Хрен С Горы

Управились со всеми пострадавшими крышами, народ отправился к площади у дома старосты, благо дождь сегодня прекратился.

Подобного рода мероприятия — это не просто выпивка и еда (закуской её называть язык не поворачивается из-за крайней слабости местного спиртного — слабее пива). Но ещё и общение. Я же теперь для жителей Бон-Хо не только представитель дружественного и могущественного племени, но и обладатель уважаемой профессии. Оказалось, Алка успела сделать рекламу новой влагостойкой посуде. И теперь желающие заполучить новинку спешили засвидетельствовать почтение и договориться, чтобы одна из следующих чашек (по слухам — не уступающих той заморской, которой гордится наш староста), досталась именно ему.

В числе желающих обзавестись модной новинкой оказался и владелец свиньи-рекордистки Боре, являвший среди довольно худых туземцев странным исключением. Такое ощущение, что свиньями он занимался, чувствуя некое родство с хавроньями. Больше Боре походил на бегемота из "Ну, погоди!", нежели на свинью, но и те, и те — парнокопытные. Так что хрюшек он разводил, небось, из-за отсутствия более близких к ним существ. Жил бы в Африке — возился бы с гиппопотамами.

Домой я двинулся в компании нашего лучшего свиновода, который уговаривал меня зайти и посмотреть на чудесных свиней, достойных самого таки. Согласился я только, чтобы поскорее от него отделаться. Запах что-то меня не воодушевил. Ну, их, этих свиней.

Подходил к хижине, уже почти выветрив остатки алкоголя.

А это что за ... Алка, б..., неужели другого места не нашла наставить мне рога, кроме как у порога моего же жилища.

Впрочем, в следующее мгновенье я понял, что напрасно матерю свою подругу: исходи инициатива от неё, или, по крайней мере, будь она не против, её не приходилось держать вчетвером.

Не знаю, вошла ли моя атака против четырёх противников в историю местного боевого искусства, но клич "Убунаху!", с которым я кинулся в бой — точно получил распространение.

Первый удар своего дрына, я обрушил на плечо парня, пристраивающегося к Алке сзади. Тот, изменив намерения, скрючился на земле, жалобно заскулив. Остальные трое, бросив девчонку, повернули ко мне. Ага, оскорблённые мной "фалоформовщики". Один из троицы, примерно мой ровесник, однако был не из них. Ясно обиженные чужаком ребятишки пожаловались старшему брату.

Этого братца, как самого опасного из оставшихся противников, я и атаковал. Первый удар пришёлся ему точно в лоб. Никакого результата. Второй. То же. Он что, противоударный?! Я так не играю. В третий удар я вложил все свои силы. Моё оружие с треском переломилось о голову врага — всё-таки наскоро выломанная палка, предназначенная для защиты от обнаглевших свиней и для педагогических целей, не сравнится с местными боевыми дубинками из твёрдых пород дерева, которые выстрагивают неделями. Противнику моему хоть бы хны. С обрубком палки пячусь от начинающих охватывать меня с трёх сторон папуасов, выставивших ножи. А где мой? Привычное место, петля на левом боку повязки, пустое. Да, совсем хреново. И не убежишь — эти уроды теснят меня к стене хижины. Алка сидит в ступоре за их спинами. Всё, конец моим планам о прогрессировании туземцев... Хотя... Не конец!!!

Чёрно-коричневый вихрь, снёсший всех троих моих врагов и наградивший их серией пинков, успокоившись, превратился в Боре.

Слышал я что-то насчёт того, что бегемот очень опасный зверь, несмотря на кажущуюся неуклюжесть.

-Ты нож мне давал на празднике — сказал толстяк — Ребро от свиньи отрезать, да и забыл забрать. Нож хороший. Ну, я и решил, что надо вернуть.

-Спасибо — ответил я, забирая подарок Темануя.

Из неудавшихся насильников возле моей хижины осталось только двое: с повреждённым плечом и самый старший, на которого, всё-таки подействовала серия ударов в лоб. Этот теперь сидел и как-то удивлённо озирался вокруг. Остальные "павианы" успели уже ретироваться.

Мой спаситель осмотрел поверженных мной противников.

"Силён же ты бить" — с уважением произнёс он, констатировав перелом ключицы у первого — "С таким ударом таки в регои запросто возьмёт. Подучиться немного, и хорошим бойцом будешь. Эй, забирай своего приятеля" — обращаясь ко второму, продолжил Боре — "И проваливай быстрей". С этими словами он потянул парня за висевший на шее амулет. Верёвка лопнула, оставшись вместе с продолговатым камнем зелёного цвета в руках толстяка. А хозяин амулета брякнулся обратно на пятую точку, подняв небольшое облачко грязных брызг.

С двух несильных пинков фанатику-свиноводу всё же удалось поставить пациента на ноги и тот, по-прежнему удивлённо озираясь вокруг, потащил своего покалеченного приятеля прочь. Боре свирепо смотрел им вслед, крутя трофей вокруг пальца.

-Что это за камень? — вопрос вырвался у меня машинально,

-Сонавский, по-моему — ответил мой спаситель — Такие они иногда приносят на обмен.

-Он тебе нужен? — спросил я, озарённый неожиданной догадкой.

-А тебе зачем? — хмыкнул толстяк — Понадобится такой, попроси своих родственников сверху, они тебе двадцать таких принесут.

-Да так, интересно — произнёс я.

-Ладно — протянул мне веревку с камнем Боре.

-Спасибо — поблагодарил я и добавил — Когда там поросёнок подрастет?

-Через луну можешь забирать.

Глава четвёртая

В которой герой под давлением общественного мнения принимается исправлять то, чего вовсе не совершал.

Бурные события вечера обернулись бессонной ночью. Причём, обычные занятия оказавшихся наедине мужчины и женщины играли далеко не главную роль. То есть, конечно, без этого мы с Алкой тоже не обошлись. Но в основном я почти до самого утра выяснял у моей подруги о возможных последствиях произошедшего боевого столкновения. Местные законы меня просто убили своей непонятной логикой: с одной стороны, изнасилование женщины-дареойки, да ещё своей односельчанки, по туземным понятиям тяжкое преступление; с другой — я, не будучи мужем или родственником, не имел право вмешиваться, хотя, если бы эти молодые отморозки успели бы Алиу изнасиловать, то я мог бы их побить. За перебитую ключицу, слава богу, меня, скорее всего, не ожидало что-либо серьёзное; по крайней мере, родственники пострадавшего не должны отплатить тем же: самое большее, что могло грозить — это "выплата компенсации по временной нетрудоспособности" покалеченному. Если изувечивший не мог возместить ущерб, то он поступал в полное распоряжение семьи покалеченного, пока тот не выздоровеет окончательно — в этом случае состояние своеобразного рабства могло длиться годами, особенно если заполучившее бесплатную рабсилу семейство имело наглость заявлять, что их родственник до сих пор не в состоянии нормально работать. Мне, впрочем, такого опасаться не стоило: во-первых, сопляк, ещё не вышедший из Мужского дома, не считался полноценным работником, а во-вторых, предъяви мне его семья серьёзные претензии, керамика, особенно модернизированная при моём участии, довольно дорогая вещь. А если мало будет — то Алкина родня поможет.

Гораздо опаснее во всей этой истории была возможность мести со стороны Длинного, как звали старшего приятеля "павианов", и его дружков. По мнению Алки, лучше бы я этого придурка вообще убил — тогда мне уж точно пришлось бы бежать к родственникам в Сонав, но так хоть было бы за что. А сейчас, вроде бы я в отношении Длинного не совершил ничего такого, за что пришлось бы отвечать перед общиной или его родственниками, но учитывая паскудный характер этого типа, можно ожидать неожиданной встречи с его шайкой в самый неподходящий момент.

Моё состояние на следующий день можно было охарактеризовать как сочетание напряжённого ожидания грядущих неприятностей и борьбы со сном. И не спрашиваете — как такое возможно. Возможно, да ещё как!

До вечера я проторчал в мастерских в компании Алки и Понапе. Больше за весь день никто не появился. Что уже казалось мне дурным знаком. Хотя и прежде бывало частенько, что на поляне находилась только наша троица. Тем более, сейчас, когда путь от деревни до подножья холма, облюбованного ещё учителем хромоногого под гончарную мастерскую, приходилось проделывать под дождём и по колено в грязи. Но когда ждёшь подвоха, признаки чего-то нехорошего мерещатся во всём.

Понятно, что о предполагаемом кусочке медной руды, доставшимся мне в качестве трофея, я думал в последнюю очередь. Тем более, Понапе говорил насчёт возможных моих проблем практически то же, что и моя подруга.

Домой я вернулся уже на закате. Хижина встретила пустотой и тишиной. Если днём сюда и заглядывали Длинный и его дружки с целью поквитаться или староста со своей свитой для проведения дознания по факту совершённых мною общественно опасных деяний, то никаких следов своего пребывания никто не оставил.

Алка велела мне сидеть и не отсвечивать (в том числе и в буквальном смысле — то есть, не разводить огонь), а сама рванула к себе домой. Соскучиться от бездействия и накрутить себе нервы от переживаний за девушку и ожидания появления противника я не успел. Шлёпанье по мокрой земле плетёных тапочек — единственно известной местным обуви — и шумное пыхтение нескольких человек заставили немного насторожиться. Но бодрый голос моей подруги сразу успокоил. Толпа, которую она привела, оказалась её отцом, дядькой (кажется по материнской линии) и пятеркой прочих родственников. Боевые дубинки в руках пришедших говорили о серьёзности ситуации: вряд ли семеро взрослых мужиков и крепких парней стали бы разгуливать по родной деревне с оружием без оснований.

Алка принялась было тараторить. Но её батя моментально оборвал эмоционально окрашенный, хотя и малоинформативный словесный поток.

Не знаю, как насчёт талантливости в каких-либо сферах в свете фразы: "Краткость сестра таланта", но Ваторе находился с данной дамой в определённом родстве. За пять минут он довольно толково обрисовал ситуацию, в которой я оказался.

Дело повернулось весьма хреновато. Причём перебитая ключица обитателя Мужского дома, попавшего под дурное влияние Длинного и Ко, вообще никаких проблем не создавала — отец подростка умер несколько лет назад, взрослых мужчин со стороны близкой родни его матери тоже не было, а сама бедная женщина готова удовлетвориться в качестве компенсации пятёркой горшков и чашек нового образца. И вообще, похоже, она была даже немного рада, что её дитя отделалось одним переломом — не такая уж большая расплата за дружбу с Длинным, а, глядишь, после такого и сам пострадавший предпочтёт держаться подальше от дружка, втягивающего своих приятелей в неприятности.

Не грозила мне и месть со стороны Длинного. По причине того, что три моих удара в лоб напрочь отбили ему память, и теперь недавняя гроза всего Бон-Хо с округой и головная боль нашего старосты находится в хижине шамана. Шайка же, лишённая предводителя, пребывает в полной дезорганизации.

И вот отсюда-то начинаются мои неприятности: и многочисленная родня заработавшего амнезию баклана, и вся деревня полагают меня после этого сильным и опасным колдуном. Но если большинству народа на это, в общем-то, пока пофиг, то семейство Длинного уже шумит по поводу негодяя, который вынул душу из бедного мальчика.

Понял я также, что если раньше Ваторе и прочие Алкины родственники считали меня чудаковатым малым, пусть и овладевающим перспективной по местным меркам профессией, то теперь я вырос в их глазах: перебить с одного удара ключицу, причём не боевой дубинкой, а совершенно несерьёзной палкой, годной только свиней отгонять — это надо уметь. А уж лишённый памяти Длинный — вообще... Короче, батя моей подруги отныне готов хоть завтра отдать мне её в жёны.

Если честно, не люблю дутую репутацию: очень уж неудобно выходит, когда потом оказывается, что ты не оправдываешь надежд окружающих.

Но в сложившейся ситуации, чует моё сердце, бесполезно оправдываться и говорить, что покалечил пацана случайно, и вряд ли сумею повторить подобное деяние. И тем более никого не убедишь в случайном и непреднамеренном характере случившейся с Длинным потери памяти.

В общем, ночь я провёл в доме Алкиной семьи. А наутро в сопровождении молодняка, вооружившегося дубинками, отправился по пострадавшим. Первым номером шёл самый простой случай. Мамаша и старшие сестры подростка соглашались всего на пару горшков и пару мисок — разумеется, сделанных по новой технологии. Я, глядя на испуганно жмущихся друг к другу женщин, был настроен великодушно пообещать выплату требуемой компенсации. Но тут в разговор влез один из моих потенциальных родственников, толкнувший небольшую речь насчёт ответственности родителей за воспитание детей. В итоге бедные тётки согласились на всего один горшок. Сам же потерпевший всё время, пока шли переговоры с его родственницами, сидел, уткнувшись лицом в земляной пол, не рискуя встречаться со мной взглядом.

Увы, с семейством Длинного разговора как такового не получилось: те просто с безопасного расстояния орали насчёт сонайского колдуна, намеревающегося при преступном попустительстве старосты извести всю деревню. К этому времени меня, кроме четвёрки Алкиных кузенов сопровождала толпа зевак, в которой я заметил и держащуюся вместе группку регоев нашего босса. К вящему удовольствию публики, жаждущей бесплатного представления, мы с пострадавшей стороной не подкачали и расстались на повышенных тонах.

В сопровождении разросшейся до сотни с лишним человек толпы я двинулся к обиталищу главного деревенского кудесника. Здесь мне тоже ничего хорошего не сказали. Я то, по наивности своей полагал, что Вокиру, как всякий нормальный служитель потусторонних сил — обыкновенный мошенник, пудрящий мозги наивным папуасам. Каково же было мое разочарование, когда я понял, что старый хрыч на самом деле верит в ту пургу, которую несёт окружающим. Хорошо ещё, что он даже не въехал в моё отношение к мистике и колдовству — по причине невероятности для туземцев подобного взгляда на вопрос. Мою робкую попытку откреститься от авторства амнезии Длинного шаман пресёк, прочитав длинную и поучительную проповедь на тему нежелания современной молодёжи отвечать за свои поступки.

Единственное, что немного внушало надежду — пациент, не помня ничего и не узнавая окружающих, тем не менее, сохранил речь и немалую часть бытовых навыков. По крайней мере, кормить его с ложечки и менять пелёнки не приходилось. Так что не исключено, что со временем Длинный или вспомнит всё, или приобретёт новый багаж знаний и опыта, который позволит ему нормально жить, а не глядеть на окружающий мир как баран на новые ворота (хотя в данном контексте — новый баран на ворота). Но мне-то нужно как-то выпутываться из данной ситуации не в отдалённом будущем, а здесь и сейчас. Так что единственное моё спасение — немедленное и полное восстановление памяти этого гопника и баклана. И все возможные отговорки насчёт того, что процессы, протекающие в человеческом мозгу, современной наукой до конца не познаны и не объяснены, и что поэтому удар по голове может привести к самым непредсказуемым последствиям — всё это для местной публики нелепые попытки колдуна перевести стрелки на неведомых духов.