Робин Гуд: Святой Грааль

Наконец, мы тронулись в путь. И мне это, между прочим, удалось не хуже других, несмотря на то, что восседал я на старом добром Адлере — этом громадном немецком битюге... Можно сказать, что со дня первого знакомства — чертовой охоты, на которой германский Орёл чуть не расшиб меня в лепёшку! — мы стали неразлучны. Смешно, правда? А всё потому, что моя милая 'матушка' настояла на моих выездках на Адлере. По два часа каждый день минимум!

— Послушайте меня, Робер! — сказала она, очень серьёзно глядя мне прямо в глаза. — Король должен уметь ездить на лошади. Хорошо уметь, понимаете? И вот этот жеребец, — тут она похлопала по здоровенной шее вороного зверюги, — самый подходящий для вас конь. Умный, спокойный...

— Спокойный? Скажи, мы с тобой говорим об одном и том же коне? Да он понес меня, стоило только чуть-чуть тронуть его шпорами...

— Чуть-чуть? — она рассмеялась. — Не знаю, кто учил вас, сын мой, сидеть в седле, и учил ли кто-нибудь вообще, но вы так ткнули его шпорами, что он волей-неволей поскакал как только мог быстро, лишь бы не получить от вас еще разок это самое 'чуть-чуть'! А вы ещё и вопили, словно укушенный тарантулом!

И я начал заниматься верховой ездой. В смысле, сначала это было верховое стояние, потом — верховая ходьба, но до езды дело все же дошло. Очень скоро я понял, что моя официально признанная матушка опять права: Адлер оказался довольно добродушной и покладистой скотинкой. Горбушка с солью раз в день — и вот уже у нас с ним полная любовь и взаимопонимание...

Во всяком случае, за последние три месяца немецкий битюг великолепно научился стоять как вкопанный, не обращая внимания на скачущих к нему, от него или мимо него других четвероногих. Ровно, как и на блеск стали и громкие звуки вроде оркестра или взрывов фейерверка — короче говоря, Адлер стал прекрасным парадным конем.

Наша кавалькада двигалась по древнеримской дороге — Беря растолковала мне, что тесть был прав, и римляне действительно жили в Британии, и довольно долго. Так долго, что даже дороги успели построить. И очень неплохие дороги. По ним — хоть днем, хоть ночью. И не споткнешься, не заблудишься! Хотя, кажется, насчет последнего я ошибся...

Навстречу нам двигались... двигалась... В общем, то, что мы увидели на дороге, больше всего напоминало заблудившуюся Первомайскую демонстрацию. Довольно-таки плотная толпа с какими-то фиговинами, напомнившими мне транспаранты, флагами, лентами и прочей дребеденью бойко шагала по дороге, периодически останавливаясь и выкрикивая что-то радостно-протяжное, но, к сожалению, абсолютно неразборчивое. Приглядевшись, я не обнаружил у 'демонстрантов' ничего похожего на оружие, что окончательно примирило меня с их появлением на нашем пути, и я бестрепетно послал коня вперед...

То, что случилось в следующие несколько минут, повергло меня состояние полного офонарения и заставило лишний раз сказать мысленное спасибо моей маме Беренгарии за то, что заставила меня научиться держаться в седле — сейчас это умение мне чрезвычайно пригодилось, ибо демонстранты с дикими воплями окружили нас с конем и попадали на колени...

-...Да здравст!.. Англия!.. Свят... Геор! — вот и все, что мне удалось разобрать из общего ора.

Какая-то женщина сунула мне ребенка и заголосила:

— Благослови!!!

Мать моя! А как тут благославляют?!

Я припомнил действия отца Тука и осторожно положил на голову ребенка ладонь. Толпа зашлась в экстазе. Люди принялись скандировать:

— Ко-роль Ро-бер! Ко-роль Ро-бер!..

О господи! Интересно им сейчас не придет в голову нести меня на руках? Вместе с конем?!

-...ЛЮДИ!!!

Ой! Дал же бог Джону голосище! Толпа даже несколько сдала назад, от такого рева иерихонской трубы...

— ЛЮДИ!!!

Де Литль приподнялся в стременах и проревел:

— Король спешит к своему наследнику! ДАЙТЕ ДОРОГУ!!!

...Остальную часть пути к Ноттингему мы проделали без помех. Специально высланные вперед патрули Второго Кавалерийского расчистили путь от восторженных толп, так что к полудню третьего дня мы увидели городские стены и башни. Повинуясь внезапно нахлынувшим чувствам, я хлопнул Адлера хлыстом по крупу, и тот, радостно заржав, припустил тяжелым галопом. За мной рванулся взвод Литлей во главе со своим Гранд-сержантом, валлисцы, русичи и полк Длинного Меча. На скаку рыцари трубили в рога, русичи визжали, подражая степнякам, валлисцы выли, точно злые духи, а родичи Маленького Джона просто орали, но так, что порой заглушали всё остальное...

Мы вихрем влетели в Ноттингем, до полусмерти перепугав стражников у ворот, и в тот же самый момент над городом поплыл колокольный звон. Сперва мне показалось, что королевский визит добрые ноттингемцы приняли за вражеский набег, но потом уловил, что тембр колоколов не похож на набат. Это был тот самый звон, что в России очень удачно прозвали 'малиновым' : сладкий, нежный, словно окрашивающий весь мир в розовый цвет...

...Найти дом тестя мне удалось со второй попытки, так что минут двадцать мы носились по городу распугивая прохожих. Но вот, наконец, заветный дом с памятными воротами, возле которых стоял всё тот же детинушка-сторож, только теперь он, ради праздника, был наряжен в новую одежду каких-то немыслимых кричащих цветов.

Я и в прошлый раз с ним особенно не церемонился, а уж в этот и вовсе не собирался разводить ля-ля-тополя. Просто направил своего вороного немецкого Орла в нужном направлении. Детина проворно отскочил в сторону и тут же с воплем 'Король! Король!' исчез в доме, чуть не снеся на ходу дверь.

— Джон! Подарки — в студию!

Гранд-сержант королевских бодигардов извлек откуда-то огромный ларец, в который мы еще в Лондоне пересыпали добрую толику державной сокровищницы, и только что не кубарем скатился с седла. А я уже бежал к дверям, приказав на ходу срочно тащить к Маше Бен Маймуна. Рев, которым Джон репетовал мои приказы, было слышно даже на лестнице...

— Ваше величество, зять мой! Я рада вас приветствовать...

Это леди Мурдах, королевская теща собственной персоной. Стоит в парадном платье, на лице играет торжествующая улыбка. Да не до неё мне сейчас...

— Здрассьте, мама. Извините, я спешу... — и я сделал попытку обогнуть тещу, но не тут-то было.

Шарлотта Мурдах, супруга Великого Сенешаля Англии, цепко ухватила меня за руку:

— Понимаю, мой дорогой зять, но вам придется немного обождать — Марион отдыхает, ее нельзя тревожить... Да и вы, должно быть, немного устали с дороги?

В зал, гулко топая сапожищами, ввалился Маленький Джон с подарками. Следом за ним торопились Уильям Длинный Меч, архиепископ Адипатус и Ральф Мурдах. Последний, увидев свою обожаемую супругу, захотел, было, заключить её в объятия, но теща уклонилась, умудрившись при этом не выпустить моего рукава, и критическим взглядом окинула всю нашу похмельную компанию.

— Приглашаю всех, добрые рыцари, выпить за здоровье новорожденного и немного отдохнуть с дороги! — сказала она. — Путь был неблизкий, а сил за последние дни, как я вижу, вы потратили немало...

Тесть Мурдах залопотал что-то в том смысле, что его величество — то есть я, весь извелся в разлуке с любимой женой — их дочерью, и что он не очень понимает...

— Послушайте, кузина! — вмешался до кучи дядя Вилли. — В конце-то концов, может мой племянник увидеть свою обожаемую супругу и долгожданного наследника или нет?!

И с этими словами он прямо-таки навис над королевской тещей. Та подбоченилась, но не успела ответить, как...

— Может, твоя светлость, ещё как может, — раздался надтреснутый старческий голосок, — да только перво-наперво пущай отдышится, винца там глотнёт, ветчинки какой надкусит...

Ой! Кого я вижу?! Нянюшка Нектона , собственной персоной! Старуха тем временем ухватила меня за другой рукав:

— Красавчик ты мой! — прокаркала она хрипло. — Уж как я рада-то за вас, за тебя да за девочку нашу ненаглядную! Ты погоди, погоди, охолони маленько. Пойдем, голубчик, я тебе наливочки налью, своей, особой... За такого ладного сыночка и выпить не грех, хотя ты уж, вижу, и без того... Ну вот и отдохни с дороги! А как она проснется, так я тебя и кликну, сразу же к ней и помчишься! Ты уж ее сейчас-то не буди, не тревожь, только что заснула моя голубка... Измаялась она, бедняжка, да ничего, с Божьей помощью помаленьку все обошлось... Да ты не тревожься, голубчик, говорю же — все хорошо...

Она все говорила и говорила, и подливала мне своей 'особой' наливки, так что у меня самого глаза стали закрываться... Я подумал: если Машка спит, ну не будить же мне ее, в самом деле? Чего-то я и правда устал с дороги...прилягу... всего на пару минут... буквально...

Интерлюдия

Рассказывает король Наварры Санчо VII прозванный Сильным

С башни открывается прекрасный вид на столицу и её окрестности. Могучие стены возведенные еще при отце, Санчо Мудром, надежно прикрыли город от врагов. От любых врагов. От всех врагов. Потому что Наварра окружена врагами...

Никому нельзя верить. Альфонсо Кастильский — бездарный тупица, потерпевший поражение у Аларкоса только потому, что не пожелал делить славу победителя мавров с кем-либо ещё и попер, точно бык на корриде в одиночку на огромное войско Якуба Аль-Мансура . А потом не нашёл ничего умнее, чем обвинить меня в своей неудаче. Ха! Можно подумать, что я — его отец, который наградил его безмозглой башкой осла и самомнением петуха! Альфонсо уже пробовал силы Наварры на зуб и был бит, ещё почище, чем маврами, но до сих пор зарится на мои владения...

Альфонсо Леонский — этот припадочный нехристь... Редкая сволочь: когда один Альфонсо был бит, этот соединился с маврами и пошёл грабить Кастилию. Предаст любого, и даже не за тридцать сребреников, а за пару медяков...

Да уж, соседи... Еще слава Богу, что племянничек — сынок Беренгуэллы, отправил на тот свет своего кровожадного придурка-папашу, этого зверя Ричарда... Мне доносили, что Ричард собирался воевать со мной, но тут племяш сделал всё как надо. Должно быть, сестренка постаралась, позаботилась обо мне, ведь в детстве мы были очень дружны... Вот только одного не пойму: как ей удалось родить от Плантагенета, да ещё скрыть это ото всех? Ведь я же точно помню: у этой девчонки не было от меня секретов! Хотя, любовь — это такое дело...

— Как ты думаешь, Диего: кто помогал Беренгуэлле скрыть рождение наследника Ричарда?

Мой командир тяжелых всадников, друг детства, толстяк Диего Логроньо задумался, запыхтел, а потом неожиданно выдал:

— Точно не скажу, но думаю, что без долгополых из Сан-Сальвадор-де-Лейре дело не обошлось. Сестра ваша, мой король, всегда отличалась своенравием... — он почесал бок.

— Что до сих пор вспоминаешь, как она отколотила тебя палкой?

Толстяк, было, надулся, но потом расхохотался:

— Помнится, ваше величество, тогда и вам перепало преизрядно...

Да уж, что было — то было. Сестренка всегда была скора на расправу, а уж когда она застукала нас подглядывающими за ней и её служанками... Если бы не Диего, принявший на себя большую часть колотушек, я бы, наверное, месяц на коня не сел. И не только на коня...

Однако, сейчас не до детских воспоминаний. В январе сдох кровавая собака Аль-Мансур. Вот именно сейчас бы ударить по маврам: можно было бы не только Севилью и Толедо взять — стоило бы попробовать вышибить их из Европейских владений! Можно было бы, но... Кто поручится, что пока я буду гнать взашей мусульман, эта парочка Альфонсов не соединится и не захватит мою страну? Лично я бы поручился как раз за то, что эти два негодяя обязательно ударят мне в спину...

— Сейчас выгодный момент чтобы ударить по маврам, ваше величество, — озвучил мои мысли Логроньо. — Очень выгодный. Мухаммед аль-Насир — слаб, и еще не слишком прочно сидит на троне своего отца. Нужно ударить и вышибить неверных назад, в Марокко, откуда они и явились.

— Ударить, вышибить... А кто, скажи на милость, будет защищать Наварру, когда отсюда уйдёт наше войско? Сыновей у меня нет, братьев — тоже... Господь наградил меня только сестрами...

Я замер, точно пораженный громом. Беренгуэлла! Вот кому можно оставить Памплону, и вот у кого есть силы, чтобы окоротить моих 'милых' соседей и понятно растолковать, что Наварра им не по зубам! Племянник еще не коронован, а значит...

'Спокойно, Санчо, спокойно, мой мальчик, — зазвучал в голове голос отца. — Не торопись. Кто сказал тебе, что молодой Плантагенет бросит всё и примчится защищать нашу маленькую державу, затерянную в горах?'

Я даже вспотел. Действительно, что я могу предложить Роберу за помощь? Хотя... Есть у нас кое-что, что прячут монахи в подвалах де-Лейре... И это кое-что может сподвигнуть любого рыцаря на подвиги. А если нет?..

— Слушай, Диего. Помнишь, тут к нам дней пять тому назад приехал этот... наследник Сида ? Валенсийский правитель?

— Да уж как не помнить, — Диего хмыкнул. — Не прошло и недели, а он уже вызвал на поединок двенадцать рыцарей, одного убил, а остальных так отделал... Только что-то мне не верится, что он — потомок Сида. Самозванец, неотёсанный самозванец, ваше величество...

— Плевать! Прикажи сообщить ему, что мы ожидаем его здесь. Пусть явится немедленно. У меня есть для него поручение...

Глава 5

О семейных ценностях, народных готских песнях или 'Почем опиум для народа?'

-...Муж мой... Любимый... — и легкое касание... щеки... губами...

Я, точно взметенный ураганом, воспарил над лавкой, на которой бессовестно задрых, поверженный настойкой Нектоны, сграбастал Машеньку в объятия и закружил по комнате. Он счастливо запищала, оказавшись в полуметре от пола, но тут же болезненно скривилась...

— Больно, солнышко? Ох, прости меня, медведя неуклюжего...

Мы сидели на жесткой скамье и целовались. Она шептала мне какую-то восторженную ерунду, а я гладил ее по волосам и тонул в огромных, лучистых, синих глазах...

— Муж мой... Возлюбленный мой супруг... Я знаю, о чем вы мечтаете...

Х-ха! Я и сам знаю, о чем мечтаю, а толку? Бен Маймун строго-настрого запретил...

— Я хочу...

Чего?! Сам хочу, но ведь нельзя же...

— Я вижу и понимаю нетерпение, которым вы охвачены... и также желаю...

Но ведь нельзя же! Или?.. Может Айболит ошибаться?..

— Скорее же, мой дорогой... Следуйте за мной...

Да гори оно всё!.. Если Маше так хочется, то, наверное, можно. Организм всегда знает, чего ему можно, а чего — нет...

— Я уже иду, солнышко... Я так хочу...

ЁПРСТ!!! Это же надо так обломаться!!! Оказывается, Маша сгорала от желания показать мне нашего сына, а я-то губу раскатал. Бли-и-ин! Хорошо, что хоть раздеваться на ходу не начал...

— Ну, посмотрите же на нашего маленького Генри, друг мой!

Я осторожно подхожу к завернутому как капуста кульку и откидываю подбитое мехом покрывальце.

— Взгляните же, мой возлюбленный, как он похож на вас! — Маша прямо вся искрится от счастья, словно динамо-машина под дождем. — Он — вылитый отец!

...Ой! Мама! Что это?!! Тутанхамон, спеленатый с головы до ног какими-то причудливо вышитыми бинтами! Младенец кривит сморщенную красную мордочку... Нет, ну ничего себе, и вот это... с батон хлеба размером... оказывается — 'вылитый я!' Положим, никогда не считал себя записным красавцем, но ведь я вроде как и не урод!..