Чужая земля

— Дог один, это нежелательно, повторяю — нежелательно!

— Змея, у нас нет выбора! Нам не прорваться!

— Дог один, влево — сейчас!

Новый поворот на девяносто градусов — но они на сей раз ни обо что не ударились. Они были где-то совсем рядом от цели... если бы удалось вырваться на Сафи Ад-Дин, она под контролем многонациональных сил... но там баррикады, все перекрыто.

Какой-то пикап выкатился на улицу прямо перед ними, пытаясь перекрыть дорогу, капитан увидел в кузове пикапа двоих автоматчиков. Ударил из своего автомата прямо через стекло, веером, чтобы сбить атаку и проскочить. Пес выругался, мотнул рулем...

— Мать твою, я ни хрена не вижу!

— Дог один, идешь правильно. Трещотки уже поднялись!

— Змея, давайте быстрее, мать вашу! Нам нужна помощь сейчас!!!

Через рев моторов — и впрямь был слышен вертолетный рокот, сначала они их не видели — но потом вертолеты ушли вперед, пройдя прямо над дорогой — и впереди загремели разрывы. А вот и больница... мать твою, больница! Резкий поворот — и выкрашенный в идиотский розовый цвет забор. Проныры — ударные вертолеты АН-1 "Гадюка" морской пехоты США уже работают где-то впереди, поливая огнем позиции хаджей...

— Черт... — капитан стиснул зубы...

— Не так плохо, как кажется — врач, молодая женщина, арабка, возможно палестинка, смочила тампон в дезинфицирующем растворе, начала смывать кровь — кажется, ушла совсем неглубоко, сидит под кожей, в тканях. Будем доставать, или дождетесь своего медэвака?

— Доставайте...

Глупо дожидаться медэвака — вертолета или бронированной машины, когда под рукой госпиталь, настоящий госпиталь. Кроме него — был ранен и Пес, скорее даже не ранен — осколками от лобового стекла ему хлестнуло по лицу и по глазам, очков не было — заигрались во врачей, твою мать. Рожа теперь у него — была как у вампира, и местные врачи пытались что-то сделать, пока не прибыли эвакуационный вертолет. За забором больницы — стучал 12,7 миллиметровый пулемет, шел бой, правда — довольно вялый. После того, как трещотки отработали по целям в этом секторе — оставшиеся в живых хаджи поняли, что американцы настроены серьезно и решили не вмешиваться...

Доктор достала ампулу, упаковку с одноразовым шприцом...

— Док, не надо обезболивающего...

— Это местное — доктор посмотрела на капитана спецвойск уже с интересом — понять не могу вас, американцев. Вам что — нравится боль?

— Если больно — значит, ты еще жив...

— Понятно... — доктор набрала обезболивающее в шприц — вот сейчас и проверим...

— Черт!

Пуля и в самом деле сидела совсем неглубоко под кожей. Капитан взял ее с собой — у него была цепочка, которую он иногда надевал, в нее были впаяны эти пули. Все шесть имеющихся к этому времени пуль были советскими — четыре от АК-47 и две от ПК, они попали под пулеметный обстрел в одном предельно скверном месте к югу отсюда. Эта была седьмая...

Все произошло так, как обычно и происходит. Ему надо было просто выйти из здания госпиталя и сесть в первую же попавшуюся бронемашину, они все равно собирались уходить отсюда. Бронемашины стояли за забором — по негласной договоренности, бронетехника всегда оставалась за забором больницы, а вот гражданские машины на стоянку больницы допускались, даже если в ней были военные. Сейчас — на стоянке стояли две американские машины — Шевроле Субурбан и Форд Ф350 с бронированной башенкой на месте кузова — машина охраны. Недоумевая, кого это сюда принесло в такой поздний час — капитан оглянулся по сторонам и увидел группу людей, они шли не ко входу в больницу — а как бы в обход намереваясь зайти сзади. На территории больницы были фонари, некоторые из них горели, а некоторые были разбиты. И как раз в тот момент, когда капитан обернулся и заметил эту группу — они проходили рядом с фонарем и один из тех, кто шел в этой группе — обернулся, чтобы сказать что-то идущему рядом человеку. В свете мощной, галогенной лампы фонаря — он на мгновение стал виден почти в профиль — и капитан обмер от удивления и ужаса.

Он знал этого человека...

Абу Якуб Аль-Масри, египтянин, суннит и исламский экстремист, подпольная кличка "Аль-Захария", Доктор. Организатор терактов двадцать третьего ноября прошлого года, когда в результате серии взрывов в Багдаде, в основном здесь, в Садр-Сити — в один день погибли двести пятнадцать человек и несколько сотен были ранены. Связан с иракской Аль-Каидой, находится на втором месте в списках чрезвычайной опасности, приказ — нейтрализовать любой ценой. Под его началом — больше тысячи активных террористов, в ячейках по несколько человек....

Какого черта он здесь делает?

Какого черта рядом с ним — люди в штатском... в деловых костюмах, твою мать!

Капитан машинально потянулся рукой туда, где была кобура — и ничего не обнаружил...

Твою мать!

Оружия у него не было. Оружие он отдал Апачу, потому что оно было записано за ним, лишиться в больнице — да запросто, а утрата оружия — тут и суд может быть. Он видел человека номер два в иерархии иракской Аль-Каиды, одного из самых кровавых террористов из числа ныне действующих, человека, ответственного, по меньшей мере, за сотню террористических актов и нападений на американские объекты и американский персонал. И не мог ничего сделать.

Хотя почему — ничего?

При нем всегда был небольшой нож — скелетник и пистолет. Нож он носил на цепочке на шее в специальной кобуре, пистолет — в полицейской кобуре на лодыжке, это был маленький Глок-26. Голова была как чумная — от обезболивания, и вообще от того, что произошло — но это не повод, чтобы оставить кровавого ублюдка в живых...

Капитан достал пистолет. Подождал, пока неизвестные скроются за поворотом — и побежал следом...

Охранник стоял под фонарем — совершенная глупость, глупее и придумать нельзя, полный идиотизм. Если ты стоишь под фонарем — тебя видят все — а ты не видишь ничего, потому что твое ночное зрение запорото ко всем чертям ярким светом. Стоит, к примеру, разбить лампочку метким выстрелом — и в течение следующей пары минут ты будешь слеп как крот.

Капитан прищурился, чтобы меньше света попадало в глаза, привычно переложил нож в руке для броска. Быстро и тихо...

Или он не один?

Этот идиот, скорее всего нанятый иракец — мог быть всего лишь приманкой для дурачка...

Капитан спрятал нож, нагнулся и поднял из-под ног пригоршню щебня. Резко кинул его об забор...

Снятие часового — классическое упражнение и он его выполнил как нельзя лучше. Ослепленный фонарем солдат, конечно же, пошел посмотреть, что происходит, ему показалось, что через забор кто-то лезет, он посмотрел вверх и что-то увидел — а надо было смотреть вниз. Увидел он — всего лишь куртку, которую капитан бросил на верх забора — а больше он не успел увидеть ничего.

Капитан еще раз ударил его для верности, пошарил по поясу — одноразовых наручников не нашел, но были настоящие, металлические, полицейские — какими он и сковал руки незадачливого охранника. Перед этим — он снял с него куртку, дешевую разгрузку и берет, такой же, как при Саддаме носила Республиканская Гвардия, черный — но без положенного значка.

Разгрузка — дешевая, но американская, в ней — шесть магазинов к АК, кобура с пистолетом, рация, гранаты. Сам автомат — Табук, со складывающимся прикладом, местная копия югославского. Стрельбой не проверить — но капитан передернул затвор, выбрасывая патрон — вроде работает, ухоженный. Автомат Калашникова вообще надежная штука, его не надо постоянно чистить и ухаживать, и то, что попался именно он — большая удача.

Берет, куртку, разгрузку — все на себя. Автомат в руки. Скорее всего — помимо этого идиота охранника есть еще и видеокамеры, они контролируют подходы к чему-то, что находится в этой больнице. Так вот почему они никак не могли найти Аль-Масри и много кого другого. Ублюдки траханые — они прячутся в больницах, и им кто-то помогает! Кто-то из американцев!

Сукины дети, чтобы им пусто было! Ничего — он выведет их на чистую воду!

Только не дергаться. Все в норме — он просто отходил поссать. Ростом — он примерно такой же, как этот охранник, он просто отошел за угол поссать и теперь возвращается на свое место.

Все в норме...

Ожидая каждое мгновение криков и выстрелов — по нему — он неторопливо подошел к тому месту, где стоял этот охранник. Постоял, потоптался там, считая секунды. Потом — шагнул в темноту...

Дверь была заперта — это была стальная, аккуратно покрашенная, прилегающая к стене дверь, на ней — кодовый замок с цифрами, кода капитан не знал. Открывается наружу, судя по виду. Делать нечего. Что-то забормотала арабским рация... капитан достал гранату, выдернул чеку и прицепил гранату там, где была клавиатура с кодом. Шарахнулся в сторону, упал на землю.

Бабахнуло, с треском, завизжали осколки — капитан поднялся и побежал вперед. Дым... пыль, почти ничего не видно, он ухватил рукой искореженный, горячий металл, рванул на себя — и он поддался. Перехватывая автомат, капитан вбежал внутрь, от взрыва погасло освещение у входа. Там была лестница, он прыгнул вниз — и оказался лицом к лицу с иракцем, коренастым, усатым, в какой-то форме — и в руках у него был не АК-47, как можно было ожидать — а американский М4. Он бежал наверх, чтобы посмотреть что произошло — но не был готов стрелять. Капитан упал на ступеньки и выстрелил. Болью пронзило бок... он подумал, что ранен, но тут же вспомнил, что его ранили раньше и он упал — считай, на рану, разбередил. М4 треснул одиночным, пуля прошла выше, иракец оседал, пробитый двумя пулями Калашникова. Толкнувшись рукой от ступенек, капитан вскочил и побежал дальше...

Дальше — резкий, на девяносто градусов поворот и дверь, из нее непрерывный огонь — снова М4, ее характерный треск не спутаешь с глухим грохотом Калашникова. Капитан достал гранату, выдернул чеку, метнул внутрь. Грохнуло, огонь прекратился — то ли убило стрелка, то ли закончились патроны и надо перезарядиться. Понимая, что он делает конкретную глупость, что на штурм укрепленного помещения, где находится второй по опасности террорист в стране не идут в одиночку — он с криком "Ооф шахек бил-гаа"

* * *

бросился внутрь, стреляя из автомата...

Патроны в автомате кончились как раз тогда, когда он был в дверях — на то и рассчитан прием, непрерывный встречный огонь из автомата заставляет залечь, если ты конечно не конченый, отмороженный шахид. Он выхватил пистолет — Токарев, египетская версия, он специально проверил и его. Саданул ногой по останкам скореженной двери, вломился внутрь с криком "инбати!", дважды выстрелил в потолок.

Какая-то гребаная аппаратура, кабеля — порванные, какие-то искрят. Света почти нет — раньше тут он был, четыре мощных прожектора по четырем разным углам помещения, три разбиты взрывом, один светит на всю мощь, создавая резкий переход от света к тени — в углах темно как в аду. На полу — люди, один ублюдок жив, видимо, ранен, пытается целиться в него из пистолета. Капитан бахнул в него, почти не целясь — и ублюдка отбросило на землю.

— Инбати! Инбати, кус умма

* * *

*!

Мать твою, что это за дрянь?! Какая-то аппаратура... прожектор светит прямо на нее. Компьютер, какая-то платформа опрокинутая... немаленькая, машина войдет. Рельсы — прямо на полу. Что-то вроде ворот... тоже приличного размера, за ними — ничего. Это что — какая-то новая форма пыток?!

— Капитан! Капитан опустите оружие, я все объясню! Не стрелять!

Ну, конечно... как можно сомневаться...

— На землю! На землю, сукин сын, стреляю на поражение!

— Капитан, вы совершаете преступление!

Как можно было сомневаться — кажется... Соколовский... да, Соколовский, собственной персоной. Очков на глазах нет, подслеповатые, моргающие глаза, рваный пиджак, набухающий черным рукав. Попало — но не сильно. Сукин сын, так вот какими делами ты здесь занимаешься!

— Преступление?! А что здесь делаешь ты, сукин сын!?

— Это имеет отношение к национальной безопасности! Вы уже совершили преступление, не усугубляйте свое положение! Отдайте мне пистолет!

— К национальной безопасности? Так ты укрываешь здесь террориста из соображений национальной безопасности?! Ах ты гнида...

Капитан сейчас совершал сразу две ошибки. Во-первых — он стоял так, что его было видно. А он — не видел некоторые углы, находящиеся в густой тени. Вторая — он вступил в разговор со своим противником. А в бою не говорят — в бою стреляют...

Молодой Соколовский открыл рот, чтобы ответить, губы его зашевелились — но капитан вдруг понял, что не слышит его. Потом — вдруг как-то разом выключили свет, и он еще успел удивиться — какого черта происходит. Потом — пропали и мысли...

Пожилой, с резкими чертами лица и острым носом человек, чем-то смахивающий то ли на птицу, то ли на крысу — ступил в луч прожектора, в вытянутой руке у него был бесшумный пистолет Рюгер-Амфибия-22. Они прицелился — и еще дважды выстрелил...

— Готов... — сказал он — это еще что за ублюдок? А?

— Па, это парень, который брал Абу Наджди... — молодой Соколовский схватился за руку, в которой видимо, засел осколок и сморщился от боли.

— И какого хрена он здесь делал, позволь тебя спросить?! — тон Ричарда "Дика" Соколовского, бывшего сотрудника ЦРУ, и бывшего помощника заместителя Госсекретаря США, правда, очень короткое время, не предвещал ничего хорошего.

— Па, я не знаю, как он здесь оказался! Иезус — Мария, он выполнил задание и должен был вернуться на базу! Господи... как больно.

Старший Соколовский подошел к одному из лежащих среди осколков и разгромленной аппаратуры трупов, перевернул его на спину, всмотрелся. На всякий случай приложил два пальца к сонной артерии ... рожа вся в крови... готов.

— Мертв... — констатировал Соколовский — у нас теперь будут проблемы.

— Это... непредвиденные обстоятельства... этот ублюдок...

— Это никого не интересует — вскипел старший Соколовский — ты не в Вашингтоне, ты в Багдаде! Это в Вашингтоне ты можешь лапшу на уши вешать, а здесь — ты обрел себе головную боль до конца жизни! Теперь нам больше никто не поверит, а кто-то — попытается отомстить!

По ступеням — загрохотали кованые железом ботинки

— Надо убрать здесь все — сказал Соколовский — еще до утра.

— А Наджди?

— Поздно! Сначала надо за собой убрать, пся крев!

По многострадальной двери снова пнули, в комнату ворвались несколько полицейских — иракцев с автоматами...

— Поезжай в Пузырь, прямо сейчас — тоном, не терпящим возражений, сказал Соколовский — старший — найди Наджди и забери его под свою ответственность. Сажай его на самолет — и уматывайте из Багдада. Ты знаешь куда. Потом разберемся. Если Наджди заговорит — ни один из нас не проживет и двадцати четырех часов.

— Но я ранен!

— А мне наплевать! Поезжай немедленно! И чтобы к утру — духу вашего здесь не было! А ну, пошел, прожняк

* * *

**, пся крев!

Опустив голову, Соколовский — младший быстро, почти бегом вышел из разгромленного помещения.

Соколовский — старший подошел к одному из иракских полицейских — и влепил ему хлесткую, с размаху пощечину, потом еще одну. Голова полицейского дернулась, но он молча стоял, воспринимая наказание как должное.