Карточный домик для Микки Мауса

— Муж ко мне прекрасно относится и любит их.

— Я вижу.

— И в чем заключается ваше соглашение?

— Я рассказываю ему о себе, он открывает мне собственные тайны.

— И как, уже рассказали?

— Показал.

— Все-все? — в голосе Вики отчетливо прослеживалось недоверие.

— Не все, — не стал лукавить Антон. — Но у нас еще будет время.

— Собираетесь и дальше держать его взаперти?

— Нет. Но мне отчего-то кажется, что мы не перестанем общаться даже после того, как он найдет в себе смелость открыться отцу.

— Вы этому его учите? А вам не приходило в голову...

— Что ваш свекор и слушать его не станет?

— Меня он не слушает, а Мира... — Вика запнулась, вздохнула, снова посмотрела в сторону резвящихся мужа и детей, и добавила, — мне кажется, что они вообще не способны нормально общаться. Свекор вечно орет и поучает, а Мир... он вжимает голову в плечи и молчит. А потом...

— Делает все на зло ему. — Закончил за нее Антон. — Это плохо, Вика. Так он когда-нибудь и жизнь самоубийством покончит, только чтобы отцу досадить.

— Нет! Мир никогда...

Но Антон поднял на нее глаза, и девушка осеклась. В отличие от нее он видел, как Мир приставлял к груди разделочный нож и какие глаза у него были при этом.

Продолжить разговор им не дали. От детской площадки прибежала Анечка — старшая дочка Мира и Вики, и первым делом кинулась к Угрюму. Тот, признаться, не ожидал от пятилетнего ребенка такой доверчивой непосредственности.

— Дядя Угрюм, а ты меня покатаешь? А то мы с Любкой на папе не помещаемся.

Антон опешил. Посмотрел на Мира, который стоял в отдалении и держал младшую дочку на плечах, при этом явно с любопытством косясь в их сторону.

— Это тебе папа посоветовал ко мне обратиться?

— Ага, — радостно кивнула девочка, — он сказал, что ты добрый, хоть и угрюмый.

— Ну, — Антон был вынужден подняться, — раз папа сказал, значит, так и есть. Не стал бы ваш папа вам с Любой врать.

— Да! — радостно прокричала Аня, вскинула руки вверх и привстала на цыпочки, потянувшись к мужчине. Тот легко подхватил её на руки и усадил к себе на плечи. Шагнул в сторону площадки, но, замер, услышав, — это папа только дедушке постоянно врет и нас учит, а нам с мамой только правду говорит.

Да, дети — по — истине находка для шпиона. Угрюм улыбнулся кривой, неумелой улыбкой и зашагал дальше.

— А почему только дедушке, ты знаешь?

— Потому что дедушка не верит в папу. Но так нельзя. Мама говорит, что в мужчин надо верить, тогда они будут такими же хорошими, как папа и дядя Егор.

— А дядя Егор — это кто?

— Это мамин дядя. Мама папу не любит, а дядю Егора да.

Все интереснее и интереснее, если даже детям так открыто говорится о странностях семейства Гороховых, то какие еще скелеты скрываются в их шкафу? Но во всей этой ситуации больше всех Антон осуждал старшего Горохова. Как можно иметь такой вес в сфере бизнеса, но совершенно не разбираться в людях. Или у Эдуарда Владленовича это относится лишь к его самым близким родственникам? С другой стороны, с чего-то ведь должно было все это начаться. Почему он настолько разуверился в собственном сыне? И почему сам Мир так отчаянно не хочет, чтобы родной отец узнал его с хорошие стороны?

— Так и знал, что ты не откажешь! — в голосе Мира звучала неприкрытая радость.

— А я тоже, я тоже хотю! — воскликнула Любочка, которая сидела на плечах отца.

— И что же ты хочешь?— придерживая Аню за ножки, поинтересовался у младшей девочки Антон.

— К дяде Угрюму.

— Ну, — протянул тот, — если тебе так хочется...

Он пересадил Аню на руку, наказав, чтобы крепко-крепко держала его за шею, и протянул другую руку в сторону Мира. Тот удивился, но послушно передал ему вторую дочь. Так, стоя с двумя девчушками на руках и в пол уха слушая их детский лепет, Антон смотрел на него и, казалось, разговаривал одними глазами.

"Поговори со мной. Я хочу помочь тебе. Вам всем".

Мир отвернулся.

— Поздно уже, — произнес он тихо.

— Но папа! — запротестовали девчонки, когда Угрюм с предельной осторожностью опустил их на землю.

— Ваш папа прав. Вам ведь еще до дома добираться. Хотя, мы могли бы подвезти, — обронил Антон, словно, между прочим.

— Не нужно. — Вмешалась подошедшая к ним Вика, поправляя на плече элегантную сумочку. — Мы лучше на такси.

— Почему? — попытался настоять Антон, но Вика скосила глаза на мужа и не ответила. — Мир? — позвал тогда мужчина.

— Я не готов к встрече с ним, к тому же, — он поднял на Антона пустые, грустные глаза, — за мной должок, — и улыбнулся.

Антон поймал себя на мысли, что хочет его обнять. Просто прижать к себе, просто утешить. Но вместо этого он погладил по светлым головкам его дочерей, и они все вместе пошли в сторону выхода из парка. Девчушки, держась за руки, что-то весело щебетали всю дорогу, о чем-то спрашивали. Вика вела за руку Аню, Мир — Любу. Угрюм шел справа от него, отмечая, как Мир, неосознанно, все время пытается ближе к нему придвинуться.

Они отправили Вику с девочками на такси, а сами забрались в машину Антона. Та нагрелась на солнце, поэтому пришлось какое-то время посидеть с открытыми дверьми, прежде чем заработал кондиционер.

— Я не верю, что он когда-нибудь сможет меня услышать, — тихо обронил Мир, глядя в окно.

— Все зависит от того, как ты ему обо всем скажешь.

— Ты ведь пока даже не знаешь, о чем я должен буду рассказать.

— Не знаю, но догадываюсь. К тому же, раз ты уже дозрел до мысли, что рассказать все равно придется — это уже полдела.

— Дозрел только потому, что ты со мной. — Обронил Мир, и понимай, как хочешь.

Антон вздохнул. Возможно, и непрофессионально быть настолько увлеченным собственным подопечным, но с каждым днем все глупее было бы отрицать, что он не испытывает к нему никаких чувств. Антон предпочитал быть как минимум честным с самим собой. И, хоть он и не мог сказать наверняка, что твориться у Мира в душе, все эти неумелые намеки с его стороны были более чем прозрачны. Они оба двигались друг к другу.

9. Ужин при свечах

Ужин готовил Антон, выставив Мира за дверь кухни и потребовав, чтобы тот переоделся во что-нибудь приличное. Мира это весьма смутило. Конечно, помощники Антона приволокли из городской квартиры Горохова весь его гардероб, и с одеждой проблемы бы не возникло, но... Что он задумал, черт возьми?! Неужели соблазнять по всем правилам?

Мир отчаянно затряс головой и в пятый или шестой раз по счету попытался завязать галстук. В последнее время, если случалась необходимость, этим занималась Вика. А сам Мир слегка потерял навык, к тому же ему мешали мысли, от которых он уже не знал, куда бежать, где прятаться. Чувства захлестывали его, как штормовые волны, он задыхался, он тонул. Еще никогда его тело так однозначно не реагировало на присутствие рядом с ним другого человека, мужчины. Но сейчас, словно сошло с ума. Мир ощущал себя последним недотраханным девственником, так бурно он реагировал даже на случайные прикосновения Антона. Тот, похоже, этого совсем не замечал. Мир делал все, чтобы не заметил. Но ему самому приходилось туго.

В машине он коснулся его дважды. Оба раза случайно. Вроде бы, ничего особенного, но Мир с трудом удержал себя, чтобы не потянуться за прикосновением. Потом в парке, когда Антон забирал у него Любочку. Они соприкасались руками. Мир придерживал дочь, чтобы Угрюм, не дай бог, её не уронил, и в тоже время касался его, чувствуя, как жжет подушечки пальцев его грубая, мужская кожа. И этот запах... Мир и помыслить не мог, что когда-нибудь так остро будет реагировать на запах самого обычного мужского одеколона. С ума сойти можно!

Галстук он так и не повязал. Остался в кремовой рубашке с коротким рукавом и шоколадного цвета брюках. К вечеру погода начала портиться, возможно, ночью будет дождь, но Мир все равно пренебрег пиджаком. За день дом так накалился, что мучиться в двух слоях ткани не имело смысла.

На кухне его ждали изысканно накрытый стол, свечи и преобразившийся хозяин дома. У Мира перехватило дыхание. Не от антуража, нет, от Угрюма, облачившегося в белоснежный костюм и, в отличие от некоторых, не пренебрегшего галстуком.

— Что за праздник? — неуклюже попытался пошутить Мир.

— Отмечаем начало новой жизни.

— Нашей?

— Пока только твоей.

— Что-то я не чувствую особой разницы.

— Когда расскажешь мне, как все было, почувствуешь, — откликнулся Угрюм и выдвинул для него стул.

— Так вот для чего все это... — с легкой толикой разочарования, обронил Мир и непроизвольно вздрогнул, когда почувствовал чужое дыхание на своей шее.

— Не только, — прошептал Антон, обошел стол и сел напротив него.

Мир смотрел на мужчину во все глаза, прижимая ладонь к тому месту, где почувствовал его дыхание на своей коже.

Антон секунду наблюдал за ним, потом не удержался и усмехнулся.

— Могу только догадываться, какой у тебя темперамент, если ты так бурно на все реагируешь.

— Да, нет, я обычно... — по инерции попытался объяснить Мир, но замолк. До него только в этот момент дошло, на что тот намекает. Парень вздохнул и отвел взгляд. — Напротив, меня может очень долго вообще не тянуть к этому делу.

— Что же тогда ты так дергаешься?

— Не знаю, — взгляд Мира стал отрешенным.

— Темперамент может зависеть от партнера, — задумчиво обронил Угрюм, внимательно следя за его реакцией на свои слова.

Мир снова вздрогнул, но, стремясь скрыть собственную неловкость, вскинул голову и впился взглядом в лицо мужчины.

— Значит, мне еще не попадался достойный партнер.

Мужчина криво усмехнулся и предложил вина.

— Красное полусухое.

— Я знаю эту марку.

— Тебе налить?

— Решил поухаживать за собственным подопечным?

— Для подопечного, каким бы он ни был, я не стал бы накрывать такой стол.

— Тогда кто я для тебя? — в лоб спросил Мир.

Но мужчина не ответил. Молча встал. Подошел к нему и медленно наполнил высокий бокал вином, изысканного темно-вишневого цвета. Мир смотрел, на его руки и перед глазами стояло такое, что он сам не заметил, как покраснел. Попытался отвести взгляд, посмотреть на что-то другое, поднял глаза и... Антон смотрел на него с едва уловимым сожалением. Он поставил на стол бокал, потом бутылку, обернутую белоснежной тряпочной салфеткой и, уперев ладонь в столешницу, склонился над парнем.

— Ты смотришь на меня такими глазами, что я сам не знаю, чего мне больше хочется — добиться от тебя ответов или забить на все и поддаться моменту. И после этого ты еще называешь себя подопечным?

— Тебе проще. Ты точно знаешь, что хочешь.

— Да? А разве я только что не признался, что сам не знаю, чего хочу?

Мир под его взглядом нервно сглотнул.

— У тебя хотя бы есть опыт в таких делах.

— В каких? В том, чтобы страстно желать соблазнить человека, за лечение которого мне отвалили кругленькую сумму?

Мир моргнул. Он совсем забыл о том, с чего все начиналось. С отцовских денег и с лечения. Антон напомнил. Окончательно решившись и не думая ни о чем, он начал говорить. Антон все так же нависал над ним и это вселяло в душу Мира куда большее смятение, чем то, как он отреагирует на правду.

— Я не играю, я работаю. А отцовским вертухаям насрать. Они просто фоткают меня во всех видах и предоставляют ему так называемые доказательства. Они вообще за те бабки, что он им ежегодно отваливает, все, что хочешь, состряпают. Им выгодно, чтобы я был именно таким, как все думают.

— И какой же ты на самом деле? — тихо спросил Антон, распрямился и вернулся на свою сторону стола.

Мир теперь смотрел лишь в свою пустую тарелку. Они так и не успели приступить к еде.

— Я украл свой собственный аттестат. Отец отправил меня на экономический, где я не хотел учиться, но отвалил за обучение столько, что всем было глубоко плевать, какие у меня там документы в личном деле лежат. Я забрал аттестат и сам, без его помощи поступил на факультет кибернетики. Тоже на очное. Окончил с отличием. На четвертом курсе нашел работу по специальности. Техником в одном маленьком казино. Быстро освоился. Разобрался, что к чему. К пятому курсу сменил место работы, и ушел в солидный игровой дом. Там налаживал светотехнику, чинил игровые автоматы. Иногда... Отец тогда мне часто под нос совал мои фотки за карточным столом, не подозревая, что я отлавливал шулеров, а не денежки его кровные в карты спускал. Один раз как-то неожиданно получилось заметить махинации с картами одного левого парня, и хозяин казино взял себе на заметку, что я и это могу.

Он устал говорить и замолчал. Но Антон не собирался давать ему возможность, замкнуть в себе.

— Почему ты ему сразу не объяснил? За что решил наказать столь изощренным образом?

— За Вику. — Сипло откликнулся Мир, чувствуя, как мутится взгляд от подступивших слез. — Знаешь, когда я впервые научился готовить? — он медленно поднял глаза и посмотрел на Антона. Тот сидел молча, почти не шевелясь, словно превратившись в весьма правдоподобную восковую фигуру из всем известного музея Мадам Тюссо. — Когда он заставил нас расписаться. Закатил шикарную свадьбу. Приволок прорву каких-то своих, даже незнакомых нам гостей. Запер в своем доме на ночь, чтобы первая брачная ночь и все такое. Хотел, судя по всему, сам убедиться, что все у нас с ней будет, чтобы потом ни я, ни она отвертеться не смогли. Вот я в два ночи и готовил для своей новоиспеченной жены хоть что-то пожевать, так как на этом диком спектакле, который гордо именовался нашей с ней свадьбой, ни мне, ни ей кусок в горло не лез. А она сидела, смотрела на меня и улыбалась сквозь слезы. Я ведь у нее первым был, благо, что в отличие от нее, уже представлял, что делать, так как были у меня и другие девчонки. Но ты не представляешь, каково это, когда понимаешь, что она тебя не любит, даже не увлечена, да и ты сам...

Мир запнулся. Обхватил себя руками. И с силой прикусил губу. Потом схватил со стола бокал с вином и залпом осушил его. Посмотрел на противоположную сторону стола и обнаружил, что Антона там уже нет. Запрокинул голову и встретился с ним взглядом. Мужчина, стоящий рядом с ним, отобрал у него пустой бокал из-под вина, поставил на стол и взял Мира за руку, заставил подняться. А потом обнял.

Парень вначале растерялся, потом, уже не задумываясь, уткнулся лицом ему в плечо и заговорил снова.

— Он, когда понял, что паинькой я никогда не буду, решил назло мне приемника заиметь. Такого человека, которому, как он говорил, он сможет после себя оставить свой бизнес, чтобы не опасаться, что его нерадивый сын разбазарит все без зазрения совести. Егор хороший парень, мне он даже нравится, честно. Он тоже под покровительством папеньки долго считал меня последним ублюдком и жалел Вику. А когда они с ней уже встречаться начали, и он обнаружил, что я их покрываю, заставил ему все рассказать под честное слово, что он отцу ничего не скажет. Вот теперь тихаримся втроем, еще и девчонки нам помогают. Если отец узнает, что Вика мне изменяет, а я этому еще и потворствую, с него станется нас с ней родительских прав лишить и девочек отобрать, но я ведь не смогу без них... — на этих словах его голос сорвался, он коротко вздохнул и прошептал на последнем дыхании, — и она не сможет.