Главным калибром - огонь!

По замыслам наместника и Старка, этот корабль должен был придавать соединению лучшую боевую устойчивость, особенно при встрече с индивидуально более сильными японскими броненосными крейсерами. Ох, сколько трудов стоило генерал-адъютанту убедить строптивого ретрограда Оскара Карловича в необходимости именно такого разделения сил. А сколько ещё придётся потратить нервов и времени, когда Старк узнает о замыслах Алексеева насчёт...

На следующий день удовлетворённый состоянием дела на крейсерах наместник посетил владивостокский док, чтобы ознакомиться с ходом ремонта пары истребителей — 'Бурного' и 'Бойкого'. Здесь, видимо, не ожидая визита столь высокого начальства, работы велись столь медленными темпами, что Алексееву пришлось применить свои почти диктаторские полномочия. В результате, к концу дня следователи местного жандармского отделения с удовольствием занялись допросом некоторых нерадивых господ, пытаясь слепить из дела о воровстве казённых средств и материалов покушение на устои государства. А что делать с подобным жульём, казнокрадами и мошенниками?

На обратном пути из Владивостока наместник совершил двухдневную остановку в Харбине, чтобы посетить штаб-квартиру своей недавно созданной контрразведки. Лучше бы не посещал! Всего лишь за пару месяцев кропотливой работы присланные из Петербурга талантливые сыскари вскрыли-таки целый пласт шпионского подполья.

На стол Алексееву лёг подробный аналитический отчёт на восьми страницах, из которого следовало, что весь Дальний Восток пронизан разветвлённой агентурной сетью Японской империи. Эта сеть накрывала почти всё, до чего могла дотянуться, а что самое плохое — проникла в железнодорожную инфраструктуру наместничества.

Сухими казёнными фразами сыскари сформулировали цели и задачи вражеской агентуры в случае войны, или восстаний местного населения. Перечислили подходящие объекты для совершения диверсий, указали названия станций, где были выявлены подозреваемые в шпионаже лица — в основном, китайцы. В конце отчёта указывалось, что для прикрытия деятельности вражеской агентуры служат публичные дома, множество цирюлен и швейных мастерских, количество которых постоянно растёт.

Генерал-адъютант был в шоке. Если рапорт контрразведки соответствовал действительности хотя бы процентов на пятьдесят, то можно было смело ставить на то, что врагу известно о каждом чихе в русских штабах. Это было просто невероятно!

Пребывая в очень дурном настроении, Алексеев припомнил кое-какие сведения об авторах скандального аналитического отчёта. Исходя из давешней телеграммы фон Валя, получалось, что тот командировал на Дальний Восток кадры, крайне неудобные для столичного начальства. Всё походило на то, что неожиданно подвернувшаяся командировка заменила для кое-кого ссылку, светившую им по совокупности проявленного любопытства. Занятый массой организационных проблем с флотом, Евгений Иванович в тот момент попросту не обратил внимания на некоторые оговорки начальника отдельного корпуса жандармов. А следовало бы.

Немного отойдя от информационного шока, наместник решил лично поговорить со ссыльными офицерами, и вызвал контрразведчиков к себе на ковёр. Сыщики дисциплинированно прибыли на встречу ровно в десять часов вечера, минута в минуту.

— Господа, я долго думал над этим, — пройдясь мимо тройки стоявших навытяжку офицеров в штатском, Алексеев потряс в воздухе красной папкой. — Если дела обстоят именно так, как вы описываете, то это — катастрофа! Катастрофа для империи, для политического строя, для армии и флота, для каждого из нас.

— Ваше высокопревосходительство, мы ручаемся за точность изложенного в отчёте, — взирая на высокое начальство с некоторой толикой презрения, произнёс один из сыскарей, усатый шатен приятной наружности с чисто славянскими чертами лица. — Более того, мы готовы привести некоторые факты, говорящие о вербовке японцами представителей русской православной церкви.

— Да как Вы смеете, подполковник, предполагать такое? — возмутился, было, Алексеев, и стих, мгновенно вспомнив, что ему и самому ведомо много чего такого, о чём следует помалкивать в тряпочку. — Так, спокойно... Давайте, говорите, и поподробнее.

В следующие два часа наместник узнал много нового о деятельности агентуры японского Генерального штаба на русской территории. Кое-что из сказанного контрразведчиками генерал-адъютант уже успел прочитать в докладе, а кое-что слышал сейчас впервые. В любом случае на территории наместничества вырисовывалась крайне безрадостная картина: японская агентура действовала почти легально, используя попустительство и слабости русской администрации.

По большому счёту, русским властям следовало бы немедленно прикрыть все бордели, прачечные, швейные мастерские, и прочее, выставив за кордон десятки тысяч китайцев, и других узкоглазых. Но, кто, же тогда станет работать вместо китайцев и корейцев? Кто будет стирать для господ офицеров, не говоря уже о том, что строительство железнодорожных путей велось руками всё тех же китайцев. Прокрустово ложе какое-то, хоть негров из Африки завози.

— Подполковник Макеев, напомните мне, по какой причине вы, все трое, оставили столицу? — как бы невзначай, в самом в конце беседы поинтересовался наместник, вперив взгляд в лицо старшего сыщика.

— Я и мои люди вели оперативную разработку Морского ведомства, — резанув Алексеева острым взглядом, неожиданно произнёс подполковник. — По собственной инициативе, без санкции непосредственного начальства.

Вот оно! Есть всё-таки в России люди, служащие отечеству по чести и по совести. Эта троица рисковала собственными шкурами, раскапывая грязные делишки всесильного генерал-адмирала, родственника самого Императора. Видимо, сыскари всё-таки где-то наследили, обозначив свои интересы, за что и угодили в фактическую ссылку на Дальний Восток. А Виктор Вильгельмович какой молодец! Как грамотно он вывел из-под возможного удара ценные кадры, якобы для усиления жандармских сил в далёкой Желтороссии. И о самодержавии позаботился, и, одновременно, все концы в воду спрятал.

— Господин подполковник, каким образом Вы пришли к выводу, что японская разведка действует столь масштабно? — немного успокоившись, генерал-адъютант заинтересовался ходом мыслей этого явно неординарного сыскаря.

— Ваше высокопревосходительство, я просто представил себя на месте японского генштабиста-разведчика, которому его начальство поставило чётко сформулированную и конкретную задачу, — глядя прямо в глаза наместника, стал объяснять Макеев. — Затем я и мои подчинённые занялись системным анализом, исходя из стоящей перед врагом задачи, и учитывая имеющиеся в распоряжении Японии ресурсы.

— Стоп. Вы взяли, и поставили себя на место противника? — удивлённо вскинув брови, Алексеев перебил рассказчика. — Так?

— Совершенно верно, ваше высокопревосходительство, мы именно так и поступили, — в глазах подполковника промелькнула искорка уважения. — После этого мы привлекли к работе финансируемую жандармским управлением агентуру, использовали связи и возможности наших коллег из полицейского ведомства...

... Как же, финансируемая жандармским управлением агентура. Кто же раскроет своих агентов приезжим новичкам? — усмехнулся про себя наместник. — Да вы просто давали 'на лапу' нужным людям, которые рады были поболтать... с жандармами? Нет, скорее, с залётными приказчиками, купцами, коммивояжерами, которым можно рассказать ... много чего. Особенно за бутылочкой крепкого вина. Этих офицеров никто не знает, можно сказать, что их вообще не существует, и они этим сполна воспользовались. Ловко!...

— Проще говоря, господа, вы нашли подход к полицейским чинам, и те вручили вам ниточки, ведущие в криминальный мир Желтороссии, — шагавший туда-сюда Алексеев неожиданно остановился прямо напротив Макеева. — Полагаю, что шайки наших воров и прочего отребья не особо обрадовались появлению конкуренции в лице японской разведки. У жуликов, конечно, нет должного патриотизма, но когда к ним приходят с вполне конкретным предложением, они не против загрести жар чужими руками.

— Вы правы, ваше высокопревосходительство, — в знак уважения Макеев слегка склонил голову. — Мы заключили, скажем, так, обоюдовыгодное соглашение с некоторыми из авторитетных воров и жуликов. Эти люди вовсе не в восторге, что японцы обосновались на их территории, установив на ней свои порядки и законы.

— Дожили: союз ворья и жандармов, — махнув рукой, покачал головой наместник. — Даже не знаю, что и сказать... Теперь о главном: вы нашли источники финансирования в обход казны?

Подполковник утвердительно кивнул, молча вытаскивая из внутреннего кармана пиджака запечатанный пакет с несколькими сургучными штемпелями. Пакет быстро перекочевал в руки генерал-адъютанта, был вскрыт, и минуту спустя на озабоченном лице наместника появилось некое подобие улыбки.

ГЛАВА 4.

В начале второй декады ноября Алексеев вытащил Старка на испытания системы быстрой постановки мин с борта обыкновенного истребителя. Начальник эскадрой не горел желанием покидать тёплый — в прямом смысле этого слова — штаб, и тащиться куда-то в море, чтобы смотреть на болтающийся по волнам миноносец, но генерал-адъютант был неумолим. Взойдя рано утром на борт крейсера 2-го ранга 'Боярин', объединённый штаб наместника и Старка наблюдал за действиями команды истребителя 'Решительный'.

Нагруженный десятком мин кораблик вполне уверенно держал курс, поспевая за впередиидущим 'Скорым', на котором вышли в море молодые адепты 'рогатой смерти'. По бортам импровизированного минзага были устроены деревянные полозья, положенные на поперечные брусья. Смазанные салом полозья сгибались за кормой под определённым углом. Уложенные на тележки вместе с якорями мины — каждая мина и якорь на одной тележке — посредством хорошо смазанных рельс и салазок без каких-либо затруднений спихивались за корму, в море. В результате постановка десятка мин заняла считанные минуты, и завершилась вполне успешно.

— Господа, на данный момент в Порт-Артуре имеется штук семь-восемь потенциальных минных заградителей, — имея в виду находящиеся в строю 'соколы', произнёс генерал-адъютант. — Все вместе они могут выставить, как минимум, семьдесят штук мин. Семьдесят мин — это серьёзный забор от любого противника. Думаю, господа, что нам следует разработать новую тактику использования истребителей, с учётом новообретённых ими качеств.

Никто из рядом стоящих адмиралов — а наместника сопровождали Старк и Витгефт — не стал спорить с этим решением начальства. В конце концов, это не дело для занятых стратегией седовласых мужей с орлами на золотых погонах — заниматься всякими, там, минными делами. Пусть этим увлекаются молодые лейтенанты: Плен, Рощаковский, Шрейбер, Волков, и другие, готовые сутки напролёт торчать на качающейся палубе миноносца. Дело же адмиралов — командовать эскадрой, выслуживаться перед царём-батюшкой, получать ордена и новые должности.

Возвратясь в Порт-Артур, Алексеев утвердил план модернизации 'соколов', включающий демонтаж одного торпедного аппарата в пользу дополнительного орудия, и установку деревянных рельс для проведения минных постановок. Затем Евгений Иванович вспомнил об идее переоборудования в минзаги канонерских лодок, полистал рапорты офицеров, и вызвал к себе в штаб лейтенантов Шрейбера и Волкова. Попутно генерал-адъютант пригласил для приватной беседы своего друга, начальника порта, контр-адмирала Греве Николая Романовича. Содержание этой беседы так и осталось в тайне, как для штаба эскадры, так и для историков.

Девятнадцатого ноября в Порт-Артур наконец-то пришли долгожданные 'Цесаревич' с 'Баяном'. Прибытие пары этих первоклассных кораблей вызвало прилив оптимизма в душе наместника, в сопровождении Старка сразу же посетившего броненосец и крейсер. В целом генерал-адъютант остался доволен осмотром пополнения, в тайне надеясь на скорый приход отряда Вирениуса, ползущего от порта к порту где-то в Средиземном море.

По указанию Алексеева штаб Тихоокеанской эскадры еженедельно бомбардировал Адмиралтейство телеграммами, но, судя по всему, воз, точнее, отряд Вирениуса, по-прежнему околачивался где-то в европейских водах. Это было очень печально, хотя и вполне ожидаемо. С некоторых пор у наместника начало складываться стойкое ощущение, что петербургские адмиралы сплошь завербованы английской и японской разведкой — настолько запоздалы и бестолковы были потуги столичных флотоводцев усилить российский флот на Дальнем Востоке.

... Да, Евгений Иванович, а если учесть, что ещё и армейские начальники на тебя волком смотрят, то хоть вешайся, — невесело усмехнулся про себя Алексеев. — К счастью, и Белый, и Кондратенко, вроде, прониклись чувством опасности, исходящей с востока. А вот Фок продолжает упорствовать в своём нежелании наблюдать очевидное. Ладно, хоть не саботирует, а реально работает — передаёт командирам полков мои прямые приказы и распоряжения...

Вечером наместника ожидал неприятный сюрприз: на самом верху толстой стопки свежих телеграмм лежала срочная, пришедшая от управляющего морским министерством, вице-адмирала Авелана. Фёдор Карлович интересовался причинами разоружения боевых кораблей эскадры — крейсеров и броненосцев. При этом в телеграмме Авелана ни слова не говорилось о модернизации вооружения 'богинь', канлодок, и порт-артурских истребителей, словно тех даже не существовало в природе. Само наличие подобного запроса из министерства означало, что генерал-адъютант своими энергичными действиями крупно насолил местным карьеристам и дармоедам, раз те решились пойти на прямой подлог фактов.

... Хотя я и ввёл тайную цензуру на почте и на телеграфных станциях полуострова, какой-то гад всё-таки нашёл лазейку, — просматривая пачку телеграмм, с раздражением подумал Алексеев. — Скорее всего, этот кто-то мутит воду из Владивостока, уйдя из Артура с отрядом Штакельберга. Иначе он был бы в курсе, что я 'разоружил' ещё и миноносцы...

Неожиданно в самой середине пачки телеграмм обнаружилось и второе послание от Авелана. Управляющий морским министерством информировал, что Генеральный морской штаб собирается рассмотреть вопрос о направлении на Дальний Восток комиссии, которая должна будет убедиться, что инициативы начальников флота и эскадры не несут угрозу обороноспособности империи. В конце телеграммы Фёдор Карлович сообщал, что комиссия отбудет из Петербурга не ранее Рождества.

... Ну, да, конечно, кто же из столичных адмиралов захочет пропустить новогодние и рождественские приёмы у Императора, — швырнув на стол недосмотренные телеграммы, наместник вышел из-за стола, направляясь к массивному буфету. — Господи, ну как же мне жить дальше с таким страшным грузом на душе!?

Скользнув по столешнице, одна из брошенных телеграмм спикировала на пол. Это была телеграмма от начальника Кронштадского порта вице-адмирала Макарова. Забегая вперёд, скажем, что спустя некоторое время после этого памятного вечера ротмистр Проскурин и сыщик Великанов получили приказ о расширении задач их отделения, касающихся почты и телеграфа. Алексеев решил накрыть колпаком цензуры и Владивосток с Хабаровском. Для этого срочно требовались грамотные и подготовленные кадры, которых было просто не откуда взять.