Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
После окончания концерта я выползла из шкафа и попыталась кое-как привести себя в порядок без помощи горничной. То ли моя горничная, прослышав о моем вчерашнем фиаско, решила не утруждать себя излишней работой, то ли она заходила, пока я сидела в шкафу, но, так или иначе, я была предоставлена сама себе, и мне предстояла задача по надеванию корсета без помощи посторонних рук. Задача, прямо скажем, не самая простая. Тем не менее, полчаса поизображав из себя белку в колесе, я наконец-то сочла свой внешний вид достойным явления публике. И убрав со своего лица застывшее на нем выражение всепоглощающего ужаса, я вышла в коридор, направившись на поиски оппозиции.
Знаете, как говорят, если день не задался с самого утра, то не стоит ожидать улучшений к вечеру. Зависимость тут весьма прямая: чем хуже утро, тем отвратительнее будет остальная часть дня. И едва я вышла за порог, как тут же столкнулась с доказательством этой в доказательстве, в общем-то, не нуждающейся, теории. Первым, кто встретился мне в коридоре, оказался ближайший друг, товарищ и брат нашего принца — зло по имени Генрих.
При виде меня Генрих гаденько улыбнулся. И не спрашивайте как молодой, красивый и мужественный мужчина может гаденько улыбаться как какой-нибудь псевдоэльф, и поинтересовался моим самочувствием и настроением. Так я и знала, что именно он поспособствовал такому оригинальному утреннему пробуждению, которое недавно имело место быть. Наверняка всю ночь не спал и какую-нибудь гадость придумывал. Почему я так уверенна, что эту гадость придумал именно он? Да потому что, по-моему глубокому убеждению, принц — идиот. А идиоты хоть и обладают богатой фантазией, но абсолютно не обладают целеустремленностью необходимой для того, чтобы воплотить эти фантазии в реальность. Так что не важно, кто и что там именно придумал, но то, что без вмешательства Генриха тут не обошлось, в этом я полностью уверена. Но Генрих не учел того, что весь прошлый год над моими бедными нервами издевался влюбленный в меня недобогатырь Алешенька. И морально к подобным вывертам неадекватного сознания я была готова, потому что быть готовой к таким вывертам физически просто не возможно, разве что только постоянно носить с собой автомат Калашникова и стрелять на поражение при первых же признаках движения. Поэтому постаравшись максимально точно скопировать улыбку Генриха, я самым елейным голосом произнесла:
— Все просто чудесно. Утро было великолепным, — и, не дожидаясь ответного хода, пошла дальше.
Следующим препятствием на моем пути оказался принц. Он тоже улыбался и весьма ослепительно. Если бы это был какой-нибудь другой мужчина, я бы даже сказала, что улыбка его была очаровательной. Заметив меня, принц, со всем приличествующим венценосным особам достоинством, поспешил в мою сторону, и буквально через пару минут в одной точке пространства и времени сошлись Герой, Злодей и Красавица, в лице принца, Генриха, который не пожелал предаваться самоуничижению в гордом одиночестве, а поспешил за мной, ну собственно меня. Стоит отметить, что согласно всем правилам наш Герой был не одинок, и за его спиной маячила группа поддержки, состоящая примерно из двадцати девиц и такого же количества глубоко несчастных кавалеров. В руках у девиц, к моей вящей радости, виднелись различные букетики, а не какие-нибудь представители местной фауны.
— Доброе утро, радость моя, — воззвал принц, потому как таким тоном и голосом можно только взывать, но никак не разговаривать.
— Утро добрым не бывает, — вспомнился мне так полюбивший слоган.
— Прости? — принц удивленно заморгал, явно не рассчитывая на такую откровенность.
— Прощаю, — милостиво согласилась я, — но только чтобы это было в последний раз.
— Что это? — уточнил принц, все еще прибывая в удивлении.
— Утренние пения птиц под моим окном,— охотно просветила я. — Чтобы я таких концертов больше не слышала, любимый мой, а еще лучше, чтобы не слышала вообще никаких концертов под моими окнами, когда я спать изволю, — и я попыталась обворожительно улыбнуться.
Судя по тому, как скривились лица красавиц за белой спиной и оживились кавалеры, мне это удалось хотя бы частично. Принц же и вовсе находился в состоянии близком к кататонии, не суть важно по причине ли моего обращения, улыбки или выказанного недовольства, и, заметив, что Генрих намеревается что-то сказать, и, подозревая, что сказать что-то для меня малоприятное, я решила усугубить ситуацию и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала принца в румяную щеку. Судя по остекленевшим глазам, своего я добилась, и принца смело можно было вычеркнуть из списка прибывающих в этом мире. Подарив Генриху еще одну гаденькую улыбочку, я подхватила принца под руку и потащила его дальше по коридору, надеясь, что присутствие сей особы поможет мне в получении завтрака. Группа поддержки Героя, вкупе со Злодеем отправилась за нами, храня молчание.
— Но как? — донесся до меня голос принца некоторое время спустя, вырвав из раздумий о чудодейственной силе моего поцелуя.
— Да перестреляйте их всех и все, — отмахнулась я, с горечью осознав, что переоценила свои поцелуи, и использовать их как оружие массового поражения не получится.
— Кого перестрелять? — пискнул девичий голос из-за геройской спины.
— Птиц, — предложила я. — Для начала, чтобы не орали так громко. А вообще кого угодно можно перестрелять, из тех, кого много.
— Но это же ужасно, — снова воскликнул тот же голос, и в нем явно слышались нарождающиеся слезы.
— Это весело, — отмахнулась я, не отвлекаясь от поисков еды и не особо задумываясь над разговором. — Охота вообще развлечение для высокородных.
— Охота, — дружно воскликнули сзади и, судя по грохоту, также дружно упали в обморок.
— Охота, — подтвердила я, не давая принцу оглянуться и увлекая его в двери зала, за которыми виднелся накрытый стол.
Еда в этой комнате действительно обнаружилась, так же как и прислуга, лениво убирающая со стола остатки недавней роскоши, из чего можно было сделать вывод, что эту комнату совсем недавно использовали для принятия пищи и возможно, что даже принц. Решив, что голодный человек гордым не бывает (во всяком случае, когда этот человек я), — а любое отсутствие хороших манер, занесенных местным дворянством в мои минусы, непременно послужит мне плюсом, — я уселась на один из стульев и, пододвинув к себе одну из тарелок с чем-то напоминающим бутерброды, потребовала у одного из слуг, замерших при моем появлении от изумления, чаю. Ни выгнать, ни проигнорировать меня никто не посмел, потому что рядом со мной возвышался принц, подобно памятнику самому себе, до сих пор не пришедший в себя от осознания того, что добрая и нежная нимфа, обещанная ему Феей-Крестной, на деле оказалась неотесанной крестьянской девушкой, и Генрих, который стоял возле принца, готовый в любой момент подхватить падающее тело. Восторженные спутницы принца за нами не последовали, видимо продолжая пребывать в обмороке, а принимая во внимание отсутствие мужской половины свиты, кавалеры либо пытались этих девиц привести в чувство, либо лежали в обмороке рядом с ними, и я даже предположить не могла, какой из двух вариантов был более правдоподобным. Тем временем мне подали затребованный чай, и я с чистой совестью предалась чревоугодию. Впрочем, как и полагается истинному счастью, мое и на этот раз было недолгим. Расправившись с одной тарелкой, я раздумывала о том, стоит ли переходить к десерту или же продолжить трапезу рыбой, когда тишину залы нарушило шуршание платьев и жужжание голосов.
Глядя на вплывающих в двери, я думала об известном законе мироздания, согласно которому добро всегда побеждает зло. Независимо от форм, размеров, намерений, чаяний, действий или бездействия зла, добро каким-то непостижимым образом остается в выигрыше, даже если оно глупее. А еще я думала о несправедливости своей судьбы, по которой я оказалась непонятно где в роли отрицательного персонажа. Обидно это, знаете ли, когда рассчитываешь попасть в чудный новый мир в роли спасительницы всего сущего, которой по статусу полагается все и еще немножко, а оказываешься в глухом лесу в виде нечистой силы, чтобы местным героям было с кем бороться, да еще и не имея права на самооборону. А печальные эти мысли возникли в моей голове при взгляде на вползающих в трапезную бледных и немощных "куриц", над которыми заботливо квохтали мужчины. И получалось так, что очередной мой поступок принес пользу отнюдь не мне, а окружающим. Не знаю, ставили ли эти девицы себе целью превратить окружающих их мужчин в своих опекунов, или все они дружно были нацелены исключительно на нашего белоснежного героя, но так или иначе результат был на лицо, и возле каждой из них сейчас наблюдался представитель противоположного пола, смыслом жизни которого было благополучие и здравие его спутницы. А я как всегда осталась у все еще парализованного принца и постоянно разозленного Генриха. И для защиты от этого злодея-одиночки мне требовалась охрана, то есть кто-нибудь еще помимо блаженного наследника престола, а потому я решила завоевывать расположение его свиты, развивая тему охоты, до которой, если быть уж совсем честной, я и сама была не больно-то охоча.
— Ну, так когда у нас охота? — глядя на принца улыбнулась я. — Завтра утром?
Принц взглянул на меня, не выходя из ступора, но я решила не оставлять ему ни единого шанса. И хотя, несмотря на мой весьма не маленький возраст, я к стыду своему не могла отнести себя к знатокам тонкой науки соблазнения, потому что в противном случае я наверняка уже давно была бы замужем как минимум за каким-нибудь сантехником из соседнего подъезда. (Впрочем, принимая во внимание тот факт, что в моей прошлой и цивилизованной жизни я проживала в довольно-таки старом доме, где все время текущие трубы системы водоснабжения и канализации норовили устроить внеурочный потоп, сантехник в роли мужа был бы для меня вариантом более желательным, чем какой-нибудь бизнесмен.) Я постаралась улыбнуться как можно более очаровательно и обольстительно и решила взять принца "на слабо".
— А то, если не будет охоты, я, пожалуй, к себе в лес вернусь. Скучно тут у вас, — протянула я капризным голосом, вспомнив Кикимору, и захлопала ресницами.
Не знаю, на самом ли деле принц испугался возможной потери меня, или же мое отсутствие нарушало какие-то его планы, но, не говоря ни слова, принц схватил меня за руку и с первой королевской скоростью потащил куда-то по коридору. Так мы и двигались: сияющий принц — впереди, наподобие штандарта славы самому себе, на расстоянии вытянутой руки позади принца — я, бегущая за ним мелкими шагами, и опять-таки на расстоянии вытянутой руки чашка с чаем, которую я успела взять, но не успела оставить, таким быстрым и решительным был рывок принца. Я уже было приготовилась к длительному марш-броску по коридорам и лестницам дворца, потому что кто его знает с какой целью принц решился пробежаться по коридорам, но цель нашего пути обнаружилась довольно скоро. Ею стал королевский кабинет, в котором шло какое-то совещание. "Дежа вю" подумала я, когда принц остановился посередине комнаты и, не обращая внимания на всевозможных королевских сановников и чиновников, заявил:
— Папа, я хочу охоту.
— Сын? — его величество вопросительно изогнул бровь в попытке понять, какая связь существует между охотой и прерванным заседанием, и я поторопилась спрятаться за спиной принца, пока он эту связь не обнаружил.
— Я хочу охоту, — медленно повторил принц. — Завтра.
В комнате воцарилась тишина. Король, видимо, все еще пытался понять суть озвученной просьбы. Его подданные предпочли не вмешиваться в семейные разбирательства и мудро хранили молчание. (Так и знала, что принцип "промолчи — сойдешь за умную" очень старый.) Принц ждал реакции отца, а я рассматривала чашку в своей руке, удивляясь тому, что чай, несмотря на наш бег, не вылился и теперь медленно остывал. Как у любого русского человека, мои чайные пристрастия восходили к тем далеким временам, когда наши предки собирались дружной компанией за огромным столом, накрытым конфетами — бараночками и сахарными головами, где царил огромный самовар, и из-за которого было не принято вставать, пока с тебя семь потов не сойдет и пять полотенец не промокнет, а потому теплый чай, даже если он и был для желудка полезнее, я терпеть не могла. И вот пока мой герой и его отец решали важную государственную проблему, я в свою очередь тоже задавалась вопросом: пить или не пить. С одной стороны, пить в присутствии высочайших особ без их разрешения не принято, с другой стороны здесь вроде как рабочее совещание, а на таких нормальные люди всегда кофе-брейк устраивают. Но прежде чем я пришла к какому бы то ни было решению, на сцене появился припозднившийся злодей. Генрих, как всегда весь в темном, бесшумно возник за спиной своего принца, прямо передо мной, при этом нарочно толчком потеснив меня, и от неожиданности и резкого движения я выплеснула весь свой чай на его ноги. На мой взгляд, парню повезло дважды. Во-первых, потому что чай уже слегка остыл, а во-вторых, потому что выплеснутая жидкость растеклась по его бедру недалеко от стратегически важного места. Ну, то есть пару сантиметров в сторону и на пару градусов горячее, и я бы избавилась от общества Генриха на долгое время. Вот прям зла не хватает. Не хватает мне зла для настоящих злодейств, даже обидно как-то. Сам облитый бросил на меня взгляд из разряда "убью с особой жестокостью", и я поняла, что ночь мне будет лучше всего провести в кровати принца во избежание травм, так сказать.
— Генрих, — обратился король к вновь прибывшему, — что это за идея с охотой?
— Не поняла, причем здесь Генрих? — подумала я, когда меня резко дернули за руку и вытащили из-за надежной белой спины.
— Ваше величество, прекрасная Эмма пожелала развлечься, и его высочество почувствовал себя не вправе отказать своей возлюбленной, — при этом говорил Генрих таким уверенным и серьезным тоном, что я сразу поверила и в то, что я прекрасная и в то, что отказать возлюбленной может только последний подлец.
— И на кого же вы хотите охотиться, прекрасная Эмма, — поинтересовался у меня король, видимо тоже поверив Генриху и не решившись опозорить светлый образ сына.
— На кабана, — заявила я.
— Господи, чем тебе кабаны-то не угодили, — простонал мой внутренний голос, вспомнив о том, что он вообще-то поддерживает "зеленых" и против убийства ради развлечения.
Мне стало стыдно, но отступать было поздно. Неведомый мне кабан был приговорен к казни. Генрих пошел отдавать необходимые распоряжения, принц волевым решением отца оставлен для дальнейшего участия в заседании, а мы с моей совестью пошли каяться и жалеть бедное животное.
Послушай женщину и сделай все наоборот. Этот принцип, давно общеизвестный, всемирно пропагандируемый, неизменно поддерживаемый и свято соблюдаемый всеми мужчинами века двадцать первого, иногда даже в ущерб логике и пользе дела, здесь известен не был. Потому как вся эта толпа местных мужчин не только сделала то, что я хотела, но и сделала это самым наилучшим образом и в кратчайшие сроки. Я хотела охоту на следующее утро? Я ее получила!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |