Автобус, дрогнув, замер на остановке, и людская каша пришла в движение, как будто закипая на плите. Кто-то, кому было по пути с Учики, рвался к выходу, кто-то старался забраться глубже в салон. В этих слоноподобных колебаниях Отоко подхватило волной и понесло куда-то подозрительно далеко от дверей. Отчаянно рванувшись, задевая соседей портфелем, он принялся проталкиваться назад.
— Осторожней! — ругнулся кто-то, нечаянно задетый плечом.
— Извините, — виновато крякнул Отоко, подступая все ближе к двери.
— Пх! — мужчина средних лет, цапнувшись ногой о портфель, сердито отвернулся.
Вот уже и выход. Чей-то острый локоть в густой сутолоке неожиданно уперся в бок.
— Уйди ты! — сказал сердитый девичий голос. — Дай пройти!
— Простите! — пропыхтел Учики, стараясь пробраться мимо какой-то бабульки, загородившей ступеньки необъятным дряблым станом.
— Уйди, говорю! — еще сердитей повторил голос, и локоть надавил сильнее. — Задавишь, гад!
Теперь он понял, кто это ругался. Между бабулькой и лезущим внутрь мужчиной средних лет трепыхалась какая-то девушка, о которую Отоко невольно терся боком. Ей, видимо, подобный тесный контакт совсем не нравился, а потому локоть пребольно тыкался в ребра. Стоя на ступеньку выше, юноша успел разглядеть только русую макушку. В следующий миг его, словно пробку из бутылки с шампанским, вытолкнуло, наконец, из толпы пассажиров. Освобождение стало столь внезапным, что Учики оступился и начал заваливаться вперед. Не дай бог, сейчас треснется физиономией о нижнюю ступеньку или вывалится прямо на тротуар!
В отчаянии Отоко выбросил свободную руку в сторону поручня, разделявшего ступеньки надвое. Но промахнулся. Ладонь, едва задев пластик ручки, скользнула дальше по чему-то мягкому и легкому. Не успевая ничего сообразить, Учики, что было сил, вцепился в это мягкое.
— Ты что делаешь?! — возопил давешний голос, заглушая треск разрываемой ткани.
Вываливаясь наружу, парнишка понял, что схватил кого-то за одежду и тем уберег себя от падения. Застыв у дверей автобуса в полусогнувшемся положении, он неловко выпрямился, тряся головой.
В кулаке все еще оставалось зажатым то мягкое, что помогло затормозить. Распрямившись, Учики глянул, что это. В руке оказался зажат рваный лоскут какой-то светлой ткани. Складчатой ткани.
— Ты что, обалдел?! — звонким колоколом грянул над ухом все тот же голос. Испуганно обернувшись, Отоко узрел-таки тыкательницу локтем в бока.
Она стояла в паре шагов, яростно сверкая небесно синими глазами. Невысокая девушка с густыми каштановыми волосами, спускавшимися до лопаток, перехваченными у затылка синей ленточкой. Он заметил эту ленту, когда незнакомка яростно тряхнула головой, забросив волосы себе на плечо. Миловидное европейское личико выражало крайнюю степень кровожадности, ноздри воинственно раздувались, губы сложились в крошечный бантик. Правая рука девушки сердито упиралась в замечательно очерченное бедро. А левая зловеще комкала порванную по шву плиссированную юбку, которой явно не хватало одного длинного лоскута ткани.
Именно юбка натолкнула Учики на понимание. Испуганно подняв глаза от мелькавшей в грубом подобии разреза стройной ножки, он увидел на незнакомке черный жакет с широким белым воротничком и крохотный галстучек. То была женская форма академии "Эклипс". На предплечье упертой в бедро руки красовался серебристый знак распятья.
— Ой... — Учики обескуражено повертел в руке обрывок юбки. — Я...
— Я спрашиваю, ты обалдел?! — крикнула девушка яростно. — Придурок, посмотри, что ты натворил!
— Э... — как всегда, встречая агрессивный напор со стороны собеседника, Учики сник и принялся бормотать нечто полуразборчивое. — Изв... Извините, я...
— Чего "ты"?! — распаляясь все больше, кричала она. — Как я теперь ходить буду, кретин?!
— Я... Простите, я не хотел...
— Не хотел он! Извращенец! Держу пари, хотел с меня юбку стащить! Или того хуже — трусики! — девица обличающее наставила на Учики палец. — Японцы все извращенцы!
— Я... Нет! — безнадежно краснея от подобного заявления, попытался возразить Отоко. — Я просто... Ничего подобного!
— Чего-чего?! — робкая попытка подать голос, казалось, совершенно взбесила синеглазую фурию. Набычившись и глядя исподлобья, она почему-то отшагнула назад, став ногами на полоску, очерченную вокруг пространства остановки.
— Вы... это неправда! — мучительно пунцовея и чувствуя, как горят уши, Учики старался выдавить из себя нечто связное. — Я ничего не делал... В смысле, я не собирался... Ну, то есть... И откуда вы знаете, что я из Японии? В смысле...
В этом был главный бич Учики Отоко. Будучи парнишкой весьма застенчивым и нелюдимым, он особенно неловко чувствовал себя с прекрасным полом. Полностью оправдывая собственное имя, юноша в разговорах с девушками мялся, мямлил и полностью терял лицо. Такой особенностью характера обуславливались его прежняя нецелованность и полнейшая неопытность в отношениях с очаровательной половиной человечества.
— То есть, ты еще и не виноват?! — кажется, эта представительница женского племени его не так поняла. — Я еще и вру?!
— Нет! — он в отчаянии замахал руками.
Мелькание перед глазами куска юбки окончательно разъярило незнакомку. Отступив еще на шаг, она зачем-то чуть пригнулась, как будто принимая беговой старт.
— Я вовсе не... — продолжал бормотать Отоко. И тут девушка, в которой Мегуми Канзаки опознала бы то орущее нечто, что било дуб в парке святого Михаила, резко рванулась к нему, подпрыгивая.
Последним, что юноша успел увидеть перед тем, как аккуратная белая кроссовка пинком в грудь отправила его в воздушное путешествие, была колыхнувшаяся юбочка со рваной раной. А в следующий миг, под грозный воинственный клич девушки, молодой человек уже падал, отрываясь от земли, чтобы со всего размаху треснуться головой о тротуар и погрузиться в мир блаженной темноты.
Глава 2: Мое милое дитя
Очерченные фиолетовыми полосками, всплыли едва заметные трещинки на потолке. Смотреть было немного неудобно, потому что глаза словно запали глубоко-глубоко в голову. Боли не чувствовалось, что радовало, но вот фиолетовые росчерки доверия не внушали. Учики сильно сомневался, что некий хулиган взялся разрисовывать потолки фломастером.
Он почти сразу понял, что лежит на кровати. Не слишком мягкой, но достаточно удобной, чтобы не захотелось сразу вскочить. Следом пришло осознание одежды на теле. И только потом вместе с мягким полумраком, подсвеченным зеленью, ощутилась чья-то рука на лбу.
Узкая мягкая ладошка. От нее по коже расползалось легкое теплое покалывание, проникавшее в поры и ласково уходящее куда-то вглубь черепа. Обволакивающее мозг и сглаживающее то неясное чувство отдаленности, что проникло в юношу в первый миг пробуждения. Только теперь Учики понял, что у него болел затылок. Вернее, пытался болеть. Всепроникающая сила неведомой ладошки с тонкими пальчиками сжимала боль в крохотный плотный комок и отсекала от головы. А потому он смотрел в потолок с нутряным отупением, но вполне осмысленно.
— Доктор, — произнес звонкий девичий голосок по-английски, чуть скругляя и смягчая согласные. — Кажется, он пришел в себя.
— Вот и отлично, — обрадовано отозвался голос взрослой женщины, едва вошедшей в право считать себя таковой.
Фиолетовые каракули на потолке тускнели и исчезали. Вместо них над Учики нависло знакомое красивое лицо. Кимико Инори, с тревогой глядя в осоловелые глаза, спросила по-японски:
— Чики-кун, как ты себя чувствуешь?
Чики-кун... Это прозвище Инори дала ему в первый же день учебы в академии. Сказала, что "Учики-кун" будет звучать чересчур официально. Он сильно оробел, но не возразил. С тех пор и пошло. Надо сказать, Отоко нелегко переваривал тот факт, что вдруг обзавелся человеком, дававшим ему дружеские прозвища. У юноши даже в детстве не было подобных друзей. Особенно напрягало то, что Инори — девушка. Ведь, как уже было сказано, прекрасного пола Учики стеснялся.
Только вот приходилось мириться с неизбежным. Ибо они оба были Наследниками. Сверхчеловеками, способными ходить по воде как по суше, превращать воду в вино и преобразовывать атомную энергию. И еще черт знает что. Но главный фокус заключался вовсе не в таинственных способностях, которых молодые люди до сих пор не моги осознать. Он заключался вот в чем: Наследники, по столь же туманным, как их происхождение, причинам существовали исключительно по двое. Каждый Наследник непременно имел в пределах каждодневной досягаемости замкнутого на него второго. Так объяснял Ватанабэ, так сказали и врачи, что держали их в карантине по приезде. Стоило одному из пары пропасть, погибнуть или просто уехать далеко-далеко, и для второго все заканчивалось крайне плачевно. Самоубийства на почве депрессии, смерть по неосторожности или неизлечимая болезнь — такой перечень называли медики. Поэтому всякий привезенный в Меркури Наследник учился сосуществовать со второй половинкой. Для Учики этой половинкой была Инори.
Ирония положения заключалась в том, что уже очень давно Отоко молчаливо и незаметно был влюблен в нее. Живя в одном районе, учась в одном классе с Кимико, он каждый день тихо любовался прекрасной жизнерадостной девушкой, как будто подсвеченной изнутри неведомым солнышком. И ни сном, ни духом не помышлял когда-нибудь оказаться с ней в столь тесных отношениях. До тех самых пор, пока не появился в их жизни Ватанабэ.
Сейчас ее прелестное личико, склонившееся над ним, было омрачено тенью тревоги. Похоже, что-то случилось. А! Его же ударила какая-то незнакомая девушка... Неужели так сильно?
— Э... — он моргнул, ощущая, как немилосердно натирают глаза сухие горячие веки. — Инори-сан... Кажется, я нормально.
— Уф, — она обрадовано улыбнулась, заставив Учики покраснеть. — Я испугалась, что ты серьезно ударился.
— А он и ударился серьезно, — звякнул взрослый голос, и с другой стороны кровати над ним склонилась золотистно-блондинистая голова доктора Шерил. Школьный медик улыбалась, поправляя очки без оправы на крохотном, чуть вздернутом носике.
Шерил Крейн была красива той чуть инфантильной красотой миниатюрных девушек, что заставляет трепетать сердца мужчин суровых и крупных. Она и впрямь была скроена ладно и аккуратно, что заметил даже вечный бирюк Учики. Длиннополый белый халат, носимый нараспашку, лишь подчеркивал достоинства стройной фигурки. Слабое зрение тоже шло исключительно в плюс образу.
И надо сказать, что Отоко не на шутку смущался.
— Здравствуйте, доктор, — заговорил на английском юноша. — А... Где я?
— В медицинском кабинете, конечно, — ответила Шерил. — Физрук тебя принес. Ты сильно стукнулся головой, и я боялась, что получил сотрясение. К счастью, Инори очень быстро все исправила.
— Я поиграла в волшебную целительницу, — прищурив один глаз и скорчив по-детски сосредоточенную гримаску, Кимико потешно развела руками, как бы изображая колдовские пасы. Умилившись и смутившись, Учики перевел взгляд обратно на доктора.
— А... То есть, я в порядке?
— Ну да, — Шерил кивнула. — Вы, Наследники, отлично друг друга подпитываете. Но нам повезло, что тебя не забрали обычные врачи. Кто это тебя так уронил? Шишка грозила вырасти на полголовы.
Учики вспомнил яростный взгляд длинноволосой девушки. Вспомнил свирепо комкающий расползающуюся юбку кулачок. Вспомнил, как она подпрыгнула. Вот это номер. Кто, спрашивается, станет вот так вот бить первого встречного? Из-за одежды? Сумасшедшая какая-то. И, судя по форме, сумасшедшая из академии.
Нельзя сказать, чтобы Учики улыбалась перспектива учиться радом с человеком, без разбору начинающим бить людей. Таких юноша никогда не любил. Один вид какого-нибудь школьного задиры с самого детства будил в памяти образ вечно пьяного отца, любившего поучить кулаками их с матерью. Отоко терпел побои часто, до тех самых пор, пока не пошел учиться карате. И не пожалел о таком шаге. С тех пор, как научился давать отпор куражащимся хамам, юноша не позволял распускать руки ни отцу, ни кому бы то ни было, кому могло захотеть обидеть его делом, а не словом. Несмотря на молчаливую нелюдимость, он не собирался становиться мальчиком для битья.
И все-таки выдавать незнакомку почему-то не хотелось. Может, все дело было в сумбурности случившегося, никак пока что не дававшей обидеться и рассердиться. Может, в незлобивом, в общем-то, характере самого Учики, автоматически смущенного девушкой и неспособного увязать ее с распускающим руки хулиганьем, которое не любил. А может, в чем-то еще. Но, вспомнив яростно сверкавшие синие глаза, юноша, сперва хотевший было поведать доктору об их обладательнице, носившей форму академии "Эклипс", помедлил, а потом поднес ко лбу руку. Удивляясь сам себе, он произнес:
— Н-не знаю, доктор. В автобусе была давка, и, наверное, меня на выходе кто-то толкнул. Я и упал.
— Хм... — Шерил с сомнением поправила сползающие очки. — Может быть. Но почему ты стукнулся затылком?
— Э... — Учики замялся. Неожиданно выскочившая ложь сразу начала загонять его в угол подозрительным взглядом серых глаз доктора.
— Может, Чики-кун пытался удержаться и схватиться за что-нибудь? — неясно было, заметила ли Инори его смятение, но девушка крайне оперативно пришла на помощь. — И развернулся перед тем, как упал?
— Да... точно, — подтвердил он.
— Угу... — как будто подозревая молодых людей в сговоре, доктор Шерил оглядела обоих, сверкнув стеклами очков. — Ну, тогда понятно. Отоко, как ты себя чувствуешь? Может, сегодня не пойдешь на занятия?
— Э... — Учики прислушался к себе. Отсеченная заботливой рукой и энергией Инори боль давно улетучилась. — Думаю, я в порядке.
Юноша сел на кровати, свешивая ноги к полу. Пальцы сквозь носки сразу нащупали снятые и поставленные сбоку ботинки. К тому, что в академии носили форму, но не сменную обувь, он тоже долго привыкал.
— Лучше не буду прогуливать... — вертя головой в разные стороны, от Инори к доктору и обратно, юноша почесал лохматый затылок. — Э, а сколько я так пролежал?
— Минут двадцать, — глянув на часы у себя на запястье, сказала Шерил. — Пока принесли, пока с занятий забрали Инори, пока она тебя лечила... Ты пропустил самую малость.
— Хорошо... — пробормотал себе под нос Учики, склоняясь к ботинкам и натягивая их на ноги. — Сегодня же лекция у Ахремова-сенсей...
— Ах, Ахремов-сенсей!.. — неожиданно щеки доктора Шерил вспыхнули легким розоватым румянцем. Как будто стесняясь подобной реакции на имя преподавателя, она старательно отвела в сторону глаза, придавая себе вид безразличный и спокойный. — Тебе нравятся его лекции, Отоко?
— Э, да... — несмотря на нелюдимость, юноша не был чурбаном и уловил напряжение, окружившее медичку. — Интересные.
— Ахремов-сенсей замечательный, — поддержала его Инори, поправив собранные в косичку волосы, перевязанные кокетливым бантиком. — Гораздо веселее других преподавателей здесь.
— Да, он... веселый... — все больше розовели щеки доктора, все более нервно звучал ее голос. — Ладно, раз ты в порядке, вы можете идти. До конца занятия вас отпросили, так что как знаете.
