взял слово Чепанов. Он смотрел в толпу. Мелькание. Пятна лиц. На кузнецов, плотников, воинов, врачей.

— Я не буду говорить о великом, как уважаемый Александр Иванович, — в его голосе не слышалось пафоса, только усталость и железная уверенность. — Я скажу о простом. О том, чтобы у ваших жен было по два платья, а не по одному и то, заштопанному до дыр. О том, чтобы ваш труд ценился. Чтобы человек, придумавший, как усовершенствовать плуг, мог получить за это не только благодарность, но и кусок мяса для своего больного ребенка. Мы не боги. Мы — люди. И я не обещаю вам рая. Я обещаю вам справедливость. И шанс.