Сегодня-Позавчера_Послесловие

Миша вспомнил Войну. Скулы заходили ходуном, зубы заскрипели. Он вспомнил, каким нашел Батю в том злополучном доме. "Точка". Киностудия "КультуРа" — их семейный, как говорят пендосы, "бизнес", готовит к выходу полнометражный фильм "Точка". Фильм частично состоит из воспоминаний самого Медведя. А вернее — записей из его памяти. Впервые в мире зрителям будет показана война — от первого лица. Частью фильм будет состоять из видеофрагментов, которые предоставил сам Виктор Иванович. Миша уже видел фильм. Потрясение — вот самое точное определение этого. Снова пережить Войну. Видеть всё своими глазами. Видеть молодым Илью Гавриловича, видеть документальные кадры самой мясорубки войны, самому, всем своим естеством ощутить, как тебе в лицо летит кровь твоего соратника, летят пули врага, как тебя бьёт стена воздуха, спрессованного взрывом, видеть, как неотвратимо движется прямо на тебя пика ножа. А после этого — чёрный экран. Потрясение. Воевавшим — вдвойне. Не воевавшим — втройне.

А после этого — выйдет фильм о мести горячих корейских партизан подлому американскому генералу. Во всех ролях — корейцы. "Маугли" — тоже кореец. Реальная история приключений Миши и его отряда легла в основу сценария. С купюрами, естественно. Ничего русского в фильме не будет. Всё — корейское. В фильме используется тот же кинематографический приём — тоже достаточно много съёмок "от первого лица". Только Михаил — не умеет видео брать прямо из головы, как отец. Миша носил на шлеме видеокамеру.

Сейчас в Зеленограде запускается ещё один заводик, где начнётся производство подобных камер. Называться кинокамера будет — "Экстрим". Миниатюрная камера, которую можно будет закрепить на голове, как фонарь шахтёра. Питание — от пояса. Не как у Миши было — всё вместе. Но, Мишина камера — артефакт. Таких — больше не будет. Вместе с камерой "Экстрим" мир увидит новый способ досуга, новый способ записи и хранения фото— и видеоматериалов, мир увидит новую жизнь. Другую. Которая уже не будет такой, какой была прежде. Когда ты — сам себе режиссёр. Ведь чудо камеры "Экстрим" не в самой камере, а в её записывающем устройстве, в способе захвата изображения, обработки и записи, каком-то цифровом формате. Маугли так давно не был в Гвардейске, что уже перестал понимать — что они там наворотили! Единственное, что Миша понял — камера "Экстрим" будет, как камера Миши. С "жёстким диском". Надо, надо в Гвардейск, узнать — что это именно, как устроено. Докопаться до основ. Интересно же!

Грядёт переворот индустрии развлечений. Очередной. Вообще, отец этому, "глядскому", как он сам говорит, направлению уделяет внимания даже больше, чем оружию и промышленности. Поэтому — у нас есть собственное издательство, своя студия звукозаписи и своя киностудия. И люди Медведя руководят всем этим ёжнутым "творческим стадом". Когда речь заходит о творческих личностях — писателях, певцах-композиторах, художниках-режиссёрах, отец неизменно переходит на второй командирский. Почти всегда о этих людях — в третьем лице и женском роде. И если прямую нелитературную речь опустить, то не останется ничего. Только сплошные точки. Из-за неразрешимых творческо-мировозренческих разногласий. А не интересны "художникам" темы, на которые нанимают их директора Медведя. Им бы только процесс дефикации снимать. А все эти "пафосные", "исторические" картины — не интересны. А Медведю не интересны сценарии про жизнь обычных "маленьких людей".

Но, работа в команде Медведя — это статус. Это — престиж. Потому — терпят. Пишут то, что с них требуют, снимают то, на что указывают. И так, как указывают. Раньше, помниться, всё возмущались, что солдафон лезет не в свои щи. После выхода целой серии книг, статей и фильмов, неизменно срывающих кассу в Союзе и за его пределами — приумолкли. Ну, нечего им противопоставить. Весь мир "лёг" после "Брестской крепости". А это было — только начало. Никто ничего подобного снять не может. Никто не может снять живого ходячего робота — Терминатора. Никто не может снять роботов, что "прикидываются" грузовиками, как Оптимус Прайм. Конечно, эти фильмы ещё не вышли в кинотеатры. Никоим образом никому не объяснишь, как это снималось. Никак — сова на глобус — не натягивается. Но, эти фильмы — уже есть в Закрытой Сети. Ждут своего часа опорожнить бюджеты зрителей всего мира и магнатов-кинопрокатчиков.

И только Миша знает, что и в самом деле — никто не сможет даже близко подобного снять. Никто. Сейчас. Бася — не считается. Он — Что. Бася может любой фрагмент изображения или фильма переработать до неузнаваемости. Заменить морду Миши во всех отражениях на лицо корейского актёра Тцая. Или вставить молодого Медведя во все сцены "Точки", где он изображался со стороны, а не от первого лица.

А книги? Любой тираж, любого размера раскупается сразу по поставке книг в книжные магазины. Не читая названия, имени автора и жанра произведения. Следа медвежьей лапы на переплёте — достаточно.

След медвежьей лапы. Стилизованный, конечно. Этот след появился ещё в 1942-м году. Так бойцы Медведя отмечали принадлежность свою и своей техники к "хозяйству" Медведя. Так помечали трофеи и битую ими технику. Так сейчас помечаются товары, в производстве которых принимают участие кто-либо из Медвежат. Люди берут с охотой, даже если цена — выше, чем у аналогов. Если он вообще есть — аналог. Потому что — знак качества. Если нет ожидаемого качества — есть телефон службы поддержки — звони, жалуйся и на этом товаре больше не появляется этот знак. Но и люди выпустившие брак — с Медвежатами больше никогда не работают. След лапы у них появляется на корме и в личном деле. Чёрной, несмываемой краской.

След медвежьей лапы — это бренд. Это лицо. За своим лицом — надо следить. И отвечать. Единственное, где не оставляют Медвежата такой след — тайные операции.

"Взрослые" вернулись. Опять — одновременно. Миша сразу свернул уши в трубочку — его очень заинтересовал разговор, начавшийся, видимо, ещё в лифте, продолжающийся теперь и в парадной:

— Хорошо, что удалось разгадать замысел этого проклятущего ЦРУ, — сказала Вишнина, расстёгивая молнию на своих суперстильных сапогах.

Крокодилова кожа. Какой Милан, милай? На подошве — след медвежий. Гвардейская обувная фабрика. Не зря Медвежата ездили в тур по Европам. Медвежатам палец в рот не клади! Особо — не пускай на выставки. Купить-то купят. Только потом — разоришься. Конкурировать капиталистам с нашими — тяжело. У нас издержки, в виду климата — выше, но полностью отсутствует коррупция и сильно ниже "представительские" расходы — реклама, продвижение товара, взятки и подкупы. Оттого, получается — с нехилой прибылью. А так как у нас — общественная собственность — вся прибыль идёт прямиком в казну Союза. Потому цену мы можем указать любую. И можем — вовсе отказаться от прибыли. И даже — торговать в убыток. Разорив вас. Вас, не нас. У нас — не может быть убытков. Казна Союза — большая. Потеряем тут, возьмём — другим. Нас не интересует процент рентабельности. Нас интересует процент занятости рынка нашим товаром и итоговая ёмкость рынка. Вам недоступны такие экономические показатели и такие экономические модели ведения дел. Эффект массы — называется. Тем более, что наш Рубль и ваши бумажки — несопоставимы. И всё, что произведено у нас и куплено вами — уже доход страны, уже — прибыль. Разные экономики, разные мышления. Они делают деньги, мы делаем Будущее. Им нас — не догнать.

— Удалось бы, ага, если бы один из людей Медведя не стал бить в колокола. Хорошо, что он вспомнил! — проворчал генерал ГБ, принимая верхнюю одежду жены. Женщина есть женщина — одела — всё лучшее сразу. С другой стороны — им не позавидуешь. Это нам — напялил мундир и ордена — готов! При параде. Что, Вишниной тоже ордена одевать? Тем паче, что они — насквозь секретные.

— Да, за железками, мы совсем как-то упустили их подлые махинации. Ловко они задумали — наши дуболомы к стенке ставят умеренных социалистов в странах Восточной Европы, мы вынуждены там давить, проводить новые выборы, приводить к власти "правильных" коммунистов. И вся Европа нас дружно ненавидит. А мы, надрывая пупки, кормим эти местечковые "компартии". (Именно так и произошло на рубеже 40-50-х годов, — прим. авт.) Нет. Пусть идёт, как идёт, — отец уже давно "поухаживал" за матерью, теперь ставит на стол свою коллекцию бутылок. У каждой — история. И она сегодня будет рассказана. Но, позже.

— Свято место пусто не бывает, — кивает головой мама-Медведица, принимая кофе из рук отца. Подсадил он и её на кофе, — место наше в Европе займут американцы.

— Вот пусть румынские дармоеды — их и ненавидят, — отец злится, — Нам своих проблем хватает. Свою страну надо поднимать, а не заниматься экспортом коммунизма. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, как сказал Великий. Пусть сами свои государства строят. У нас полстраны — ещё соломой крыто. Гля, в космос выходим! Как всегда — голова в космосе, хвост — в средневековье! У нас не во все населённые пункты электричество проведено. Интернет тянем, а электричество — не везде! Зачем нам Европа? Ладно, пендосам, понятно — им — пограбить. Мы-то так — не сможем. Не сможем грабить. Будем им, неразумным, жизнь обустраивать. Отстроим им всё — они под НАТО и лягут. Со всей, выстроенной нами, инфраструктурой! Пусть лучше — сразу.

— Союзники — нужны, — бурчит Вишнин, разглядывая этикетки.

— Гитлеру они сильно помогли? Нет. Надо ровные и партнёрские отношения строить. Взаимовыгодные. Без вмешательства в их внутренние дела.

— Так не получиться, — не соглашается Вишнин.

— Без явного вмешательства. Не надо к власти приводить наших ставленников. Не, не так. Надо помогать нашим друзьям в их продвижении к власти, но не делать всё за них. И помогать — сильно негласно. И вот шпионские игры — очень даже надо. Особенно — вычищать наши подворья от чужого мусора. Не давать противнику влиять на самостоятельность наших соседей. Смотри, сейчас Франция и Скандинавия пытаются вести свою Игру. Не нашим, не вашим. И что? А и — пусть! А вот напугай мы их сменой режимов в наших окрестных огородах — под саксов и лягут.

Отец уже не в мундире. В честь застолья часть Баси — весит на стене. На отце только нижняя часть, без которой он — инвалид. А к белым глазам — все привыкли. Ведут себя они — зряче. Он — тоже в домашнем. Вишнин почему-то даже мундир не снимает.

— Не надо их кормить, — продолжает отец, — Надо им хвалиться нашей богатой жизнью. Нашими достижениями. Жизнью наших людей. И не только парадным подъездом, а и жизнью глубинки. Это же наш народ! Это же мы! Если наши люди, выезжая в Европы, будут нос воротить от всего иностранного — никакой враг нам не страшен. А Европы все эти — сами захотят за нами тянуться. Для этого — тут надо жизнь обустроить.

— Пока Хозяин жив — так и будет.

— Сплюнь, на куй!

— Витя! Дети!

— Эти дети — фронтовые, гвардейские. На трёх языках тебя обложат! Да дети?

— Я им Богатырей включил, не до нас им, — вмешался Миша, — Бать, а что это за клавиша "Мрак" появилась в меню выбора терминала? Это то, что я думаю?

— Ага! Полное самоуничтожение данных и железа.

— Вот как? — удивилась Кузьмина, — Даже так? И как скоро она понадобиться?

Миша увидел, как напрягся Вишнин. В животе Миши опять заворочался северный полярный зверёк, как всегда почуявший своего сородича, что любит подкрасться незаметно.

— Я — не знаю, — отмахнулся всесильный Медведь изуродованной шрамами ладонью, — но функция "Мрак" везде введена. По команде "Мрак" уничтожаются все личные данные. Ты не знала?

Отец смотрит в глаза матери. Конечно, не знала. И Миша — не знал. Так, надо позвонить.

— Федя, что за "Мрак"?

— О, Мыша! Здорово, ещё раз! Кино помнишь? Антон Городецкий, Горсвет? Как он там: "всем выйти из Сумрака", помнишь? Классное кино. Так вот то же, но реверс. А кино — надо вместе пересмотреть. А то, боюсь, у Бати — руки не дойдут. Всё, Миха, меня — девчата ждут. Да, не ищи меня. Я хочу по волнам сёрфануться. А Батя — план поставил. Пока, говорит, не выполнишь — фиг тебе, а не волны и пляж. Так, что — времени у меня мало. Бывай!

Озадаченный Миша сложил трубку и убрал в карман на автомате. Офигеть! Перед Дядей Фёдором Батя тоже условие поставил — двое детей. Что-то затевается! А почему Федя "в теме", а Миша — нет? Он ощутил укол ревности, но тут же улыбнулся — Федя — гений. Сам сложил два плюс два. Интересно, он двоих будет делать последовательно или параллельно? В этом смысле Дядя Федя — абсолютно неразборчив и всеяден. Да и девки к нему липнут, как мухи на мёд.

За столом уже забыта тема "экспорта революций". Обсуждается, уже многие годы, с самой Победы, спорное решение о демилитаризации Союза. Фактическом разоружении. Говорит Вишнин:

— Вот показали мы Дракона. А их только сотня! И всё! Производство — законсервировано.

— Ну, так и — законсервировано! Идёт производство. Нам мощности эти терять — нельзя. А то, как французы решат заказать Драконов! — отвечает отец.

— Один танк в месяц... — качает головой Вишнин, внезапно до него доходит: — Французы — Драконов?

— А что? — удивился, притворно, отец.

— Наш секретный танк? Это всё одно, что напрямую англичанам или ЦРУ продавать.

— Да, ладно! Челябинцы сделают им вариант предыдущей версии. Той, что без электроники и стабилизаторов. Всю активную защиту — снять, вместо динамической — пустышки. И корпус — из обычной брони, как у Тарана. Нам всё одно — надо этот вариант разрабатывать. На случай массовой войны. А Уралвагонзаводу отдать Морозовский танк. Для такой же массовой переделки. Массово-экспортной.

Вишнин сидел, как молнией ударенный. Смотрел на отца, как на врага народа. Обе женщины — тоже. Будучи женами именно этих мужей, они прекрасно знали, о чём идёт речь.

— Витя, сегодня не первое апреля, — тихо сказал Вишнин.

— Коля, или мы их сажаем на очень дорогой наркотик наших передовых оружейных разработок, или они делают своё. У французов там получаются неплохие лёгкие танки. А вот по тяжам и них — полный швах. А желание — имеется. И — потенциальная возможность. И самим построить, и на стороне купить. Не купят у нас — проспонсируют разработку нового американского танка. Коль, копирование заведомо устаревшего типа техники — тупиковый путь. Пока они наши, совковые, стандарты приспособят к своим, пока наладят, да тупо, пока разберутся — этот Дракон будет что Тигр-2 — никому не нужный раритет. Объясни мне, валенку, в чём принципиальная разница между распродажей направо и налево, да ещё и в долг, Т-43 и Таранов и продажей недоДраконов и недоОплотов? Всё упростить, оставить только внешнюю схожесть? А? Мы тогда тысячи танков раздали всем, кому не попадя. Колапсировали всё мировое танкостроение. Никому танки не нужны до сих пор. У всех на вооружении стоят наши Т-43, Тараны и амерские лёгкие танки. Никто не покупает новые. Ни американские, ни европейские. Не нужны.

— А теперь — что изменилось?

— Мы показали новое поколение танков. Мы взвинтили гонку вооружений. И если мы в неё не ввяжемся, то не заставим американцев, и их шавок — тратить деньги. Вбухивать деньги в прорву их вороватого ВПК, а не на глобальные проекты развития. Потому — надо сделать вид, что мы ввязались в гонку вооружений. Желательно — за их же счёт. Клепать им танки и пушки, за их средства сохраняя собственные мощности и кадры.