Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Я понимаю, Гришенька, но... Мне так тебя не хватает.
Он терпеть не может такие разговоры. И, лишь бы как-то отделаться:
— Ну, вот сейчас Гошка на работу вышел, может, полегче будет. И получится...
— Кстати, о Георгии, — Лариса поразительно быстро переходит от добивающейся внимания любовницы к въедливой бухгалтерше. — Что-то он так круто быка за рога взял...
— Ты о чем?
— Да не успел в офисе появиться — то эти ему данные дай, то другие. Что он лезет в наши дела, в бух. учет? Что ему, своих дел мало?!
— Лариса, сто раз говорил! Договаривайтесь между собой и меня в это не втягивайте!
— Гриша, ну это все так выглядит... Будто он мне не доверяет...
— Лариса! — Григорий уже рычит. — Если он просит какие-то данные — значит, они ему нужны! Гошка профессионал, он знает, что ему нужно!
— Но это же...
— Мы все делаем одно дело, разве нет?
— Да, но...
— Тогда ничего больше не желаю на эту тему слышать. Все, баста!
__________________
— Как дочка, Лариса? — Гоша каждый день заходит в кабинет глав.бухши на чашку кофе. Первая заповедь из "Крестного отца" — держи друзей близко, а врагов еще ближе.
Ларису иногда просто перекашивает при его появлении в ее кабинете. Но она не может ему ничего сказать, а Георгий старательно не замечает ее гримас.
— Ой, не спрашивай, Гоша!
— Что такое? Не радует мамочку?
— Учиться не хочет! Мне уже из деканата звонили, говорят, она прогуливает занятия.
— Да, не дело это. А ведь это только первый курс.
— Вот и я ей то же самое твержу! Говорю: "Будешь плохо учиться, тебя дядя Гриша потом на работу не возьмет!".
— Точно, — усмехается Георгий, — двоечников на работу не берем.
На самом деле, смеяться ему совершенно не хочется. Не до смеха. Все это весьма серьезно.
Он снова курит, закрывшись у себя в кабинете. Пока еще не застукали. Курит и размышляет.
Лариса на пару лет старше Григория, и у нее избалованная до безобразия дочь, которая в этом году стараниями матери поступила на юридический. На платное отделение, разумеется. Гришка о дочери Ларисы отзывался не иначе как "малолетняя сучка" и "стервозная дрянь". Собственно, Григорию до Алины не было никакого дела, но Лариса упорно пыталась, чтобы у дочери и "дяди Гриши" было хоть какое-то подобие хороших отношений. Которые Ларисе очень хотелось перевести в разряд "родственные".
Для Гошы было очевидно, что Лариса, при всем своем уме, все еще питает надежды. На то, что ее отношения с Григорием приобретут какой-то официальный статус. Несмотря на то, что они были уже не один год любовниками и только любовниками, она все еще рассчитывает на печать в паспорте и обручальное кольцо на пальце. На то, что у Алины появится папа. Тут Гоша усмехается. Судя по отрывочным злым фразам Гришки, Алине "папа" уже не нужен. А вот в ином статусе она "дядю Гришу" вполне готова... принять. Маленькая расчетливая дрянь. Вся в мать.
Георгий не мог себе объяснить внятно, чем ему не угодила Лариса. Ведь не в мелочных дрязгах между бухгалтерией и финансовой службой дело же было. Нет, это все ерунда, решаемо. А специалист Лариса хороший, дотошный, хваткий.
Наверное, дело было в том, что он... ревновал. Ревновал к тому доверию, которое оказал ей Гришка. Что он ей доверял, пожалуй, больше, чем ему, родному брату. А ведь Гоша такой же специалист по финансам, как и Лариса!
Если рассуждать здраво, то виноват Гоша сам, как и всегда. Гришка ведь ему тоже тогда оказал огромное доверие. Ему, "зеленому" специалисту, выпускнику финансового факультета, старший брат сразу предложил должность в своей только-только созданной, встающей на ноги компании. Хорошую должность. Ту самую, которую он занимает и сейчас. Но тогда, семь лет назад, ему это все казалось просто большой интересной игрой. К Гоше тогда относились настороженно, а он делал вид, что ему все равно. Только похохатывал. Он считал себя самым умным, финансовым гением, никак иначе! В попытках самоутвердиться бесконечно генерировал сверх-оригинальные идеи, одна другой абсурднее. Зато реальной работе уделял ничтожно мало внимания. А кто-то же это должен был делать. Неудивительно, что вся финансовая ответственность постепенно перетекла к Ларисе. Гошу мало кто всерьез тогда воспринимал — в силу возраста, отсутствия опыта, его собственного раздолбайского отношения к работе и снисходительного тона общения с коллегами. Зато на стороне Ларисы был опыт и серьезный подход. И что ж теперь удивляться, что Гришка, в конце концов, вынужден был опереться именно на Ларису. Закономерно и то, что сам Гоша остался в итоге у разбитого корыта.
Но он сумел вовремя спохватиться. Наверное, просто повзрослел. Повзрослел настолько, чтобы задать себе вопрос — что полезного он делает в компании брата, которую тот создавал сам, по крупицам, месяц за месяцем, год за годом? И перед Гошей встал совершенно очевидный выбор: уйти или стать брату настоящей опорой. Он выбрал второе.
Это было адски трудно — возвращать себе то, что он сам упустил из рук. Тем более, что Гришка, он это явно видел, махнул на него рукой. Тем более, что Лариса не желала делиться ни крупицей своей власти, не уступала ни на йоту. Но Гоша потихоньку строил иные отношения с коллегами, зарабатывал авторитет, отвоевывал утраченное. Он очень хотел, чтобы Гришка мог на него рассчитывать. Чтобы брат это понимал.
Гришино отношение к нему менялось, он это видел. Брат все больше делился с ним своими мыслями, планами. Но все равно некая настороженность присутствовала. Словно Гришка все-таки ждал подвоха. Ну, так он его и дождался.
Георгий раздраженно гасит окурок в пепельнице, саму пепельницу прячет в ящик стола. Шифруется от брата, так же, как в детстве. Ладно, что случилось, то случилось. Уже не исправишь. Надо смотреть в будущее. Гришке нужна его помощь, и он будет помогать брату до последнего, даже если старший будет брыкаться. По Гошиной вине заварилась вся эта каша, и он последний, кто уйдет с этого корабля. Но хочется верить, что до этого не дойдет. А для начала надо покопать под Ларису. Ему нужна уверенность, что он понимает, что происходит с деньгами в компании. И он этого добьется — хочет этого Лариса Юрьевна или нет.
__________________
— Гриш... Григорий Сергеевич, вы куда?!
— Дела, Лариса Юрьевна, уезжаю по делам.
— У нас же встреча через полчаса!
— Не у нас, а у вас с Георгием. Я вам там на этой встрече не нужен.
— Гриша...
Он обжигает ее взглядом, и она спохватываются — разговор происходит в приемной, в присутствии посторонних.
— Григорий Сергеевич, но с вами как-то спокойнее.
— Я вам не нянька, — отрезает он. — Вы оба специалисты, вот и проводите совместно переговоры на своем уровне. Олеся, я буду через два часа, — это уже секретарю.
— Хорошо, Григорий Сергеевич, — дисциплинированно отвечает девушка.
Он стремительным шагом покидает приемную. Лариса раздраженно смотрит ему вслед, потом переводит взгляд на секретаршу, и та поспешно утыкается в монитор. У Ларисы хватает ума смолчать. Но сдерживаться становиться все труднее, ей не нравится это ощущение постепенной утраты контроля над ситуацией.
___________________
— Куда едем, шеф?
— Салоны, сервисы...
— Куда сначала? В какие?
— Смотри сам. Как тебе удобнее.
Валерий Павлович хмыкает, без труда выкатывая "Тундру" с парковки.
— Вырвался?
Иногда Грише кажется, что Палыч умеет читать мысли. По крайней мере, его, Григория, мысли. Он отвечает нечленораздельно, но в целом утвердительно.
— Достал меня офис, — он стягивает галстук, забрасывает его на заднее сиденье. — Эти бумажки, проблемы, склоки, дрязги... бабы! Хочу посмотреть хоть на что-то приятное. На банку глушителя. Или на задний редуктор. Или на картер. Там все просто и понятно.
— И чтоб масло или тосол в лицо капали?
— Угу, — совершенно не к месту мечтательно.
— Пиджак снимай, — усмехается Гребенников. — Я там тебе в багажнике спецуху приготовил. На твой размерчик. Не в костюме же тебе в яму лезть.
— Хоть ты меня, Валерий Павлович, понимаешь... — вздыхает Гриша.
— Да как не понять, — невозмутимо отвечает водитель. — Бабы и бумаги кого хочешь до цугундера доведут.
__________________
Новость "Батька приехал" стремительным колобком прокатилась по сервису. И к тому моменту, когда Григорий, сменивший пиджак на спецовку, вошел в здание автомастерской, его уже встречали.
— Григорий Сергеевич! Вот сюрприз так сюрприз!
— Здравствуй, Леонид.
— Мое почтение! Не побрезгуйте локоть пожать, а то руки в масле...
— А ты все сам, как я погляжу, — Григорий хлопает по плечу старшего механика. — Леня, когда смену себе будешь готовить? Сколько раз тебе говорить — учи молодежь, передавай опыт. А то ручкой мне сделаешь — и с кем я останусь?
— Не бойтесь, Григорий Сергеевич, — смеется Леонид. — Куда я денусь от вас? Пойдемте лучше, штуку одну интересную покажу. Только шагайте тут аккуратнее, а то туфли испачкаете. Здесь у нас не офис.
____________________
— Первый раз такой вижу...
— Во! А я тебе о чем говорю, Сергеич! Вот же японцы хитромудрые. Погоди, я сейчас откручу вот тут...
— Угу...
— Ты не угукай, а под руку мне не вставай!
— Так не видно же ничего.
— Пока нечего смотреть, — автомеханик споро орудует ключом на пятнадцать. — А вот если у меня рука сорвется... то ты пары зубов не досчитаешься.
Григорий усмехается и делает пару шагов назад.
— Смейся, смейся... — Леонид до автоматизма отработанными движениями откручивает гайку. — А был такой случай на прошлой неделе...
Григорий уже не усмехается — просто смеется. Как же здесь хорошо. Эта мастерская — его личный антидепрессант.
___________________
— Ну, давай же ты, пошевеливайся!
У Люси начинается дергаться висок. Все сегодня не так, с самого утра.
— Ну что вы кричите на ребенка, — не выдерживает она. — Лучше помогите. Вы же знаете, что у него крупная моторика... хромает.
— У него все хромает! Что теперь, всю жизнь его раздевать!
Нет, вот она так и не научилась на такое спокойно смотреть. Или день сегодня такой, что она все излишне остро воспринимает?
— Давайте, я помогу...
— Нет, пусть сам!
— Мне некогда ждать, когда он сам! — она не выдерживает и повышает голос. — Вы у меня не одни, — и уже гораздо более мягким тоном: — Тимофей, подойди ко мне, я помогу тебе раздеться.
Пятилетний мальчик, очень маленький и худой для своих лет послушно подходит к ней, стоит, как кукла, пока Люся быстро и уверенно освобождает его от верхней одежды под раздраженное сопение матери.
Да, и такие тоже бывают. К сожалению даже, таких большинство. Таких вот, как эта густо накрашенная молодая мамаша. Грим, а иначе и не скажешь, у нее хватило времени нанести. А вот пеленку на массажный стол она забыла!
Люся работает молча, разговаривать с этой... нет никакого желания. Но тишина длится недолго — у мамы Тимофея звонит телефон. И, слушая разговор, Люся начинает постепенно закипать. Ну как можно в таких выражениях о собственном ребенке говорить?! Вот зарекалась неоднократно — "Не судите и не судимы будете". Но ведь ребенок не виноват, что он такой! Как же можно о ребенке так?! Он же понимает все, большой уже! Прекращает работу.
— Выйдите, пожалуйста.
— Что?! — ярко-красные накрашенные губы даже приоткрываются от удивления.
— Вы мешаете мне работать. Выйдите в коридор, поговорите по телефону, потом можете вернуться.
— Я перезвоню, — бросает женщина в трубку.
Дальше снова все происходит в молчании. Мать демонстративно бросает на Людмилу недовольные взгляды, Люся же сосредоточенно работает, иногда улыбаюсь своему пациенту.
— Считаете, что вы лучше всех? — неожиданно зло спрашивает женщина. — Думаете, это просто?!
— Я так не считаю, — отвечает Люся ровно.
— У вас есть свои дети?
— Не думаю, что вас это касается, — тон ее по-прежнему ровный, но день явно сегодня не задался. И насколько хватит ее терпения — неизвестно.
— Значит, нет, — злорадно кивает ее собеседница. — Так-то легко строить из себя святую! А вы попробуйте сама вот с таким вот! Каждый день! Сил моих никаких уже нет! С этим идиотом возиться.
Люся на секунду прикрывает глаза. Ей бы промолчать. Не научишь и не объяснишь. Да и кто она такая, чтобы объяснять? Ну что же у нее за характер такой, что она не может смолчать, когда надо?!
— Не надо... — она выдыхает, уговаривая себя не заводиться, — не надо перекладывать на других свои проблемы.
— Это вы о себе?! Какие это я свои проблемы на вас перекладываю?!
— Это я о вас и вашем ребенке. Это ваш ребенок. Вы его произвели на свет. Вы несете за него ответственность.
— А этот кобель, значит, не несет?! Бросил нас, как только узнал, что... — у женщины в голосе начинают звучать истерические интонации.
Сцепила зубы. Ну же, Люся, молчи! Тебе только истерики в кабинете не хватает. Знаешь ведь, бывает такое, у мамочек таких деток нервы тоже порядком расшатаны. Ну, промолчи...
— Вы — мать, — произносит она негромко. — Неужели это слово для вас ничего не значит?
Та неожиданно всхлипывает. Вот, Людмила, довыпендривалась.
— Извините, — произносит Люся совсем расстроено. — Я не хотела вас огорчать. Просто...
— Да и вы простите, — та вытирает потекшую тушь. — Звереешь от такой жизни... — еще раз всхлипывает. — И вот за что мне все это?!
Людмила молчит, продолжая работать. Вопрос риторический. Да и ответа она не знает.
_______________
— Девушка, мы полчаса укола ждем! У меня ребенок маленький, между прочим!
— Извините, — открывает ключом дверь процедурного кабинета. — Медсестра у нас на больничном.
— А вы кто?
— Массажист. Замещаю.
— А вы умеете?
— Умею, — добавляет про себя: "На свою голову". Ведь и правда умеет, и хорошо умеет. И в колледже учили, и мать — процедурная сестра, которая, кажется, могла с закрытыми глазами в любую вену попасть, постоянно заставляла практиковаться. Дома уколы бабушке всегда ставила только Люся. — Но если сомневаетесь, можете не ставить. Дело ваше.
— Нет уж, ставьте! Мы столько ждали! И вообще! Я пойду заведующей пожалуюсь.
— Жалуйтесь, — пожимает плечами Люся. — Заведующая в курсе, сама же мне совмещение оформляла. Вот вы что, думаете, мне это надо?! — у нее вдруг прорывается усталость и раздражение. — У меня массаж по минутам расписан, а я тут еще на уколы бегаю.
Извинений она не дождалась. Но хоть возмущаться перестали.
____________________
День как пошел кубарем с утра, так и продолжился. Клиенты капризничали, один сеанс отменили без предупреждения, она приехала, а в квартире никого. А в финале ее "Ниву" еще припер во дворе по адресу последнего на сегодня сеанса здоровенный джип. Она минут пять пинала колеса, слушая завывания сигнализации. Пока на этот вой не вышел, наконец-то, владелец — лысый "красавец" с таким пивным пузом, что было очевидно: щегольская кожаная куртка с меховым воротников носится нараспашку не от того, что ему жарко. Он поочередно одарил обеих девочек — сначала Людмилу, потом Мальвину, недовольным взглядом, что-то пробурчал под нос, но машину убрал. И на том спасибо. Сил на скандал уже не было.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |