Игрушки для императоров. Иллюзия выбора

Хм-м-м. Даже если предположить, что я — тайный принц, наследник престола, это тоже ничего не изменит. Принца проще всего изолировать, если ему угрожает опасность, или ударить на упреждение. Не раскрывая его инкогнито и прочее. Похищать для этого человека? Тем более глупо приплетать к этому действу корпус. Тот при всей своей внешней нелогичности крайне логичная структура, никогда не позволит себе действовать, как захочет правая нога кого-то из его лидеров. Ангелы поступают так, как им надо, жёстко, решительно, кроваво, игнорируя всех вокруг, и похищать(!) при таких вводных данных сына криминального авторитета?..

Даже если на моём месте был бы принц крови, им проще завалить Бенито. И его, и папочку. А метящих на хлебное место команданте и других хефе поставить перед фактом, дескать, не с теми тягаетесь, ребята. Вот так должна работать подобная структура, и отдам руку на отсечение, так она и работает.

Но я не принц. Да, мод, возможно, уникальный (все моды в какой-то степени уникальны) и очень хотят меня заполучить, но им гораздо проще решить дело с тем же Кампосом полюбовно, тот грамотный человек и понимает, планета круглая и на ней не спрячешься.

Похищают людей те, кто слабее, кто неспособен ничего противопоставить противнику в открытом бою. Кто это может быть, применительно к криминальному дону? Конкуренты, другие хефе. Какие-нибудь главы 'подшефных' банд, тяготящиеся его властной рукой. Мелкие кланы, с которыми он что-то не поделил. Те же силовики, ДБ, например, для своих закулисных игрищ. Да мало ли врагов у авторитета? Но почему он приказал заняться мной, одиночкой и неудачником, будто я могу на что-то повлиять в этой жизни?

Убрать или как-то наказать Бенито в качестве платы за моё вступление в их корпус? От этой версии хотелось рассмеяться комиссару в лицо, удержала только серьёзность окружающей обстановки. Чем-либо, чем могу 'купить' их, чтобы они сделали для меня грязную работу на заказ (типа древнего артефакта, дарующего силу или бессмертие), я не владею. Что остается? Правильно, ничего.

Логики в происходящем нет. Значит, всё-таки банальная перестраховка. Виктор Кампос ведёт своё следствие, основное, главное, а я так, для успокоения совести, сижу в застенках гвардии, где вряд ли будут искать ангелочки, под присмотром его людей, и отдыхаю, меняя массажи на джакузи в ожидании его дальнейших распоряжений. Пытки — тоже перестраховка, но уже гвардии, дерущей задницу для своего хозяина, не дожидаясь его прямого приказа.

Эта версия была самой логичной и оптимистичной. Следуя ей, когда прояснится ситуация с Бенито и будут найдены настоящие виновные, меня выпустят. Или хотя бы позволят связаться с людьми, которые сделают это. С такой мыслью я уснул, не обращая внимания на боль и холод.

И оказался неправ. Когда я понял это, мне стало дурно от плохого предчувствия.

Для начала меня с утра пораньше препроводили в допросную к сеньору комиссару. Не пыточную, а нормальную допросную, с хорошим освещением и терминалом виртуального интерфейса перед столом следователя.

— Ничего не хочешь сказать, Шимановский? — бросил мне тот, входя в кабинет за моей спиной.

Я отрицательно покачал головой.

— Напрасно. У меня для тебя две новости, хорошая и очень хорошая. С какой начать?

— Мне всё равно.

Комиссар сел напротив, подался вперед, сцепив руки замком, выдавая волнение и триумф одновременно.

— Тогда начну с хорошей. С тебя снимают все обвинения. Пострадавший пришел в себя, состояние его оценивается, как удовлетворительное, фирма, на сотрудников которой ты напал, не захотела огласки и отзывает все заявления. Ты рад?

У меня внутри всё съежилось. Получается, это не перестраховка?

Получается, да. Нирвана сыграла злую шутку и меня передадут по инстанции. В то, что меня просто отпустят, дескать, всё разрешилось, ты не виноват, парнишка, не верилось сразу — не та рожа у комиссара. Он испытывал удовольствие от осознания того, что сбагривает меня с рук, а значит, сбагривает меня он тем, кто не настолько скован в методах, как гвардия. Скотина! Интересно, их изначально таких набирают, или уже здесь такими делают?

— А вторая новость, меня отпускают? — грустно усмехнулся я.

— Именно! — Комиссар расплылся в слащавой улыбке. — Через час ты выйдешь на свободу. Но не советую расслабляться, поверь, ты ещё захочешь к нам обратно. Поймёшь, мы — гуманные и тактичные люди, в отличие от некоторых других.

Даже вот как. Открытым текстом, в лицо, никого и ничего не стесняясь. Насколько же эта система прогнила?

— Я в этом не сомневаюсь, сеньор комиссар, — хмыкнул я. — Вы 'гуманные'. Но по честному, вы вообще не должны быть 'гуманными'! Вы должны ловить 'гуманных', сажать их за решётку, а не лизать им задницы за брошенную кость в виде жалких презренных центаво.

Комиссара покоробило. На лице проступило жгучее желание врезать мне напоследок. Останавливало лишь осознание того, что я — мелкая сошка, недостойная его высочайшего внимания и тем более оскорбления.

— До свидания, Шимановский! — прохрипел он, взяв себя в руки. — Очень надеюсь, что больше не увижу тебя.

Я приторно улыбнулся:

— А я же напротив, сеньор комиссар, очень надеюсь на нашу встречу. И горю желанием сделать так, чтобы вы её не пережили. Впрочем, это из области мечтаний, но всё равно, до свидания.

После чего с удовлетворением наблюдал, как меняется цвет лица сидящего напротив меня отморозка с пунцового до белоснежного. В итоге он всё же взял себя в руки, я был мухой, писклявой мухой, а разве подобает такому уважаемому человеку обращать внимание на писк? Показно игнорируя меня, он поднялся и вышел. Через минуту появились два громилы-надзиратели и повели обратно.

Итак, меня выпускают. Вполне официально, иначе бы не сообщали об этом вот так, а тихо провернули бы своё дело. Но за порогом меня вновь будут ждать, и на сей раз фокус с каменными шарами не сработает. Как это будет выглядеть? Успею ли я подать сигнал о помощи? Поспеет ли помощь, если они глушат сигналы 'жучков'?

Всего этого я не знал, потому, привалившись к стенке, нырнул в привычное полузабытье. Это шанс, я попытаюсь бежать или грохнуть кого-то из сопровождающих. Вряд ли получится, но попытка не пытка. Я должен подать о себе знак!..

Глаза сами собой слиплись, и я окунулся в спасительный сон без сновидений.

О том, что эти сволочи придумали, чтобы безопасно передать мою персону бандитам, мне узнать не довелось. Буквально через полчаса меня снова выдернули из полусна, и повели в ту же допросную. При этом лица надзирателей были напряжены, а движения скованы. Они бросали в мою сторону опасливые взгляды, а я не знал, как на это реагировать. О причине их напряжения догадался лишь, когда стоял перед люком допросной и с меня снимали наручники. Грубейшее нарушение протокола, наручники с меня могли снять только внутри допросной. Но это произошло именно здесь, после чего меня грубо втолкнули в зев раскрывшегося люка, который следом автоматически встал на место.

— Привет, — сказал я, уже зная, кого, увижу внутри.

В кресле следователя, боком ко мне, закинув ногу на ногу, сидела черноволосая сеньора в белом парадном кителе. С её шеврона на меня гордо смотрел кондор, поднимающийся ввысь к самому солнцу.

— Привет, — обронила она, не отвлекаясь от чтения виртуальной планшетки. Моё личное дело. Местное. Я усмехнулся.

— Что-то долго ты!

— Она молча указала на стул напротив.

— Дела были.

Затем соизволила поднять глаза и окинуть меня довольным изучающим взглядом.

— А ты здесь не скучал!

Я сжал кулаки. Стерва.

* * *

— Ты можешь объяснить, что происходит? — я последовал приглашению и сел. — Почему вы до сих пор не вытащили меня отсюда? Вы же обещали защитить от дона хефе! Они что, глушат ваши 'жучки'? И что это вообще за цирк такой насчет Бенито?

Она махнула головой, растрясая волосы по плечам, свернула планшетку в капсулу и презрительно бросила её на стол.

— С какого вопроса начать?

— По порядку.

— Хорошо. Тебе предъявили обвинение в нападении на людей с изъятием у них огнестрельного оружия. Довольно успешное нападение. Это серьёзная статья. Здесь тебе безопаснее всего. Снаружи большие разборки, и лучше оставаться под защитой гвардии. Даже такой защитой, — она кивнула на художества на моем лице. — 'Жучки' глушат, но не все. На какое-то время мы тебя, было, потеряли, но сейчас ситуация под контролем. Несколько дней назад был похищен некто Бенито Кампос, сын известного криминального авторитета. Кто это сделал — неизвестно, но он достаточно грамотно подставил нас, из-за чего и возникли сложности. Это все вопросы?

Я открыл рот, но тут же его закрыл. А чего я, собственно, хотел? Каков вопрос, таков ответ!

— А можно сначала и подробнее?

Катарина деловито откинулась на спинку.

— Здесь не самое лучшее место для беседы. У меня работает свой глушитель, но я не могу гарантировать, что разговор не перехватят. Предлагаю переместиться в более спокойное место.

— Кто же против? — Я развёл руки в стороны.

Она улыбнулась, залезла во внутренний карман и протянула мне некую вещь.

— Но вначале ты расскажешь мне, кто тебя так уделал. Это важно.

Вещью оказался кинжал, точнее стилет. Небольшой архаичный трехгранный клинок, призванный не резать, а колоть, пробивать доспехи. Естественно, не современные композитные скафандры, а старые средневековые жестянки. Хорошая вещь, сработанная под антиквариат, и именно это вызвало недоумение, клинок был рабочим, никак не музейным экспонатом.

— Что это?

Моя собеседница нахмурилась.

— А ты не знаешь?

— Вообще-то нет. — Я деловито пожал плечами, рассматривая стилет с разных сторон.

— Это 'скорбящий ангел'. Знак. Вручение его какому-либо человеку означает, что Корона им недовольна. Если же Корона недовольна очень сильно...

Продолжения не требовалось.

Я перевернул клинок, внимательно рассмотрел выгравированный на ручке узор, и понял, почему 'ангел', да еще 'скорбящий'. Рукоятка сделана из непонятного твёрдого белого материала, то ли кости, то ли экзотического пластика, и представляла собой ангелочка, сложившего руки перед грудью. Точнее, ангелицу, или как там её обозвать, чтоб звучало грамотно. Существо ярко выраженного женского пола. Крылья размашисто обвивали рукоятку, глаза опущены в землю. Скорбь и печаль. Умелая работа!

— Красиво! — потянул я и почувствовал, как заблестели глаза. Ну да, я же мужчина, а какому мужчине не нравятся подобные игрушки?

Катарина понимающе улыбнулась.

— Корона на простые вещи не разменивается. Ручная работа, штучная. Можно сказать, произведение искусства. Их нельзя подделать, каждый имеет собственную атомную сердцевину с уникальным номером, только Корона может 'одаривать' такими. Одно жаль, люди, которых 'одарили', очень часто не в состоянии по достоинству оценить красоты 'подарка'. — Она показно подняла глаза к небу.

Что-то такое я слышал краем уха. Еще одна феодальная традиция нашей доблестной династии, аналог 'чёрной метки' у книжных пиратов. Атавизм с летальным исходом.

— А почему она скорбит? А не, например, наказывает? 'Карающий ангел' — куда звучнее! Вложить меч в руку, сияние глаз, блеск...

— Потому, что её величество скорбит о каждом своём подданном, даже если тот сошел с праведного пути, — посерьёзнела Катарина. — Никогда не забывай об этом. Так должно быть, и пока это так, у Венеры есть будущее.

Я понятливо кивнул. Глубокая философия, весьма далёкая от обывателя. Да, в общем, и от самой Короны. Без которой, тем не менее, пошатнутся общественные устои.

— Так Корона решила, — я вернул шедевр оружейного искусства назад, — что гвардия?..

— Что гвардия взяла на себя слишком много. Всему есть предел и, в первую очередь, неуважению. Итак, это Феликс Сантьяго? Его работа? — Она вновь указала на синяки на моем лице. Могла не уточнять, раз 'жучки' работают. Но с другой стороны мой кивок — вещь протокольная, несёт в себе аналог круглой печати на тексте приговора. Я вспомнил эмоции, пережитые благодаря этому человеку, и злорадно усмехнулся.

— Известный тип, да?

— Да. На него уже несколько раз заводили дела. Но до сей поры он уходил от ответственности. Слишком хорошие покровители. — Она нехорошо так оскалилась. Я бы на месте Сантьяго уже повесился. — Ты готов?

Я кивнул, не уточняя, к чему именно. Она нажала на кнопку вызова охраны, вполне себе реальную кнопку на столе, не имеющую к виртуалу никакого отношения. Через несколько мгновений люк поднялся и внутрь вошел 'мой' следователь. На лице его была написана лёгкая растерянность. Видать, неожиданным гостем оказалась моя... Мучительница? Спасительница? Блин, как я сам-то к ней отношусь? Однако её появление не воспринималось им как трагедия, скорее досада, незапланированная неприятность. Комиссар не походил на дрожащего от страха кролика, у него были в запасе свои аргументы, которые, он был уверен, сработают.

— Я вас слушаю, сеньора? — вытянулся он, но с показной ленцой, не в струнку.

Я перевёл взгляд на его погоны. Капитан-лейтенант. Она же — майор, причём майор госбезопасности. Вот они, уставные уколы: для обывателя мелочи, а знающие люди поймут.

Катарина смерила его презрительным взглядом.

— Сеньор комиссар, я забираю задержанного. Вот документы о его переводе.

После чего протянула пластиковый пакет.

Комиссар бегло пролистал бумажные листы, иронично улыбнулся и вернул их обратно.

— Прошу прощения, сеньора, но боюсь, это невозможно.

— Простите? — Лицо Катарины вытянулось в удивленную мину.

— Я говорю, сеньора, эти бумаги не являются основанием для перевода подозреваемого. Во всяком случае, для меня. Гвардия не подчиняется ни вам, ни департаменту безопасности, основанием для перевода может являться только приказ моего собственного начальства, либо подпись королевы. Безусловно, у вас есть бумага с подписью королевы?

Катарина прошептала нечто нецензурное.

— Сеньор, мне кажется, кое-что не понимает. Эти бумаги ОБЯЗАТЕЛЬНЫ для исполнения. И для вас, и для вашего начальства. Для всех.

Ответом ей стала победная улыбка.

— Моё начальство — возможно. Спорить не буду. Но я — нет. Я исполню приказ о переводе подследственного тотчас же, как получу его, но получу от того, кто имеет право таковой мне отдавать. Прошу прощения.

Вот подонок! Нашёл лазейку. Тут я не выдержал:

— Позвольте, сеньор комиссар, ведь вы только что сказали, что меня вообще освобождают! Что фирма отзывает все заявления сотрудников!

Катарина посмотрела на меня с удивлением. Этого она не знала. Странно. Комиссар развёл руками.

— Прошу прощения, сеньор, они передумали. Дело будет заведено.

Я сжал от злости кулаки. Сволочи!

На лице Катарины застыло недоумение. Не трагедия, не растерянность, недоумение. То есть он в своём праве. Она найдёт управу, как же иначе, подключит всех, кого можно, однако этот раунд не за ней. Её растерянное лицо было мне как бальзам на душу, каюсь, но проблема имела и иную, более важную сторону: корпус не всесилен. Над этим стоило задуматься.