Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Все это безумие… — Джейсен обхватил себя за плечи и с трудом сглотнул. У него перехватило дыхание от рвотных спазмов, сотрясавших желудок. — Как можно называть его великолепным?
— Потому что сквозь настоящее здесь проступает будущее, — Вержер коснулась его руки. В ее глазах плясали искорки. — Иди за мной.
Оболочка тоннеля была покрыта узлами сосудов, на которые можно было опереться ногой. Вержер карабкалась от одного к другому с уверенным проворством, и ей пришлось дожидаться, пока Джейсен мучительно перебирал руками и ногами, чтобы присоединиться к ней наверху. Плотный удушливый воздух вызывал у него одышку. Пот так и лился ручьями; Джейсен еле двигался, как если бы он застрял во влажных складках тела тонтона. А охранники поднимались как ни в чем не бывало, бесстрастные и неторопливые.
— Но для чего же это место предназначено? — Джейсен указал рукой на столпотворение. — Какое это имеет отношение к вонг-формовке?
— Это? — Вержер наклонила голову. Джейсен привык считать это движение улыбкой. — Это детская площадка.
— Детская площадка?
— Ну да. Чем, как не местом для изучения правил поведения, являются детские площадки в Новой Республике? Кто-то учится защищаться в драке в песочнице, кто-то оттачивает свои политические таланты в стайках сверстников. На детской площадке мы приобщаемся к коллективному безумию, вязнем в коварном болоте взаимного принуждения, и в конце концов постигаем невероятную, необъяснимую несправедливость этого мира: что одни умнее, а другие сильнее или быстрее; и никакой властью ты не добьешься того, чего можно добиться благодаря своим способностям.
Она обвела рукой всю сферу.
— То, что ты видишь вокруг себя — это деятельность неугомонных, неуправляемых младенцев… испытывающих свои игрушки.
— Это не игрушки, — выпалил Джейсен потрясенно. — Это — живые существа: люди, ботаны…
— Я не стану спорить с тобой о названиях, Джейсен Соло. Зови их как хочешь. Их назначение от этого не изменится.
— Назначение? Какую пользу можно извлечь из этого… из этого бессмысленного страдания?
Вержер жалостливо покачала головой.
— Неужели ты думаешь, что столь сложный процесс, как воссоздание экологии целой планеты может быть предоставлен воле случая? О, нет, нет, нет, Джейсен Соло. Здесь не обойтись без познания. Без обучения. Без проб и ошибок… ошибки случаются, конечно, чаще. И практики. Практики, практики, практики.
Она вытянула руку, как дроид-официант в модном ресторане, приглашающий за столик, и указала на большой водоем неподалеку от подножия холма, на котором они стояли до этого. Посреди водоема возвышался остров, состоящий из солидного нагромождения тонкостенных восковых блоков, похожих на запечатанные соты-инкубаторы кореллианских винных пчел — только каждая из этих сот могла бы вместить в себя "Тысячелетнего Сокола".
Водоем был оцеплен йуужань-вонгскими воинами, которые стояли спиной к острову, с оружием, готовые отразить любое неожиданное нападение. Еще одна цепь воинов выстроилась в прибрежной полосе самого острова. Десятки, если не сотни формовщиков сновали между блоками с узелками, инструментами и мешочками с жидкостью в руках. Время от времени кто-нибудь из формовщиков использовал инструменты, чтобы открыть разъем в каком-нибудь из блоков и просунуть туда узелок либо мешочек с жидкостью. После этого разъем снова запечатывался. Джейсен понял, что сравнение с сотами винных пчел, пришедшее ему на ум, неожиданно оказалось уместным.
В этих огромных шестиугольных блоках должны были находиться какие-то живые существа — очень огромные; возможно — куколки каких-то невообразимых гигантов…
— Что там? — выдохнул он.
— На самом деле вопрос не столько в том, что там такое, сколько в том, чем станет тот единственный, который доживет до зрелости.
Вот она опять улыбнулась, и ее гребень расцвел ярко-оранжевым.
— Как и всем сложноорганизованным существам, живому миру йуужань-вонгов требуется мозг.
* * *
Существа назывались дуриамы.
Родственные йаммоскам, дуриамы были такими же особенными, как и гигантские военные координаторы, но выращивались для исполнения других, более сложных задач. Дуриамы были больше, крепче и значительно мощнее — они были способны объединять на расстоянии гораздо большее количество разрозненных элементов, чем любой, даже самый крупный йаммоск. На дуриамы возлагалась задача управлять действиями вонг-формовочных органомашин. Дуриам считался не подчиненным, а партнером: предельно разумный, предельно компетентный, он был способен принимать самостоятельные решения, основываясь на постоянно обновляющихся данных, поступающих от охватывающей целую планету сети телепатически связанных существ. Дуриам мог безупречно провести преобразование планеты, с надежностью, которой лишены хаотически развивающиеся естественные экологические системы.
Когда Вержер закончила свой рассказ о дуриамах, Джейсен медленно произнес:
— Эти группы рабов — ты говоришь, что ими управляют мысленно?
Вержер кивнула.
— Ты, наверно заметил, что из всех мест здесь охраняется только улей дуриамов. Да и то только затем, чтобы не дать дуриамам поубивать друг друга руками своих рабов.
— Поубивать?
— О, да. Склонности могут быть природными, но навыки нужно постигать. По большей части дуриамы занимаются здесь тем, что учатся играть — почти как пилоты, которые учатся летать на тренажере. Здесь они оттачивают свои навыки мысленного управления и объединения многих несоотносимых жизненных форм, чтобы впоследствии один из них стал планетным мозгом.
— Всего один… — повторил Джейсен.
— Всего один. У этих детей серьезные игры. Они смертельные. Маленькие дуриамы уже знают главную истину этого мира: если ты не выиграешь, ты умрешь.
— Это так… — кулаки Джейсена сжались в беспомощном волнении. -…Так ужасно.
— Это честно.
Вержер улыбнулась ему дружелюбно и весело, совершенно не тронутая бедствиями, творящимися вокруг.
— Жизнь — это борьба, Джейсен Соло. Так было всегда: нескончаемая яростная битва, с окровавленными зубами и когтями… В этом, возможно, заключается величайшая сила йуужань-вонгов; наши хозяева — в отличие от джедаев, от всей Новой Республики — никогда не обманывают себя. Они никогда не тратят силы впустую, притворяясь, что жизнь устроена по-иному.
— Ты все говоришь "наши хозяева", — у Джейсена побелели костяшки пальцев. — Это твои хозяева. Все это — это извращение — не имеет ко мне никакого отношения.
— Думаю, ты будешь весьма удивлен, когда обнаружишь, как глубоко ты заблуждаешься.
— Нет, — сказал Джейсен, на этот раз твердо. — Нет. Единственный, кому я подчиняюсь — это мастер Скайуокер. Я служу только Силе. Йуужань-вонги могут убить меня, но они не могут заставить меня повиноваться.
— Бедный маленький Соло, — по рукам Вержер снова прокатилась волна — она пожала плечами. — Тебе хоть когда-нибудь бывает стыдно за такие грубые ошибки и упрямство?
Джейсен отвел взгляд.
— Ты впустую тратишь время, Вержер. В этом месте ничему нельзя научиться.
— Вот видишь? Сразу две ошибки: мое время потрачено не впустую, и это тебе не учебная аудитория.
Она подняла руку — от этого движения вокруг появился мерцающий ореол — и охранники за спиной у Джейсена схватили его за руки так крепко, словно сжали металлическими тисками. Мерцание вокруг ее руки сгустилось и оказалось тем самым зловещим костяным наростом.
Сила, подумал он. Паника затопила его сердце. Она укрыла эту кость Силой, а сама носила ее все это время с собой!
— Это — твой новый дом, — сказала Вержер и нанесла ему удар в грудь.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
САД
На самом краю галактического горизонта событий — того порога гравитации, на котором даже бесконечное гиперпространство находит свой предел — корабль-сеятель покинул реальное пространство в последний раз. В последний раз он стал для самого себя целой вселенной.
Эта вселенная-семя, как и та, большая вселенная, которую она покинула, продолжала развиваться. Со временем, которое текло только внутри ее собственного пространства, вселенная-семя разделялась и усложнялась. Плоть между плавниками-радиаторами изменилась, местами стала толще и грубее, а местами — мягче и рыхлее. В специальных репродуктивных системах, которые воспроизводили сами себя под этим тонким покровом реальности, формировались зародыши устройств-существ.
Корабль-сеятель начал свое долгое, долгое, медленное падение к центру галактики через лишенное направлений небытие гиперпространства.
Джейсен видел приближающуюся Вержер: маленький силуэт, мелькнувший в зеленоватых сумерках, которые означали ночь в Детской. Она осторожно пробиралась через водоем с пенящейся люминесцирующей поверхностью, в котором выращивали вондуун-крабов, внимательно глядя под ноги, словно вышла пройтись по приливным лагунам.
Джейсен сжал челюсти.
Он опустил взгляд и вновь занялся раной на животе у раба: длинным неровным разрезом, правда, не очень глубоким. У того была розовая кожа, и это только подчеркивало, насколько ярким алым цветом были окрашены края раны. Раб задрожал, когда Джейсен раздвинул их. Рана была поверхностной, кровь из нее едва сочилась — внутри нее были видны крупицы жира, красные вялые мышцы и перепончатая поверхность кишечника. Джейсен кивнул сам себе.
— Все будет хорошо. Только больше не приближайтесь к растущим амфижезлам.
— Как… как у меня это получится? — заскулил раб. — Разве у меня есть выбор?
— Выбор есть всегда, — пробормотал Джейсен. Он почесал голову: волосы уже настолько отросли, что начали виться. Они слиплись от сальных выделений, и голова чесалась, хотя и не так, как редкая подростковая щетина, которая пучками торчала у него на щеках и шее. Он бросил взгляд на Вержер.
Она была уже ближе, кружа между возвышающимися грибницами молодых углитов. Они расстались в тот день, когда она привела его в Детскую, и больше не виделись. С тех пор прошла, по самым скромным подсчетам, не одна неделя.
Возможно, не один месяц.
Потерев рот толстого червя-фляги, который лежал рядом, Джейсен вынудил его открыться и просунул внутрь руку. Жуки-зажимы, которыми был набит живот червя, яростно вцепились в его кисть. Джейсен подождал, пока штук двадцать-тридцать жуков не сомкнут жвалы на его коже, и только после этого выдернул свою руку и позволил рту червя-фляги закрыться. Жуки-зажимы покрывали его руку неким подобием шипованной инсектильной перчатки. Джейсен воспользовался ею для того, чтобы сшить рану раба. Свободной рукой он щекотал жука в месте соединения головы с туловищем, пока у того не разжимались челюсти; тогда он защеплял края раны. Жвалы жука снова сжимались, и края раны смыкались. Быстрым движением пальцев Джейсен откручивал туловище жука, оставляя вместо стежков головы этих насекомых.
На то, чтобы сшить рану раба, потребовалось двадцать три жука-зажима.
Джейсен осторожно отцепил тех, что остались неиспользованными, и поместил их обратно в червя-флягу. После этого он оторвал от подола кожи-туники раба несколько полос материи, чтобы наложить на рану повязку. Из разрывов сочилось молочко: липкий смолистый секрет, который склеивал повязку и приживлял ее к ране.
— Постарайтесь сохранять ее сухой, — тихо сказал Джейсен рабу. — И не подходите близко к роще амфижезлов, пока рана не заживет. Я совершенно уверен, что они чуют свежие раны. Они изрежут вас на куски.
Эта роща отличалась от той, которые Джейсен видел на "летающем мире" Миркра; те были отформованы, отобраны, одомашнены.
Приручены. Роща в Детской была первозданной, дикой.
Амфижезлы в ней совершенно не были приручены.
Полипы-амфижезлы в этой роще вырастали от одного до трех метров высотой: окостеневшие складки кожисто-мышечных тканей, на каждом — от двух до пяти мускульных выростов, из которых торчали триады молодых амфижезлов.
Полипы-амфижезлы — неподвижные хищники. Молодые амфижезлы служат им и манипуляторами, и орудиями, пронзающими и отравляющими добычу и рассекающими ее на куски, по размеру пригодные для проглатывания маленьким ртом полипа. Они будут убивать и есть любое живое существо.
Только вондуун-краб, единственный естественный враг полипов-амфижезлов, может свободно приблизиться к ним — его защищает покатая поверхность непроницаемого панциря.
— Но… но если меня пошлют, — простонал раб. — Что тогда?
— Отростки имплантанта послушания всего лишь сцеплены с вашими нервными окончаниями. Самое худшее, что они могут причинить — это боль, — сказал Джейсен. — Амфижезлы убьют вас.
— Но боль… боль…
— Я знаю.
— Вы не знаете, — горько сказал раб. — Они никогда не заставляют вас делать что-нибудь.
— Вас они тоже не заставляют делать что-то. Они не могут заставить. Все, что им подвластно — причинить вам боль. А это не то же самое.
— Вам легко говорить! Когда они в последний раз причиняли боль вам?
Джейсен отвернулся, чтобы посмотреть на Вержер.
— Вам нужно хоть немного поспать. Скоро уже включат солнце.
Что-то бормоча, раб поплелся прочь — туда, где находились остальные рабы. Он так и не сказал "спасибо".
Редко кто говорил.
За исключением случаев, когда рабы обращались к Джейсену с увечьями, они вообще мало с ним общались. Его избегали. Он был слишком чужим, слишком непохожим на остальных, и разговаривать с ним было нелегко. Джейсен перемещался среди них в прочной скорлупе одиночества, и никто не хотел с ним связываться. Его боялись. Временами его еще и ненавидели.
Джейсен склонился и смел безголовые туловища жуков в горстку.
Ожидая, пока Вержер приблизится, он разламывал панцири на брюшках жуков — один за одним — между большим и указательным пальцами и выдавливал оттуда бледно-фиолетовую плоть. В ней было много протеина и жиров, а на вкус жуки-зажимы напоминали ледовых лобстеров с Мон Каламари.
Это была самая аппетитная еда, которую ему когда-либо доводилось пробовать.
Вержер прошла мимо спящих рабов. Она подняла глаза и поймала его взгляд, улыбнулась и слегка помахала рукой.
— Ближе не подходи, — сказал Джейсен.
Она остановилась.
— Что, обниматься не будем? Ни одного поцелуя для твоей подруги Вержер?
— Чего ты хочешь?
Вержер улыбнулась мудрой улыбкой, словно собиралась произнести один из своих загадочных не-ответов, но вместо этого просто пожала плечами и вздохнула. Ее улыбка увяла.
— Мне любопытно, — прямо сказала она. — Как ты себя чувствуешь?
Джейсен коснулся кожи-туники поверх его раны.
Разрыв на одежде затянулся еще несколько недель назад. От него не осталось даже кровоподтека. Джейсен подозревал, что кожа-туника живет за счет секретов из желез своих носителей: пота, крови, а также чешуек кожи и крупиц жира. Та, которую носил он, была длинной и здоровой, несмотря на то, что Джейсен постоянно отрывал от нее полосы для того, чтобы сделать повязку себе или кому-то из рабов. Кожа-туника всегда восстанавливалась до своих обычных размеров за день-два.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |