Десятого июля немцы наконец заняли наши дальние позиции и начали там спешно окапываться. Нечаев и на этот случай приготовил им сюрприз. Минометными спецвыстрелами он поставил дымовую завесу по опушке леса, чтобы скрыть поле от наблюдателей. И одновременно дал команду на выход на рубежи атаки пяти взводов, которые затаились под маскировочной сетью в овражке, расположенном по левому краю обширного поля, через которое пролегали две из трех дорог, чей перекресток и оборонял батальон Нечаева. Когда опушка плотно закрылась дымовой завесой, засадный отряд молча пошел по подготовленным скрытым меж неровностей поля проходам — где-то подрыли, где-то разровняли, прошел мимо второй передовой позиции, которую немцы пока не обнаружили и залег за пригорком, который обеспечивал непросматриваемое с немецких позиций пространство. Последовал краткий огневой налет на окапывающихся немцев, затем, пока не осела пыль — стремительный бросок пехоты — и вот уже в расположении немцев рвутся гранаты, звучат автоматные очереди, а из укреплений батальона по правому флангу выдвигается отсечная группа прикрытия отхода. Сюрприз удался. Две роты немецкой пехоты были просто сметены фланговым ударом. Более сотни убитых, десятки пленных, с ними же прихватили и батарею ПТО, загрузив боеприпасы на обнаруженные там же поставленные в лощинке бронетранспортеры, пять минометов и шестнадцать пулеметов с ленточным питанием — неплохое подспорье. Рванувшаяся на выручку рота того же батальона при поддержке трех средних танков Т-4 была встречена огнем отсечной группы из трех самоходок и взвода солдат с пятью ручными пулеметами. После потери всех танков она залегла и уже не поднималась, пока все наши не отошли с поля боя. Майор Нечаев сел писать доклад о безупречно проведенной операции, которая добавит ему и его бойцам и командирам баллов в послужном списке, а также представления на награды. Сегодня немцы больше не рыпнутся.

Немцы не рыпались и на следующий день. Потеряв за день почти батальон пехоты и более десяти танков, они видимо пытались осмыслить происходящее и подтянуть резервы. С наскока закрепиться на рубежах для атаки им не удалось, но немцы — народ настырный, просто так не отстанут. Прорывать оборону им все-равно надо, и рубежи нечаевского батальона — вполне подходящее место для такого прорыва. А чтобы его сделать, нужны рубежи для атаки — и они должны быть расположены достаточно близко к позициям противника, чтобы уменьшить время на достижение наших окопов и тем самым уменьшить потери от огня, и вместе с тем к ним нужны скрытые подходы из своего тыла, чтобы было можно скрытно подводить войска и накапливать их в окопах или других исходных позициях для атак. А таких мест не так-то и много — там дорогу преграждает болотце, тут — мелкий, но густой кустарник — и вот на местности уже остается всего три-четыре прохода, через которые можно было бы скрытно провести крупные силы. Но эти проходы видели не только немцы — Нечаев с начартом подготовили установки прицелов для нескольких сценариев огневых налетов по всем таким местам — в зависимости от того, сколько на тот момент будет боекомплекта, какое количество стволов можно будет выделить для налета — ведь часть может быть уже и выбита, или работать по другим участкам. Так что пусть сунутся. Главное — засечь начало самого выдвижения минут за пять, а лучше за десять — ведь еще потребуется время и для выбора одного из сценариев, и для подготовки стрельбы — установки прицелов, подготовки зарядов и снарядов. Немцы, скорее всего, тоже знают что мы знаем, так что наверняка предпримут меры для максимальной маскировки своего выдвижения. Ну, тут уж кто кого перехитрит — Нечаев выставил в лесах справа и слева от УР наблюдателей, прикрытых отделением пехоты, так что если их не заметят, то они смогут сообщить о движении по одному проходу на левом и двум на правом флангах. Ну а уж если заметят — могут накрыть артиллерией, или выслать пехоту. Вот проход по центру был ненаблюдаем — его закрывал холм, да и сам проход был расположен по балке — тут уж если только постфактум — появились крупные силы на поле — значит, можно попытаться накрыть хотя бы их хвост.

А тем временем немецкие войска все-таки уплотнялись. Бойцы разведроты, самого боеспособного подразделения нечаевского батальона, ежечасно докладывали об обнаружении новых частей и оборудованных позиций в глубине немецких тылов. Разведке становилось все сложнее проникать в тылы, все чаще их обнаруживали немецкие патрули. Приходилось вступать в перестрелки. Нечаев выделил в поддержку разведчикам пехотную роту, из которой организовывались подразделения огневого прикрытия. Майор выгреб практически всю технику батальона, но посадил их вместе с разведчиками на транспорт, обеспечив быстрый маневр этих мобильных подразделений. Поддержанные танками и САУ, они все чаще стали вступать в огневой контакт с фрицами, постоянно кусая и выполняя разведку.

Постепенно вырисовывалась картина дислокации немецких частей и подразделений на их участке обороны. Не все предусмотрел Нечаев, в том числе и две батареи дивизионных гаубиц в сто пятьдесят миллиметров, которые немцы разместили левее его левого фланга, прикрытого искусственно созданной заболоченной местностью. Получалось, что Нечаев сам прикрыл эти батареи от своих возможных атак. А ведь они сейчас представляли наибольшую опасность. Их мощные снаряды могли нанести тяжелые разрушения почти половине его укреплений — у дивизионок, в отличие от полковушек, дальность более десяти километров — параметры немецкой артиллерии Нечаев знал назубок. Пусть они и не возьмут основные ДОТы, но прикрытие ДОТов может пострадать — разобьют окопы, снесут проволочные заграждения и минные поля, после чего ключевые оборонительные сооружения станут голыми. Поэтому на разработку операции по уничтожению этих батарей Нечаев затратил почти день, в течение которого он несколько раз сносился по рации с вышестоящим командованием, согласовывая ориентиры, порядок, сроки и сигналы совместных действий с авиацией. Надо было действовать быстро, пока противник не уплотнил свои оборонительные порядки и не закопался в землю по самую макушку.

Еще вечером саперы стали наводить скрытную переправу, по которой к утру на ту сторону ушли штурмовые части — более роты бойцов и три САУ первой волны и четыре взвода пехоты, четыре танка и десять грузовиков группы поддержки и эвакуации. Разведка с ИК-приборами разведала нахождение секретов и охранения. Пока немцев было не более роты, без тяжелого вооружения и бронетехники — обычная пехота с ручными пулеметами. Они уже успели выкопать несколько отрезков окопов и два ДЗОТа. Еще день — и оборона станет плотной, за ней немецкие батареи будут чувствовать себя в безопасности.

Не срослось. Где снайперками с глушителями, где такими же бесшумными пистолетами, а где и ножами, разведчики сняли пять секретов, и группы штурмовой роты, прячась в перелесках, низинках, за буграми, двинулись к немецким окопам. Маршрут был проложен еще вчера, разведка выделила для каждой группы ориентиры, которые были бы видны на фоне темного неба, и теперь скрытно вели штурмовиков вперед. Сзади, на удалении трехсот метров, по глубокой ложбинке подползали на минимальных оборотах САУ, прикрытые взводом пехоты. Звук их моторов, и так уменьшенный дополнительными глушителями, дополнительно скрадывала беспокоящая артиллерийская стрельба УРа, которую плавно, чтобы не насторожить немцев, усиливали с десяти часов вечера, так что к часу ночи выстрелы и взрывы гремели каждые полминуты.

Полвторого с батареей было покончено. Штурмовые отряды подобрались к окопам на тридцать метров, под свет сигнальной ракеты закинули туда гранаты и, как только отгремели взрывы, ринулись зачищать окопы и землянки. Сонные немцы не оказали никакого сопротивления. САУ тут же двинулись вперед и прямой наводкой расстреляли в мерцающем свете осветительных ракет блиндажи артиллеристов, которых вскоре проконтролировали и подошедшие разведчики. Артиллерия УРа с началом атаки перенесла огонь на отсечные рубежи, упреждая подход возможной подмоги. В небе появились две эскадрильи штурмовиков и начали выискивать малейшее движение на земле — к этому моменту уже достаточно рассвело, чтобы отследить перемещения немцев.

А группа эвакуации уже грузила снаряды в грузовики, цепляла к ним оставшиеся неповрежденными гаубицы и споро отваливала к переправе. Через двести метров от батареи обнаружилась стоянка немецких грузовиков, и командир штурмовой группы посадил за баранки взвод солдат группы огневого прикрытия. В результате оказалось, что мы не просто разбили немецкую батарею, а захватили ее почти в полном составе — без двух орудий. А еще захватили тройной боекомплект снарядов, это не считая семнадцати пулеметов и полсотни пленных.

Отход немцы постарались максимально осложнить. Проснулись их батареи легких гаубиц, но лишь затем, чтобы на них обратили внимание штурмовики, которые не замедлили вывалить на их позиции неистраченный запас осколочных бомб, подавив две батареи бомбардировкой и еще одну как следует прочесав огнем мелкокалиберных пушек и пулеметов.

После выхода группы захвата обратно в расположение УРа Нечаев засел за распределение нового вооружения и комплектование его расчетами — готовых артиллеристов не хватало и пришлось запросить у командования курсантов артиллерийского училища, хотя бы на должности командиров орудий и наводчиков. Они прибыли вечером того же дня и начали обустраивать позиции и выполнять пристрелку по квадратам. Очередная хорошо спланированная авантюра удалась. И у Нечаева еще оставались неиспользованные домашние заготовки.

Одна из них — минно-артиллерийская засада — сработала буквально на следующий день. Видимо, немецкое командование разозлило, что у них из-под носа увели батарею крупнокалиберных гаубиц. Ничем иным нельзя объяснить то, что немцы поперли практически без артподготовки — какой-то обстрел наших позиций велся, но вялый — сказывалось то, что в предыдущих боях авиация и рейдовые группы охотились прежде всего за артиллерией. В принципе, их план был не так уж плох — распадок, по которому они планировали наступать, был скрыт небольшим леском и выходил практический на фланг наших позиций. Видимо, немцы по инерции все еще считали нас дураками, раз решили, что мы не увидим этой уязвимости в нашей обороне.

Колонна танков шла как на параде. Еще не рассвело, молочный туман скрывал низины, и только акустическая разведка могла точно подсчитать цели и местоположение немецкой техники. Мы молчали — пусть втянутся по-глубже. Первый взрыв прозвучал полпятого утра, и спустя полминуты из тумана потянул черный столб дыма, который стал быстро разносить окутывавший немцев туман. Затем последовало сразу два взрыва. Судя по их расположению, немцы прошли две трети минного поля. Пора было начинать. Разведчики выдвинулись вперед и в кратких схватках уничтожили немецкие дозоры, которые шли по флангу в качестве охранения. Вслед за ними на подготовленные позиции по лесу прошли САУ и пехота. Началась бойня. Туман уже довольно хорошо рассеялся, и на поле были четко видны и немецкие танки, и прикрывавшая их пехота. САУ быстро распределили цели и ударили в борта. Сразу пять танков застопорилось, окуталось дымом и пламенем, в одном рванул боекомплект. Наши пулеметы положили немецкую пехоту на землю, а гранатометчики стали выборочно бить по танкам. Через три минуты немцы засекли наши позиции и попытались развернуться. К этому моменту снарядами и минами у них было выбито уже пятнадцать танков, и каждую минуту к этому числу добавлялись новые жертвы. Развернувшись вправо, танки двинулись вперед и тут же стали натыкаться на свежие мины, которые до этого были вне их маршрута. САУ и гранатометам оставалось только добить остатки.

Пятнадцать минут — и на поле стояло и дымило почти тридцать танков противника. Немецкая пехота пыталась отползти к своим позициям, но их прижимали огнем уже и с минометов, а потом во фланги им ударили штурмовые группы и пошла зачистка и сдача немцев. Тех, кто пытался сопротивляться, расстреливали с трех направлений, но таких скоро не осталось — практически мгновенная потеря такого количества танков оказала на немцев сильное деморализующее действие, особенно когда они увидели, что в расстреле участвовало лишь три самоходки. Давненько Александр не устраивал такого побоища, последний раз пожалуй что и год назад, когда его рота разгромила роту фрицев на марше чуть ли не за две минуты, ну еще потом минут пять — пройтись контролем и собрать пленных. Здесь их было даже по-больше — почти две роты танков и две роты пехоты. Саперы тут же вышли на поле и стали снимать или обозначать свои же мины, и уже через десять минут к немецкой технике стали цеплять тросы и вытаскивать ее с поля боя. Видимо, где-то сидел немецкий корректировщик или наблюдатель, потому что вскоре на место побоища посыпались гаубичные и минометные снаряды. Завязалась контрбатарейная стрельба, в нее включились штурмовики при поддержке истребителей, немецкий огонь резко уменьшился и наши бойцы продолжили эвакуацию бронетехники и сбор оружия. Группа отсечки блокировала попытку других немецких частей прорваться на поле боя и помешать эвакуировать их танки — наткнувшись на мощную стрельбу прямой наводкой и пулеметный огонь, фрицы залегли и стали отходить, оставив еще три горящих танка — к ним уже было не подобраться, поэтому САУ просто всадили в них еще по два снаряда, чтобы привести в невосстановимое состояние. Операция продлилась всего два часа, из них собственно на бой — чуть больше получаса, остальное время — на сбор трофеев и пленных. После этого немцы уже не пытались действовать с кондачка и приступили к планомерному наступлению, в чем они были так сильны. Экспромт — не их конек.

А вот планомерная осада — тут они сильны. К вечеру следующего дня они подтянули новые гаубичные батареи и на наши позиции стали сыпаться крупнокалиберные снаряды и мины. Солдаты укрылись в блиндажах и капонирах, но все-равно каждый час поступали сведения об убитых и раненных — хотя многие ходы сообщений были перекрыты железобетоном, но все-равно требовалось выходить и наружу — устранять последствия разрушений, относить раненных в лазареты, восстанавливать минные поля и проволочные заграждения, да и просто вести наблюдение и разведку. Оставалось только ждать, когда у немцев закончатся снаряды или их батареи будут подавлены авиацией и артиллерией.

На три дня контрбатарейная борьба стала основным средством ведения боевых действий. Наши орудия находились в бетонных капонирах, поэтому их могли подавить только прямые попадания в открытые сверху щели. Поэтому немецкая артиллерия несла гораздо большие потери, чем наша — на основе данных авиационной корректировки по немецким батареям наносились краткие но мощные удары, после которых они временно выводились из строя — пока не подойдут новые артиллеристы взамен убитых и раненых осколками, пока не будут поставлены на позиции опрокинутые гаубицы и пушки, пока не заменят пробитые осколками механизмы орудий — все это требовало времени, которое немцы могли компенсировать только большим количеством стволов. Но еще они постепенно зарывались в землю, так что к исходу третьего дня наши возможности в подавлении их артиллерии своей стрельбой заметно уменьшились — земляные укрепления хотя и были менее надежны чем железобетонные, но и они достаточно хорошо защищали от неблизких разрывов — по крайней мере, немецких артиллеристов уже не так секло осколками. Эти сведения мы получали как с авиаразведки, так и от наших наземных разведгрупп, которые продолжали просачиваться сквозь немецкие позиции и шастать по их тылам, добывая сведения, языков, и устраивая диверсии — взрывы, обстрелы, снайперскую стрельбу — немцы все никак не могли создать сплошную оборону, выставив в труднопроходимых местах лишь посты, которые наши разведчики либо обходили, либо уничтожали — пересеченная местность и наличие ИК-техники позволяло обнаружить и подобраться к ним, а глушители — снимать фрицев издалека. Но вот батареи были уже надежно прикрыты окопавшейся пехотой, так что диверсионные налеты на артиллеристов, чем мы так любили заниматься предыдущие годы, уже не удавались.